«Записки блокадного человека», Лидия Гинзбург

Писать об этом тексте очень сложно, потому что о нём уже написано много. Литературоведам и историкам Лидию Гинзбург — филолога ленинградской формальной школы, пережившей разгром этой школы в конце 1920-х и 1930-е, писательницы, интеллектуалки, тексты которой смогли появиться в печати только к концу ее жизни, в 1980-х, — представлять вряд ли надо. История Лидии Яковлевны — человека, чья профессиональная, творческая, вообще большая жизнь начиналась накануне сталинского террора и из-за него по-настоящему не случилась, — впечатляет сама по себе. А в 2000-х популяризацией наследия Гинзбург к тому же занялось очень много авторитетных людей из условного круга журнала «Новое литературное обозрение».

Так получилось, что с текстами Гинзбург у меня связано много личных историй — я всё время сталкиваюсь с ними в какие-то очень особенные моменты жизни. «Записки блокадного человека» я взялась читать в третий, кажется, раз —мы разбирали их с участницами моего семинара в школе «Среда обучения» после разговора о документальном в литературе — и, кажется, наконец-то впервые хотя бы насколько-то поняла этот текст.

«Записки...» рассказывают читателю, как был устроен условный один день ленинградского интеллигента в блокаду — в основном в самое страшное время, зиму 1941-1942 годов. Этот текст, в принципе, можно читать, даже если вы боитесь описания блокадных ужасов — письмо Гинзбург очень целомудренно, самое страшное она оставляет за кадром. Зато показывает, как меняется психика человека, которого настигла глобальная катастрофа, но жизнь которого еще отчасти похожа на «довоенный» быт и не сразу утрачивает это сходство.

Один из основных вопросов, который при этом занимает Гинзбург — вопрос, простите за не самую удачную формулировку, личной гражданской ответственности, который пытается для себя решить её собирательный интеллигент. Да и не только интеллигент — в принципе человек, оказавшийся не на фронте, как будто и в тыловой, полугражданской жизни, но при этом в чудовищных условиях блокады. Вот там, на фронте, воюют за нас и погибают люди, а мы-то что?

Гинзбург пишет о том, что выживание вопреки тем, кто поместил тебя в такие условия, кто хочет тебя убить, — само по себе сопротивление, поступок. Для интеллектуала, фигура которого ее занимает, она при этом предлагает ещё одно решение — но о нём я писать не буду, чтобы сохранить интригу для тех, кто не читал (а те, кто читал, наверное, понимают, о чем речь).

Что меня особенно зацепило, когда я обратилась к тексту в этот раз — описание пережитого рассказчицей в первые дни войны, когда всё уже изменилось, но жизнь в Ленинграде, до которого война пока не добралась, как будто была прежней. Теперь это многим из нас очень знакомо — как и дилемма гинзбурговского интеллигента. Но наше сегодня вообще другое, конечно, и чтение «Записок» очень помогает понять эту разницу.

«Записки...» Гинзбург есть в открытом доступе. Ниже я выложу пдф книги «Человек за письменным столом», вышедшей в издательстве «Советский писатель» в 1989-м — это одна из первых больших публикаций прозы Гинзбург разных лет. Я очень советую всем, кто любит литературу и интеллектуальную историю, ещё прочесть вошедшие в эту книгу записи Лидии Яковлевны — это и классная фрагментарная проза, и ценные свидетельства, важный документ своей литературной эпохи.

«Человек за письменным столом», Лидия Гинзбург, 1989

Из блокадных стихов. Геннадий Гор

* * *
С воздушной волною в ушах,
С холодной луною в душе
Я выстрел к безумью. Я — шах
И мат себе. Я — немой. Я уже
Ничего и бегу к ничему.
Я уже никого и спешу к никому
С воздушной волною во рту,
С холодной луной в темноте,
С ногою в углу, с рукою во рву
С глазами, что выпали из глазниц
И пальцем забытым в одной из больниц,
С ненужной луной в темноте.
Июль 1942

* * *
Лежу с женой вдвоем в квартире,
Да стол, да стул, да лампа,
Да книги на полу.
И нет уж никого. Лицо жены. Открытый рот.
Глаза закрытые глядят.
Но где же то живое, робкое? Где милое?
Людмила где? Людмила!
Я кричу во сне и так. Но нет жены.
Рука, нога, да рот.
Еще беременный живот,
Да крик зловещий в животе,
Да сын иль дочь, что не родятся.
И не поднять мне рук и ног,
Не унести. Она лежит и я лежу.
Она не спит и я не сплю.
И друг на друга мы глядим
И ждем.
Я жду, когда пойдет трамвай,
Придет весна, придет трава,
Нас унесут и похоронят.
И буду лживый и живой
В могиле с мертвою женой
Вдвоем, втроем и на полу не будет книг.
Не будет лампы. Но буду думать я —
Где ты? И что такое тут лежит?
Чья рука? Чья нога? Моя? Твоя?
И буду лживый и живой
В могиле с милою женой.
Вдвоем я буду как сейчас.
В квартире тускло. Я сижу.
Гляжу на мертвую жену.
Нога в могиле. А рукою
Она не трогает меня. Рука в раю
И взгляд угас. И рот уже отъели крысы.
Но вот нешумною рекою
Потекли. И снится лето. Я с женою
Вдвоем, втроем течем
Бежим, струимся. Но входит дворник.
Нас несут в подвал. И я кричу:
— Живой! Живой!
Но мне не верят. А жены уж нет.
Давно растаял рот. Скелет
И я вдвоем, втроем течем, несемся.
И нет квартиры.
Лишь лампа гаснет, то горит,
Да дворник спит не умолкая.
<Июль> 1942

* * *
Какая тревога на сердце простом.
Умерли гуси в ветре густом.
Остались без веток пустые кусты.
Висели без рек безстыдно мосты.
Вдруг море погасло.
И я
Остался без мира,
Как масло.

Больше текстов — здесь, подробнее о Горе — например, здесь

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ

я полола борщевик на могиле деда
президент готовился принять парад победы

мама не могла найти сына-моряка
под взорванным мостом текла себе река

мы помыли памятник, поставили сто грамм
бабушка сказала деду "Хорошо, ты там,

хорошо, что ты не видишь нынешней войны"
и молчали вместе с нами кладбища холмы

Александр Галич

Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога...
Дай-ка, братец, мне трески
И водочки немного.

Басан, басан, басана,
Басаната, басаната...
Что с вином, что без вина –
Мне на сердце косовато.

Я седой не по годам
И с ногою высохшей,
Ты слыхал про Магадан?
Не слыхал?! Так выслушай.

А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.

Я подумал, что конец,
Распрощался матерно...
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.

Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
"Был, – сказал он, – говны, съезд
Славной нашей партии.

Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения".

Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
"Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою..."

Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять на станции.

Ты представь – метёт метель,
Темень, стужа адская,
А на Нём – одна шинель
Грубая, солдатская.

И стоит Он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог Его – кайлом,
А сапог не колется!

Огляделся я вокруг –
Дай-ка, мол, помешкаю!
У статуя губы вдруг
Тронулись усмешкою...

Помню, глуп я был и мал,
Слышал от родителя,
Как родитель мой ломал
Храм Христа-Спасителя.

Басан, басан, басана,
Чёрт гуляет с опером.
Храм – и мне бы – ни хрена.
Опиум как опиум!

А это ж Гений всех времён,
Лучший друг навеки!
Все стоим, ревмя ревём,
И вохровцы, и зэки.

Я кайлом по сапогу
Бью, как неприкаянный,
И внезапно сквозь пургу
Слышу голос каменный:

"Был я Вождь вам и Отец,
Сколько мук намелено!
Что ж ты делаешь, подлец?!
Брось кайло немедленно!"

Но тут шарахнули запал,
Применили санкции –
Я упал, и Он упал,
Завалил полстанции...

Ну, скостили нам срока,
Приписали в органы,
Я живой ещё пока,
Но, как видишь, дёрганный...

Басан, басан, басана,
Басаната, басаната!
Лезут в поле из окна
Бесенята, бесенята...

Отвяжитесь, мертвяки!
К чёрту, ради Бога...
Вечер, поезд, огоньки,
Дальняя дорога...

«Поэма о Сталине», глава 4
1966 – 1969

Полина Барскова, «Седьмая щёлочь»

Сборник эссе Полины Барсковой о стихах переживших (или не переживших) блокаду — Павла Зальцмана, Натальи Крандиевской, Николая Тихонова, Сергея Рудакова, Татьяны Гнедич; Барскова часто упоминает Берггольц, немного рассказывает о стихах Зинаиды Шишовой, чуть подробнее — о Геннадии Горе. Дополняют эссе подборки текстов этих поэтов и поэтесс.

Эссе интересные и глубокие — Барскова занимается темой блокады очень много лет, обнажает перед читателем реалии, которые без знания контекста можно не заметить в текстах блокадных авторов. Большим открытием для меня стали стихи Натальи Крандиевской и особенно Татьяны Гнедич — над этими лишёнными надрыва, аккуратными и прекрасно выстроенными текстами я несколько раз расплакалась.

Сборник предваряет вступительная статья, где Барскова описывает свой опыт работы с блокадными текстами и рассказывает о том, почему она вообще это делает:

«Нежели смотреть как-то (курсив автора — А.В.), мне гораздо более бестактным, даже гибельным кажется не смотреть на них <блокадников> вообще и таким образом завершать их, отрицать их, погружать в забвение, отказываться, отворачиваться от них. Мне кажется, именно несмотрение приводит к тому, что память и речь о блокаде на данный момент застыли, мы не можем окунаться в них, как в одну из рек Аида, в сочувствии, тревоге, скорби, в потребности исцеления; мы крайне затруднены в выговаривании этого опыта, чтобы его усмирять, заговаривать, как боль».

«Седьмая щёлочь» вышла в Издательстве Ивана Лимбаха в 2020 году; из 2022-го эти размышления звучат совсем по-особенному. Очень рекомендую книгу всем, кого сейчас волнует история катастроф, тема работы памяти и проживания травмы.

Ниже — очень сильно впечатливший меня текст Татьяны Гнедич.

— «Седьмая щелочь» на сайте Издательства Ивана Лимбаха
— «Седьмая щелочь» на Bookmate
— Эссе Полины Барсковой о Татьяне Гнедич из «блокадного» номера журнала «Неприкосновенный запас» (насколько я смогла понять, этот текст частично вошел в версию, подготовленную Барсковой для книги)

Татьяна Гнедич, «Кошка»

Время что-то медлило немножко:
Шли часы. И ночь как будто шла,
Но цепляясь — за косяк, за ножку,
За мечтанье, за узор стекла...

В середине ночи призрак — кошка
Мягко соскочила со стола,
Соскочила и пошла к окошку —
Посмотреть, как вьюга занесла...

И в густом молчанье слышно было,
Как она по комнатам бродила,
Нюхала кастрюльки и лари,
Как она заглядывала в крынки,
Двигала иссохшие корзинки
И лакала проблески зари...

Павел Зальцман, «Ры-ры»

Я дурак, я дерьмо, я калека,
Я убью за колбасу человека.
Но пустите нас, пожалуйста, в двери,
Мы давно уже скребемся как звери.
Я ж страдаю, палачи,
Недержанием мочи!

17 сентября 1941 г., завод им. К. Маркса

(+ эссе Полины Барсковой о блокадных стихах Павла Зальцмана из книги «Седьмая щелочь»)

«Солдат пришел в увольнительную. Когда надо было идти обратно в армию, он в армию не пошел»

Павел Пряжко, «Солдат»

к душеспасительным новостям: издательство Popcorn Books совместно с автофикшн-вебзином Autovirus в начале декабря выпускает сборник рассказов молодых авторов «Невидимые голоса». Есть там и мой текст, чему я очень рада, потому что это первая серьёзная публикация моей прозы. Опен-колл для авторов проходил до февральских событий, когда мы не знали, что такое вообще возможно; то, что книга всё равно выходит, очень поддерживает меня и, надеюсь, других авторов. Новые голоса, мне кажется, сейчас очень важно сохранять — в том числе потому, что в будущем нам всем предстоит большая работа с тем, что происходит сейчас.
На сайте магазина Kiosk уже можно предзаказать книгу.

*Друзья, на канале ведутся технические работы: проставляю различные звёздочки и маркировки в связи с бесконечными обновлениями всеми нами любимых реестров для безопасности. Очень много и интересных ощущений по ходу дела, и наблюдений за особенностями телеграма, который, например, теперь показывает на превью в общей ленте цитаты из старых отредактированных постов. Надеюсь, вас это не смутит

ПОЛИТИК

Я трудиться не умел, грабить не посмел,
Я всю жизнь свою с трибуны лгал доверчивым и юным,
Лгал — птенцам.

Встретив всех, кого убил, всех, кто мной обманут был,
Я спрошу у них, у мёртвых, бьют ли на том свете морду
Нам — лжецам?

Редьярд Киплинг, из цикла "Эпитафии войны", перевод Константина Симонова

Каждый год 8 марта я составляю список недавно изданных на русском языке нехудожественных книг, которые говорят о женском опыте в разных его проявлениях. Страх, радость, удовольствие, гнев, бессилие, безразличие, воодушевление — в этих текстах есть место многим эмоциям, как и в каждой из нас. Не скрывайте переживаемое, найдите способ высказаться — не обязательно писать книгу, чтобы быть услышанной.

«Женщины на грани большого прорыва» Ульрика Кнутсон

Книга журналистки о «Группе Фогельстад» — независимом объединении шведских феминисток XX века, борющихся за избирательное право, сексуальное просвещение и защиту материнства.

«Женщины в России. 1700–2000» Барбара Энгель

Взгляд на четыре столетия жизни россиянок из разных сословий — дворянок, крестьянок и пролетарок — через призму гендерных исследований.

«Феминистский город. Полевое руководство для горожанок» Лесли Керн

Канадской географиня и урбанистка Лесли Керн показывает, насколько структура города — от его планировки до норм и обычаев, регулирующих общение его жителей и жительниц, — превратилась в пространство гендерной борьбы.

«Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России» Кристин Воробец

Монография почетной профессорки университета Северного Иллинойса, лауреатки Премии Хелдта в номинации Best Book in Women’s Studies о феномене кликушества в русской деревне XIX века.

«Сам секс. Как обсуждать, получать и доставлять удовольствие» Саша Казанцева

Инклюзивный гид по сексу и сексуальности от секс-просветительницы Саши Казанцевой.

«Право на гнев» Дарси Локман

Исследование американской журналистики о несправедливом распределение сил внутри современных семей. Почему мужчины до сих пор так мало делают по дому? Почему женщины до сих пор чаще всего в одиночку занимаются воспитанием детей?

«Яд материнской любви» Ольга Ярмолович

Первая книга на русском языке о делегированном синдроме Мюнхгаузена, основанная на детских воспоминаниях и вымышленных диагнозах авторки.

«Они сражались за Родину» Лори Стофф

Исследовательница гендера и войны Лори Стофф подробно раскрывает об участии русских женщин (крестьянок, работниц и потомственных дворянок) в Первой мировой и Гражданской войнах.

«Нездоровые женщины» Элинор Клегхорн

Исторический экскурс во всевозможные бредовые теории о женском организме, созданные врачами прошлого — от блуждающей матки до истерии.

«Феминистские исследования»

Выпуск журнала «Логос» прошлого года под редакцией проекта FEM TALKS, куда вошли тексты о феминистской урбанистике, критике науки, феминистской визуальности, а также переводы ключевых феминистских текстов.

#списки

Простите, не успеваю пока толком писать – ни в этот канал, ни вообще, – но хочу поделиться ссылками на два хороших опен-колла для тех, кто пишет:

🔥 Женщина в огне: «Горящая изба» и школа текстов «Мне есть что сказать» запускают литературный опен-колл

Мы знаем много книг и фильмов, в которых женщина — предмет обсессии, объект страсти, прекрасная дама, которую пытаются добиться. Но нам интересны другие тексты. Те, в которых женщина — субъект, актор, главная действующая героиня. Она очень хочет чего-то и прилагает все усилия, чтобы этого добиться. Она не боится брать ответственность за свою жизнь и может с головой уйти в проект, человека или чувство. Тема нашего опен-колла – «Женщина в огне», и мы ждём ваши тексты в жанре фикшен, автофикшен и эссе, исследующие тему обсессии.

Подробнее об опен-колле читайте на сайте.

Мы снова запустили опен-колл!

В этот раз всё просто: тема — эссе. Пишите о чем хотите и практически как хотите. Будьте честными с собой и с нами. Призываю пробовать писать всех: я верю, что каждому есть, что сказать. И у каждого уникальный способ говорения, ценный и нужный.

Подробности и референсы — http://notknowing.ru/opencall_essai

Дедлайн — 25 июня, есть целый месяц, чтобы блуждать и размышлять. Жду ваши тексты!

заказала обе книги Пресьядо + графроман "Никки", его тоже за 100 отдают

В нашем магазине мы продаем книги Пресьядо по 100 рублей. По очевидным причинам они не будут переиздаваться. Купить книги можно вот тут: no-kidding.ru/shop

Его «Квартира на Уране» прошла у нас незаметнее «Монстра», но я не устаю повторять, насколько это жизнелюбивая, духоподъемная, приводящая в движение книга, несмотря на то, что Пресьядо пишет о реакционной политике по отношению к квир-людям, росте неофашизма в Европе и прочих невеселых вещах.

Книга вышла с предисловием Виржини Депант, в переводе Наташи Протасени под редакцией Инны Кушнаревой, в прекрасном оформлении Анны Суховой, в полиграфическом исполнении, которое мы не можем больше потянуть: нет материалов, а если есть, то они неподъемно дорогие. Я довольна ей от и до.

И я желаю читателю, открывающему твою книгу, всех удовольствий мира. Добро пожаловать к Полю Б. Пресьядо, вы поднимаетесь на борт капсулы, и идея не в том, чтобы вы остались невредимы, но вы увидите, что всё произойдет совершенно безболезненно. Просто по ходу этих страниц каждый из вас увидит, в какой именно момент это произойдет, не отдавая себе отчета в том, что с вами сделали: вы повиснете вниз головой, и сила тяжести окажется давним воспоминанием. Вы уже будете в другом месте. И, закончив чтение, вы будете знать, что космос существует и он открыт для вас — именно там вы можете стать чем-то совершенно иным, чем то, что вам дозволялось вообразить. — Виржини Депант

Фото: студия surat.su

Хочу попробовать хотя бы немного писать сюда после долгого перерыва; первое время здесь будет довольно хаотичный читательский дневник или рассказы о книгах, которые я вспоминаю по разным случаям