Паула Модерзон-Беккер. Stillende Mutter, 1903*
(фрагмент текста, с которым связана картина)

*русифицированное название картины пока не нашла

(пост о книге «Быть здесь — уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер»: часть 1, часть 2| цитата 2 + картина 2)

«В музее Модерзон-Беккер в Бремене, ее музее, хранится самый известный автопортрет Паулы, тот, о котором непременно вспоминают, говоря о ней. Обнаженная до бедер, она стоит в три четверти, на шее — длинное янтарное ожерелье, грудь маленькая и острая, ок­руг­ленный живот. Она на четвертом или пятом месяце. В виде исключения она добавила внизу картины: «Я на­писала это в тридцать лет на шестую годовщину мо­ей свадьбы, П. Б.»

Но даты не сходятся. Двадцать пятого мая 1906 года Паула не была беременна. Ровно месяц назад она как раз убеждала Отто, что ребенок — не сейчас, не от не­го. И все же она обнимает свой живот заботливым и гордым жестом беременной женщины.

Модерзон-беккероведы, которых на Земле примерно три­дцать, спорят о том, что это значит. Апеллируют к ее раци­ону. Слишком много капусты и картошки. Автопортрет с набитым животом: еще тарелочку супа? Но она могла просто представлять, что беременна. В шутку надула живот, выгнула спину, выпятила пупок. Просто посмотреть. Автопортрет как вымышленная биография. Она пишет себя так, как хочет, и так, как представляет: она пишет свой образ. Красивая, веселая и немного игривая.

И это — внимание! — первый раз. Первый раз, когда женщина пишет себя обнаженной.

Раздеться, встать перед холстом и начать писать: вот моя кожа, мой живот, а вот как выглядят мои груди и пу­пок… Автопортрет обнаженной женщины, один на один с историей искусства. В том ли дело, что моделям нужно было много платить? Сознательный ли это шаг? Эта здоровая, спортивная, симпатичная, крепкая немка увлекается нудиз­мом и любит свое тело. Написать себя обнаженной — вот и всё. Никакого самолюбования, только работа. Прос­то нужно это сделать. Перед зеркалом или по фотографии. Просто нужно разобраться. Не знаю, осознавала ли она, что она — первая. По крайней мере на картинах у нее, обнаженной, вид всегда радостный».

Мари Дарьесек, «Быть здесь — уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер»

(пост о книге: часть 1, часть 2| цитата 1 + картина 1 | цитата 2 + картина 2)

Паула Модерзон-Беккер. Автопортрет на шестую годовщину свадьбы, 1906
(фрагмент текста, с которым связана картина)

(пост о книге «Быть здесь — уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер»: часть 1, часть 2| цитата 1 + картина 1)

Мне было сегодня лет, когда я узнала, что писательница и художница Ирина Пивоварова, жена Виктора Пивоварова и мать Павла Пепперштейна, – автор детских книг о Люсе Синицыной ("О чём думает моя голова" и другие), которые мама с любовью показывала мне, когда я сама училась в третьем классе, и которые мне тогда очень нравились. Из этих книг, например, я узнала, как делать секретики. О детских стихах Пивоваровой я знала, а об этом – нет, по-хорошему ошарашена и теперь хочу всё перечитать.

А вот ещё хорошая статья о самой Пивоваровой с репродукциями её графики.

Делюсь хорошей новостью: у сборника "Невидимые голоса", в котором в конце 2022-го вышел мой дебютный рассказ, появилась аудиоверсия. Для неё авторы сборника прочитали свои тексты сами, и мне это кажется очень крутым решением. Я, например, смогла попробовать выдержать в чтении ритм и интонацию, с которой текст звучит у меня в голове, а для меня она очень важна.

Послушать, как мы читаем, можно тут:

Букмейт
Строки
Литрес

***
Здесь душно, душно очень!
Здесь душно очень так!
Открой окошко, няня,
И сядь скорей ко мне.
В окно влетает ветер,
Он вносит сор полей.
В окно влетает поле
С осколками ветров.
В окно влетает рама,
Пылинками полна.
В окно влетает мама,
Как смерть она бледна.
В окно влетает папа,
Свой шарфик теребя.
Ах, папа, как давно я
Не видела тебя!
Ах, где вы с мамой были
Вдвоем все эти дни?
Куда уйти решили
Совсем, совсем одни?
Не отвечает папа,
Он открывает рот,
Но только улыбается
И только слезы льет

Ирина Пивоварова, из стихов, опубликованных в книге «Круглое окно»

КАТЯ КУСАЕТ БРАТА

1.
Катя не дружит с братом
потому что он ее обижает
бьет по голове
тяжелые подушки в нее кидает
все время
командует и считает
ее дурой

(при этом
давлении даже летом
до пяти часов
К. заставляют
мучиться над пианинной клавиатурой)

тогда как
Катя хотела бы жить в большом лесу
т.е. чтобы замок, река и лес
также мечтает о принце
который почему-то живет у нее в носу
(он похож на музыканта
из группы "Спейс")

2.
однажды
брат без всякого объявления
войны
без предупреждения
вдруг хватает
ее за ноги
и дергает
и поднимает
вверх

обычно Катя сразу ему сдается
и висит как тряпка, пока брат, наконец, не уймется

но
на этот раз
принцесса идет на принцип
решает
ему отомстить за всех

3.
за тех
кто живет в изгнании
не у моря
в дурацком городе
где кругом бетонные здания
за тех, кто против воли
вынужден есть жареную колбасу, пельмени
а не свежие какие-нибудь салаты
кто носит пузырящиеся колготки
которые маловаты
кого поставили на колени
кто полон боли
и внутренне умирает
кто отчаялся и более не мечтает
вернуться домой
и увидеть свои имения

4.
подвешенная
вниз головой
она решает
дать
последний
бой

5.
К. вроде плачет
и вдруг что есть силы
открывает
рот

и вот

за тех, кто подвергается пыткам и не ждет подмоги
за подробности быта
за тайную боль, которая всегда глубоко сокрыта
за все страдания
от увядания
жизни
за противные ноги
брата в шортах

Катя

кусает
кусает
кусает

Фёдор Сваровский

ещё давно хочу поделиться здесь стихотворением Ивана Басова, которое мне очень дорого, потому что когда-то выросло из наших с Ваней разговоров. И, при всём моём личном отношении, это ещё и отличный текст. Вот он:

***
имя твоего родного города
будто из романа в жанре фэнтези
нам со школьных лет они знакомы
гномы чьи подруги носят бороды
эльфы орки гоблины драконы

шутка ли сугроб огромный вымахал
над панельным домом баскетбольная
рыжая шершавая звезда
хоть ещё не кончилась руда
невозможно оставаться более

ты узнаешь мага ты почувствуешь
силой видно от него повеяло
в остальном обычный пассажир
что-нибудь рассказывает весело

вспомнятся оранжевые томики
персонаж однажды сообщивший
никогда никто не возвращается
вместо нас другие приезжают

и глядят на старые обои
и обложки глянцевого фикшена

декабрь 2013

Оказалось, что у группы Вани "Школа для дураков" даже есть что-то вроде демозаписи, в которой этот текст лёг на подходящий к нему постпанк:

Не умру же я вот так, —
Обнимая унитаз,
Обвернувшись вкруг него
И с блевотиной у глаз.
Не уйдет ведь жизнь туда,
Куда уносится вода, —
В трубы чёрные, как птица,
И куда заползают лишь мокрицы.
Может, надо жить вот так,
Как печальный унитаз:
Он смывает быстро грязь,
Устремив овальный глаз
В небо, в скрытую лазурь.
Пусть мешает потолок,
Он упрям и одинок.
Пусть завоет напоследок
Хор котят среди объедок:
«Жизнь есть боль, ведь жизнь есть боль».
Проскрипит квартет осин:
«Знай — когда ты ни заплачешь,
Ты заплачешь не один».
1972

Елена Шварц, "Сорокоградусные песни", часть 2. Полный текст стихотворения можно прочесть здесь (требуется vpn)

кофе транквилизаторы растертая в пальцах ветка полыни
чтобы добраться до дома нужно держаться за ключ
кажется видимый мир можно смахнуть в правый угол со следующим треком
твоя сестра спит со мной
ну же давай shove it shove it shove it

29.07.24

нехудожественный контент: моя подруга, замечательная корректриса и верстальщица Юлия, ищет работу. Мы с Юлей вместе выпустили не один текст, очень её рекомендую!

Друзья, коллеги, всем привет!
Ищу работу (как всегда, корректура/вёрстка). Будет круто, если у вас есть возможность репостнуть это в какой-то свой чат или канал (не важно, имеете ли вы хоть какое-то отношение к издательской сфере). Издательство, где я сейчас работаю, при смерти, и непонятно, вырулит оно на этот раз или нет. В общем, оставаться мне там теперь тревожно.

На данный момент ищу разные форматы: в приоритете постоянная работа в штате, но сейчас ситуация такая, что рассматриваю также частичную занятость, фрилансы и что там ещё бывает. Буду думать, что из этого выбрать и придётся ли что-то с чем-то сочетать.

Итак, занимаюсь корректурой (без редактуры) и книжной вёрсткой, ищу вакансию, соответственно, корректора или верстальщика. Лучше в штате, обязательно на удалёнке, а если график хоть немного гибкий — замечательно.
Работаю с разными издательствами с 2012 года, последние три года я верстаю книги, до этого преимущественно занималась корректурой. Хотелось бы так или иначе продолжить делать книги, но рассмотрю и другие варианты (скажем, работа с журналами, текстами для сайтов, соцсетей, музеев или что-то такое, что мне пока не пришло в голову).
Сферы и темы, которые мне интересны: художественная литература, гуманитарные науки, искусство, культура, благотворительность и разные помогающие инициативы. Куда-то в эту сторону, но это в идеале, а вообще я пока расширила диапазон поиска.
Когда-то я была жутко увлечена РЖЯ, учила его на курсах, интересовалась культурой глухих. Сейчас многое забыла, но мне всё ещё интересно, так что я была бы очень рада поучаствовать в проектах, связанных с этими темами.

Издательства (и не только), с которыми работала раньше или работаю сейчас: miranna, No Kidding Press, Modern Magic Press, Ad Marginem Press, ИД Мещерякова, MMOMA, Музей Москвы, РОСМЭН, МИФ, «Все вместе», «Шанс», Skillfactory, Байкальский интерактивный экологический центр и другие.
Осенью начинаю учиться онлайн на иллюстратора.

По запросу вышлю резюме, портфолио, сделаю тестовое, расскажу о себе подробнее и т. д. Если чего-то не умею, готова учиться, лишь бы и меня были готовы учить.
Пожалуйста, если даже у вас сейчас нет ничего на примете, имейте меня в виду, присылайте вакансии, рекомендуйте знакомым и всё в таком роде.

Писать можно сюда: @cheryomuhova.
Спасибо!

P. S. Насчёт фриланса: корректура больших текстов от 800 рублей за а. л., мелких — от 120 рублей за 1000 знаков с пробелами, книжная вёрстка от 60 рублей за полосу.

Мэгги Нельсон, «Синеты»

С этим текстом Нельсон у меня много лет складывались отношения по принципу «тот, кто в 15 лет убежал из дома, вряд ли поймёт того, кто учился в спецшколе». Несколько раз я бралась за книгу вскоре после того, как её издали на русском, и столько же раз бросала, потому что концентрация философских трюизмов, которые лирическая героиня Нельсон выдает на протяжении первой половины текста, для меня была просто невыносимой. «Мы не способны понять, что говорит тьма. Просто не способны», — это современная проза или фэнтези Ника Перумова?

Но в этот раз мы с «Синетами» более-менее подружились, поэтому давайте по порядку. Лирическая героиня текста, американка-интеллектуалка, преподает литературу, переживает брейк-ап с любовником, с которым они часто трахались в голубом освещении, и поддерживает подругу, получившую страшные травмы в автокатастрофе. Она увлечена синим цветом — настолько, что может говорить о любви к нему. Сам текст устроен как собрание пронумерованных фрагментов, соединенных размышлений о синем, любви и депрессии. Blue в английском — это не только «синий», но и «грусть», и эту многозначность Нельсон постоянно обыгрывает (оригинальное название текста, Bluets, если захотеть, можно перевести и как «Грустеты»).

Мне, как я уже говорила, всю первую половину книги было довольно тошно от банальностей, которые лирическая героиня Нельсон в трагической позе транслирует со ссылками на Гёте и Витгенштейна. Но последняя треть меня с текстом как-то примирила. Это момент, когда героиня начинает размышлять о превращении синего в чёрный, о природных обстоятельствах, в которых это случается: погружении в глубину воды или отдалении от Земли, выходе в космос. Вот в этих, например, фрагментах:

«Меня успокаивает мысль о том, что синий — цвет смерти. Я давно представляю приближение смерти как накат волны — вздымающейся стены синего цвета. Тебе суждено утонуть, говорит, всегда говорил мне мир. Тебе суждено спуститься в синюю бездну, полную голодных призраков, синих как Кришна, и синих лиц тех, кого ты любила. Они все тоже утонули. Сделать вдох под водой — что вызывает у тебя мысль об этом: страх или восторг? Если любишь красный цвет — режешь себя или стреляешься. Если любишь синий — набиваешь карманы камнями, пригодными для сосания, и направляешься к реке. Любая река подойдет».

«Что-то я все-таки помню: синева неба зависит от темноты пустого пространства за ним. Как написано в одном журнале по оптике: «Атмосфера любой планеты, подсвеченная звездой солнечного типа, на фоне черноты космоса будет голубого цвета». Получается, что синева — плод восхитительной случайности, рожденный пустотой и пламенем».

Вот эти метафоры и вообще этот переход от рассуждений о middle-aged women crisis к какой-то глубокой и подлинной, вечной, как космос, тоске и её природе действительно интересны, и после них книга уже не кажется такой легкомысленной. Очень хочу теперь прочесть «Красные части», где Нельсон работает с реальной историей убийства её тети и сталкивается с судебной системой — меня притягивает документальность этого текста.

к годовщине смерти папы поделюсь здесь несколькими фрагментами из стихотворения Оксаны Васякиной «Эти люди не знали моего отца»:

1

мой отец был дальнобойщик

он возил мертвых и живых кур арбуз трубу

иногда по зимам когда нечего было везти он простаивал в степи неделями

он ждал когда выкопают трубу из совхозных песков

он ждал

неделями

и смотрел как степь меняется к ночи а потом к утру

изо дня в день

степь красива и есть за что её любить

я люблю её хотя бы за то что на неё невозможно смотреть по долгу становится страшно тоска закипает в груди и хочется только бежать и бежать и бежать

пока степь не кончится

после кур он выметал помет и тушки погибших в пути птиц вместе с соломой со дна своего кузова и говорил

что больше никогда не станет возить птицу

лучше уж труба

она молчит и не смрадит не умирает

после арбуза он щурился от кислого запаха испорченных ягод

и выметал осколки зелёных корок черные семечки побуревшую от жары мякоть с налипшими мухами и землей

лучше уж труба он говорил

её приходится ждать но она не киснет и не смрадит

а после кур и арбуза еще до зимы все воняет хорошо когда ветерок а когда ветра нет стоять невозможно запах такой

что мужики ночью выгоняют со стоянки в степь

там спать



он умер от СПИДа

его похоронили над степью с видом на объездное шоссе



и теперь мне кажется что он лежит слушает степь и ждёт трубы

там под землёй у него портативный телевизор радио и газеты а ещё молоко

и он ждёт

когда поднимут все трубы со дна совхозных полей

тогда он погрузит трубу и поедет

повезёт молчаливые трубы

тяжелые ржавые трубы

<...>


3

по средам и иногда по четвергам

я езжу на такси к спортивно-развлекательному комплексу олимпийский

там стоят фуры с книгами

они привозят их из Петербурга и увозят в Петербург

я оказываюсь на стоянке где толпы мужчин передают друг другу тяжёлые картонные коробки

они часто подгоняют газели и грузят по двадцать тридцать пачек

у меня поставки небольшие

отправляю на Питер максимум пять коробок

и забираю примерно столько же

мужики которые привозят мне книги улыбчивые и всегда одни и те же

часто шутят со мной по-доброму про то что я сломаюсь с этими коробками или что даже если поставка оплачена Питером они все равно не откажутся

взять с меня ещё денег

у них на фуре изображена спокойная корова

она пасётся на лугу на фоне голубого бестревожного неба

у них в кузове очень сухо и пыльно

пахнёт картоном бумагой деревом типографской краской

и никакими не курями и кислыми арбузами

они почти не матерятся

я думаю иногда что дальнобойщики которые возят книги вообще никогда не матерятся

они счастливые люди

у них очень сухо в кузове

и за книгами приходят не воры труб а интеллигентные продавцы книг

но это конечно же не так

они матерятся и счастливы ровно на столько насколько счастливы русские дальнобойщики



я смотрю на их лица заглядываю в их глаза

мне кажется они знали моего отца

одного кажется я даже видела на поминках после похорон

он даже кажется подсел тогда к моей бабке и долго о чем-то говорил с ней

но это не так

эти люди никогда не встречали в дороге моего отца

они едут по другому региону

они едут по трассе где ели и ржавые болота перемежаются с березовыми рощами

мой отец ехал по югу России где ничего кроме степного ветра не переменяло степи

осень зима весна и лето меняли цвет степной травы

весной сладко пахло полынью и какой-то безродный куст цвёл светло-розовым цветом

этот запах был странный и очень щемил сердце

эти люди не знали моего отца

как и другие случайные люди

но каждый раз когда я забираю коробки с книгами я смотрю им в глаза

и думаю что они такие же как он

они едут и едут без устали

а потом перестанут

(нашла благодаря этому стихотворению вот такой зин, посвященный воспоминаниям о папах, очень близко мне и кажется крутой идеей, буду читать)

Издательство Ивана Лимбаха, издающее самую безупречную прозу, мемуары и сборники эссе, продает годовую подписку на свои книги — с 50-процентной скидкой, можно купить еще и сертификаты на 5 или 10 книг, которые тоже обойдутся дешевле. Понятно, что сейчас это не просто выгодный способ пополнить библиотеку, но поддержка важной и любимой институции. "Лимбах" в ближайшие месяцы — это сборник Александра Соболева (автора прекрасного пост-набоковского романа «Грифоны охраняют лиру»), новые Стиг Дагерман, Доменик Фортье и Паскаль Брюкнер, переиздание "Истории одного немца" Хафнера, "Страстоцвета" Ольги Кушлиной и двухтомника Леонида Аронзона, дневник Михаила Кузмина (1917 - 1924 гг.) и многое и многое. Обратите внимание

Нашла стихотворение Уильяма Блейка, которое очень одобряю как бердвотчерша по всем пунктам, особенно про маленького крапивника. Делюсь в сообщении ниже.

(не нашла какого-то авторитетного перевода пока, но примерный подстрочник такой:

"Три вещи, которые следует помнить

Малиновка, посаженная в клетку,
Приводит Небеса в ярость.

Раненый в полете жаворонок
Заставляет херувима прервать пение.

Тот, кто ранит маленького крапивника,
Никогда не будет любим людьми")

William Blake, "Three Things To Remember"

A Robin Redbreast in a cage,
Puts all Heaven in a rage.

A skylark wounded on the wing
Doth make a cherub cease to sing.

He who shall hurt the little wren
Shall never be beloved by men.