Меня не будет на этой ярмарке non/fiction, (я вторую неделю лежу с гриппом, но и, в целом, как многие знают, тяжелый интроверт, и не хожу никуда, где может быть неконтролируемо много людей).

Однако хочу обратить ваше внимание, что в субботу 3 декабря, в 1 зале, с 15 до 16 часов мои коллеги Александра Борисенко, Виктор Сонькин, Анна Гайденко и Екатерина Владимирская будут рассказывать о том, как они переводили и редактировали новый роман Ханьи Янагихары, (и я очень надеюсь, что он все-таки выйдет в феврале). Без меня на презентации прекрасно можно будет обойтись, у меня был самый небольшой участок перевода, всего каких-нибудь 6 авторских листов из 38, поэтому люди, которые сделали почти всю работу, там как раз будут и все самое интересное расскажут.

​​Понедельник – время новой подборки Анастасии Завозовой.
#толще_твиттера

Новый выпуск рубрики «Не войдет в обзор» – для крупных новинок, которые я не могу с чистым сердцем рекомендовать, но не могу обойти вниманием.

Салли Руни
Прекрасный мир, где же ты (Синдбад, перевод Анны Бабяшкиной)
Четырем молодым людям накануне эпидемии ковида кажется, что жизнь у них как-то не задалась, ахахахаха
Я по-прежнему считаю Салли Руни если и не великой писательницей, то достаточно важной, потому что она совершила то, что до нее удавалось разве что Джейн Остен: написала большой роман о том, что нам еще недавно казалось маленьким и банальным. О взглядах и недосказанности, о том, что он, а что она, о повседневности любви и важности переписки, об эндометриозе, в конце концов, и женской телесности. Но если первые ее романы – «Разговоры с друзьями» и «Нормальные люди» - были именно что живыми романами о живых людях, смешными и настоящими, полными реальных разговоров, откровенного, но нестыдного секса и переживаний, вполне похожих на правду, то ее новый роман, «Прекрасный мир, где же ты», внезапно кажется и одновременно не новым, и не очень-то настоящим. С одной стороны, это, если так можно выразиться, классическая Руни. Четверо друзей, Элис, Айлин, Саймон и Феликс, бесконечно переписываются, обсуждают мировые проблемы (на уровне, правда, «я посмотрела на завернутый в целлофан сэндвич в супермаркете, подумала о странах третьего мира и зарыдала»), целые страницы напролет занимаются довольно-таки укачивающим сексом, пытаются понять, кто кого и как любит, разбираются в своих чувствах к боженьке и ближнему своему, подробно ездят на автобусах, нашаривают в сумках ключи, сидят в телефонах и так далее, но все это кажется чем-то, что все мы уже читали в ее предыдущих романах, только теперь – в более концентрированной форме. Вместо живых, закомплексованных, неуклюжих, травмированных, но в целом нормальных людей, мы получаем теперь вроде бы тех же самых людей, но максимально удаленных от реальности. Богатая романистка, сотрудница литературного журнала, отчего-то на работе уныло гоняющая туда-сюда запятые и все, богобоязненный политик и пролетарий, на примере которого как-то особенно вдруг становится заметно, что придерживающаяся левых взглядов Руни не очень представляет себе настоящих рабочих, - все они двигаются, живут, любят и разговаривают, и иногда в романе нет-нет, да и промелькнет что-то огромное и талантливое, вроде синего вечера за окном или искренней радости танцующих, счастливых влюбленных людей, но прекрасная Салли Руни, где же ты и кто все эти люди?

Оливи Блейк
Шестерка Атласа (АСТ, перевод Нияза Абдуллина)
Шестеро молодых людей интересуются, как пройти в библиотеку
Мало что я так люблю, как большие расхайпованные книги, особенно, если они выходцы из фэшн-шинели Донны Тартт, чья «Тайная история» дала старт коммерчески успешному и визуально залипательному жанру dark academy/ «темной академии», выстроенному вокруг осенней твидовой эстетики и жажды познать непознанное, стать хотя бы на минуточку, если бы не богом, то сверхчеловеком. «Шестерка Атласа» — это как раз такая свеженькая академка, сенсация тик-тока и селфпаба, история с картинками о чрезвычайно красивых и магически одаренных людях, которые становятся членами тайного сообщества, читают Авиценну в оригинале и, в перерывах между оргиями, волшебными битвами и выяснениями отношений, понимают, что им где-то чего-то недоговаривают. Но – есть одно но – которое делает эту книгу, хоть и вполне читабельную, неким аналогом ушедших от нас глянцевых журналов, где на разворот надо было вкрячить большую красивую картинку и бокс с подписью на 250 знаков, не более. Вот и тут: красивые люди попадают в библиотеку, где есть вся мировая премудрость, они вроде бы алчут знаний, но на деле просто разговаривают статусами из соцсетей и принимают красивые позы, и вообще, нельзя просто так взять и написать роман о библиотеке, в которой не будет ни глубины, ни интеллекта, ни долгих разговоров о книжечках. Ученость все-таки нельзя удовлетворительно имитировать.

Дорогие издатели и книжные пиарщики, если вы собираетесь издавать что-то в 2023 году, пожалуйста, напишите мне об этом на zavozova.drugoe@gmail.com. В традиционном обзоре будут по-прежнему только художественные книги, но теперь я готова включить и авторов, пишущих на русском языке.

​​Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толще_твиттера

Анна Каван
Лед (Ad Marginem, перевод Дмитрия Симановского, 2 издание)
О чем: классический экспериментальный роман, в котором мужчина ищет женщину, преодолевая льды, сугробы и границы текста
Зачем читать: больше всего «Лед», конечно, напоминает сон, правда, рассказы о снах для читателя со стороны обычно выглядят как стройно оформленный бред, мешанина сцен и отпечатков чужого бессознательного, но роман Каван кажется именно что сном, а не пересказом увиденного. Оказываясь внутри романа, читатель попадает в странную ситуацию, когда все движение героя по тексту, по самой истории, кажется логичным и понятным, но при этом все, что происходит в романе, имеет логику и визуальность тяжелого, температурного бреда, и таким образом этот вроде бы не им увиденный сон читатель все равно проживает как свой. Поэтому пересказывать сюжет романа довольно бессмысленно. Нельзя сказать, что его нет – землю объедает глобальное похолодание, а там, где лед и вечная мерзлота еще не взяли свое, балом правят кафкианство и оруэллизм, абсурд и дистопия, и на этом фоне, среди костерков догорающей войны, безымянный герой мчится сквозь льды за столь же безымянной героиней, то и дело проваливаясь в идеально выстроенное безумие. Но это все равно, что говорить о том, есть ли сюжет у калейдоскопа или отражения в разбитом зеркале. У второго издания есть очень информативное предисловие критика Ирины Карповой, где рассказывается о фантасмагоричной судьбе автора романа, в какой-то момент ставшей ею же выдуманным персонажем, и, конечно, читать «Лед» сейчас (роман был издан в 1967 году) надо с максимальным контекстом, не только потому что биография Каван заслуживает отдельного романа, но и потому, что биография Каван спрятана в ее романах. Безымянная героиня с серебряными волосами, запертая в чужом кошмаре и бесконечно ломающих ее отношениях, сведенная к собственному бесплотному образу и то и дело отделяющаяся от своего я, - это тоже Каван, осколок автора и часть выдуманной ей для себя жизни. Это не то чтобы приятное чтение, и, скажем честно, не самое увлекательное, но, как и всякий сон, его хочется досмотреть до конца.

Бали Каур Джасвал
Эротические истории пенджабских вдов (Аркадия, перевод Анастасии Рудаковой)
О чем: современная девушка, дочка индийских иммигрантов, собирается снисходительно учить бабулек из индийского квартала криэйтив райтингу и алфавиту, но вместо этого они научат ее хорошему
Зачем читать: это добрый и местами довольно смешной роман о том, что секс, в целом, случается с самыми разными людьми, а не только с теми, кто для этого достаточно молод, красив и подготовил тело к лету. Это обнаруживает Никки, дочь довольно продвинутых индийских иммигрантов, которая берется – и ради подработки, и ради благотворительности – учить вдов и, как ей кажется, подернутых паутиной пенсионерок из местной маленькой Индии основам сторителлинга и вообще алфавита. Вдовы в их белых дупаттах, невидимые, безграмотные тени, выступающие, в основном, в роли роботов-пылесосов, кажутся Никки древностью и пережитками прошлого, однако ее ждет сюрприз. Вскоре Никки понимает, что многим из этих женщин нет еще и сорока, а когда им в руки попадает книжка с эротическими историями, которую Никки в шутку решила подарить сестре, класс по абвгдейке превращается в семинар по эротическому сторителлингу, где вдовы всякий раз удивляют Никки своей свободой в отношении разговоров о сексе и знанием того, в скольких жизненных случаях может пригодиться топленое масло гхи. Это действительно крепкий и хороший роман о женской дружбе и сестринстве, о семейных тайнах и проблемах поколений, ну и о баклажанах, куда же без них.

Донна Тартт немного показалась из медийного небытия и ответила на несколько вопросов о том, как она писала «Тайную историю», которой, кстати, в этом году исполнилось 30 лет. Из любопытного там – список книг, которые были для нее важны, когда она писала ТИ (Набоков, разумеется, и "Большой Мольн" Алена-Фурнье, Хайсмит, еврипидовские"Вакханки" и дневники Оруэлла) и ее честный ответ на вопрос, откуда она берет идеи для своих романов.

"Отовсюду – из путешествий, из сплетен, из криминальных репортажей, из журналов в приемной зубного врача, из детских воспоминаний, из слухов и песен, из снов (в самом буквальном смысле – я веду дневник снов, и сны часто пробираются ко мне в книги.) Многим кажется, что у романиста разом зарождается какая-то одна огромная идея, и потом им всего-то и нужно, что сесть и записать ее. Наверное, какие-то романисты действительно так и пишут, но для меня книга – это ливень, лавина, вечеринка. Идеи не валятся на меня поштучно, массивными кусками, а притекают ко мне из разных ручьев и источников в течение очень долгого времени, и это находит свое отражение в самом полотне моих книг".

​​Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толще_твиттера

Бенджамин Вуд
Эклиптика (Фантом Пресс, перевод Светланы Арестовой)
О чем: большой многосоставный роман о том, что можно спрятать художника на уединенном острове, но нельзя спрятать тот факт, что художник не может быть как остров, сам по себе, а есть часть суши, пусть даже и ушедшей под воду
Зачем читать: Бенджамин Вуд – автор очень немодных и несовременных романов, и именно это, наверное, делает его хорошим писателем. Даже когда он в своем дебютном романе пытался, как и многие до него, косплеить тарттовскую «Тайную историю», он сконцентрировался не столько на отношениях героев, сколько на том, что должно было максимально замедлить и уплотнить его историю, приблизить его к зимней густоте повествования, которую так редко удается схватить подражателям Тартт, – на волшебстве церковной музыки вместо быстрых твидовых визуалов и разбившихся об чье-то красивое личико сердечек. «Эклиптика» – второй его роман – такая же большая история из романного прошлого, когда книги были толстыми, а время – тягучим, и хотя в этом тексте еще виднеется писательская любовь к Тартт, «Эклиптика» все же роман скорее фаулзовский, со множеством потайных ходов и скрытых механизмов, который начинается как обычная история о творческом запоре в красивых декорациях, но постепенно разрастается в огромный разговор о том, что такое искусство. «Эклиптика» открывается сосновыми пейзажами уединенного турецкого острова, закрытой резиденции для тех, кто по какой-то причине столкнулся с творческим блоком, санатория, где можно сколько угодно ловить сачком навсегда упорхнувшую музу, при условии, что там, на большой земле, эти твои муки и поиски кто-то оплачивает. И вот, пока на острове десятилетие уже высиживают свои каменные цветки художница, архитектор, драматургиня и писатель, их мир вот-вот расколет высадившийся на острове трикстер, и отсюда по тексту покатятся трещины тайн и воспоминаний, и, разумеется, бесконечных попыток сформулировать и описать саму природу творчества. Но при всем при этом «Эклиптика» - роман камерный и уютный, с теплым течением дней, бесконечной чередой комнат и домов, где можно укрыться, долгих разговоров об искусстве, и, конечно, со спрятанной в его сердцевинке историей любви, болезненной и странной, но тоже – огромной, как и весь этот роман, доставшийся нам от более счастливого и ушедшего времени.

Алексей Вдовин (составитель и научный редактор)
Дамы без камелий. Письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому (Издательский дом ВШЭ)
О чем: кусочки и обрывочки уцелевшей переписки публичных женщин, в основном, с критиком Добролюбовым, и подробный культурологический комментарий к ним, который во многом интереснее самой переписки
Зачем читать: добрую часть этой небольшой книжки составляют тщательно выверенные и переведенные письма двух публичных женщин, Терезы Грюнвальд и Эмилии Телье, к критику Добролюбову, (тому самому, о котором Некрасов, после его смерти не моргнув глазом напишет, что он, «как женщину… Родину любил»), с которым обеих связывало то, что уже можно назвать отношениями, а не единоразовой транзакцией. Ответов Добролюбова на письма Терезы, Эмилии, Клеманс и еще нескольких женщин не сохранилось, но их письма, все эти крохотные огрызочки повседневности, с починкой сорочек, деланьем шубы за 42 рубля, покупкой казенного места акушерки, абортами спицей или бинтованием и вечной нуждой в каких-нибудь пятистах рублях для поправления жизни, кажутся куда важнее хорошо задокументированной жизни молодого критика. Все эти письма, снабженные точным сжатым комментарием об устройстве «бардаков» (борделей) того времени, о сложности и неоднозначности сексуальной жизни 19 века, не вписывавшейся (и уж точно не контролировавшейся) патриархальными нормами и, наконец, о том, как быстро забывается и теряется во времени все то ежедневное, вещное и телесное, что составляет саму основу жизни – если никто не считает нужным это запомнить и зафиксировать.

​​Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толще_твиттера

Эмили Сент-Джон Мандел
Море спокойствия (Inspiria, перевод Арама Оганяна) 
О чем: четыре разных истории, четыре разных времени, связанных разве что странной темпоральной аномалией, мгновенным помутнением реальности, вдруг сходятся в один идеальный роман-симфонию о мире, который мы снова и снова теряем.
Зачем читать: начиная со «Станции 11» Мандел пишет примерно один и тот же роман, и роман этот о том, что мир, который кажется нам таким плотным и материальным, на самом деле, хрупкая, стеклянная конструкция, которая держится на невидимых, неосязаемых связях и договоренностях между людьми. «Станция 11» была прощанием с вещным, ламповым миром, захлебнувшимся соплями смертельного гриппа, «Стеклянный отель» - описанием полета в бездну финансового кризиса, буквально, сказкой про поросенка, который построил себе домик из стекла, а потом же сам его и съел, а «Море спокойствия» - это пандемийный роман, который неожиданно обернулся рассказом о том, как обрести покой посреди всеобщего умирания. Но если «Станция 11» сгибалась под тяжестью сюжетных и жанровых веток, а «Стеклянный отель» был идеально шероховатой конструкцией, то «Море спокойствия» - это торжество структурного планирования, практически совершенный роман, где четыре, казалось бы, совсем разных истории на последних страницах вдруг складываются в ясную, законченную стереокартинку. В 1912 году бывший богатый наследник сбегает в Канаду, в 2020 женщина приходит на концерт, в 2203 писательница летит в промо-тур на Землю и в 2401 мужчина отправляется путешествовать во времени. Меняются стили: от просторной американской классики в духе Сары Орн Джуитт до суховатого дистопического сайфая, меняются жанры, роман вертится калейдоскопом, но внутри его сидит все тот же вечный манделовский лейтмотив, как прекрасен этот мир с его аэропортами, лампочками, еловыми лесами и бродячими музыкантами, и как мы замечаем его красоту, только когда останавливается время – в долгий миг смерти.

Анне Катрине Боман
Агата (Corpus, перевод Александры Ливановой)
О чем: о важности яблочных пирогов в жизни каждого человека
Зачем читать: эта крошечная и почти рождественская романетка появилась в скандинавской литературе еще до того, как утешительное калорийное бакманство было поставлено на издательский поток и стало мейнстримом. Главный герой Агаты мог бы, наверное, подружиться с человеком по имени Уве, если бы он в принципе хотел хоть с кем-нибудь подружиться. Но он работает психотерапевтом, и на этом его любовь к людям заканчивается. Он – настоящий, качественный старый хрыч, который мечтает только о смерти и о пенсии (желательно в таком порядке), и когда, буквально в последний день работы, к угрюмому психологу приходит новая пациентка и уговаривает ее принять, он, конечно, отказывается. Но Агата все-таки станет его пациенткой, после чего и начнется трансформация наполовину умершего предпенсионера в человека, который обнаружит, что жизнь может быть прекрасна, и, да что там, прекрасны могут быть даже люди. Простая, трогательная история с чудесами и пирогами – возможно, это именно то, что нужно для этого, не очень новогоднего нового года.

​​Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах. В этот раз издания с новогодним настроением.
#толще_твиттера

Ислам Ханипаев — Большая суета (Альпина.Проза)
О чем: накануне Нового года шесть человек пытаются спасти дерево, и заодно спасаются сами. (Ни одного дерева, кстати, не пострадало. И даже искусственная городская елка, в целом, бодрячком.)
Зачем читать: новогодней эту историю делает не столько время действия, сколько то, как Ханипаев снова – как и в «Типа я» - придумывает человеческие истории и вообще делает людьми персонажей, которые редко бывают героями, а если и бывают, то в мрачных социалках, где они, непременно сидя за засаленным пластиковым столом, мрачно глядят в черные недра своих пупков или как-то еще по-другому бездуховно разлагаются. Но здесь все наоборот: противная баба-активистка, тупая блогерша на хайпе, толстый тренер «две извилины», актер-алкаш, дед с сорванной крышей, подозрительный мужик с бородой, мэр города, генерал и даже чувачок-стукачок вдруг оказываются на страницах одной истории не просто чтобы сделать хорошее и отъявленно новогоднее дело – спасти от вырубки самый старый в Европе бук – но, и чтобы показать себя настоящими, понятными людьми. Со своими страхами, со своими бедами, со своим прошлым и со всеми своими надеждами и мечтами. В предновогодней Махачкале происходит захват дерева, бесконечные выходы в эфир, переговоры и встречи, драки и предательства, подписывание петиций и, казалось бы, обреченная на поражение борьба с застройщиками и теми, «кто выше», но вдруг оказывается, что пока есть вот эти странные, городские полусумасшедшие, (а также Патя, которая отвечает за жрачку), есть и тоненький лучик надежды на то, что все будет хорошо.

М. Р. Джеймс — Ты свистни, тебя не заставлю я ждать/Мистер Хамфриз и его наследство (аудиокнига – «Союз»)
О чем: два классических рассказа о сверхъестественном, которые хорошо сочетаются с зимой
Зачем читать: на самом деле, для англичан М. Р. Джеймс – почти такой же рождественский автор, как и Диккенс, потому что почти все самые известные его рассказы – сначала в 1970-х годах, а потом и в наше время – были экранизированы для серии небольших короткометражек A Ghost Story for Christmas, которые показывают под Рождество. (В этой же серии буквально на днях, кстати, вышла экранизация еще одного классического джеймсовского рассказа «Граф Магнус», которую поставил Марк Гэтисс.) Но – вернемся к книгам. Рождественскими свои рассказы во многом сделал сам М. Р. Джеймс, который по традиции зачитывал их собравшимся у него на Рождество друзьям и студентам, да и сама структура этих рассказов – не говоря уже о безусловном таланте Джеймса – располагает к тому, чтобы их читали в темное время, но в ожидании праздника и конца тьмы. Действие лучших рассказов Джеймса – а это и «Меццо-тинто», и «Ты свистни…», и «Погубленные сердца», и «Вредоносные руны» - происходит в атмосфере какой-то английской, тихой безупречности, среди усадеб, садов, лужаек, библиотек, полей для гольфа и тихих гостиничек, где, вскоре, постепенно начинает твориться идеальный, необъяснимый ужас, который подминает под себя любую рациональность. Но эта гармония – изысканного ужаса и милейшей, уютной, банальной даже обстановки, в которой начинает твориться невесть что, и делает рассказы Джеймса столь пригодными для праздника. Чтение его рассказов на пороге года, в лиминальной зоне между прошлым и новой надеждой – это своего рода тренировочное проживание ужаса в понятных условиях, в надежде, что настоящий ужас так и останется там, в темноте, за дверью.

Я хотела написать что-то сложносочиненное о теософическом романе Конкордии Антаровой и невероятной пользе дурацких книжек, но только что закончила сложную редактуру и сил уже не осталось. Пока редактировала, однако, то и дело вспоминала слова моей преподавательницы по художественному переводу, Александры Леонидовны Борисенко, которая как-то еще очень давно сказала одну фразу, ставшую для меня одним из главных принципов работы с переводным текстом. Помню, что тогда у студента возникла в тексте какая-то несостыковка, вызванная тем, что студент неправильно понял исходный текст, и Саша очень вежливо и с живым, неподдельным интересом его спросила: «Скажите, а вас не насторожило, что у вас такая чушь получается?»

И знаете, друзья, с тех пор прошло уже лет двадцать, а еще не все, далеко не все взяли на вооружение эту великую фразу.

С новым годом и спасибо огромное всем, кто меня читает и вообще читает – несмотря на.

Так вот, о теософском романе Конкордии Антаровой, который она, если верить предисловию, писала медиумически, что твоя Вера Ивановна, только Вере Ивановне диктовал Джон Уилмот, второй граф Рочестер, поэтому у них дуэтом-то и выходили залихватские сюжетные эгегеи, а Антаровой якобы диктовали те же высшие существа, что до этого телепатически общались с мадам Блаватской и Рерихами, и от этого теперь несколько понятнее становится, почему у нас все так.

(Потому что высшие существа вечно заняты диктовкой романов, вместо того, чтобы, сами понимаете, что. )

Роман Антаровой довольно ужасно написан и содержит в себе следы доисторического кринжа, в особенности, когда в романе появляется чернокожая героиня, но в целом, его герои проповедуют выдержку, вегетарианство, верность и еще много отличных вещей не только на В, а кроме того, чрезвычайно полезную установку, что людям хорошо бы уметь зарабатывать своим трудом. Роман Антаровой явно читал Пелевин, потому что одного из главных его героев зовут Лев Николаевич, граф Т. (sic! см. роман В.О. Пелевина «t») и потому что графу Т, который там выступает в роли принимателя духовной мудрости, вбоем вбивают ту же самую мысль, вокруг которой строится KGBT+, прошлого уже нет, будущего еще нет, не просрите, пожалуйста, настоящее.

Но не это, конечно же, увлекло меня в романе Антаровой, а совсем другое. Герои романа вечно куда-то едут, то в поезде, то на корабле, и вечно что-то едят, непременно с белых скатертей, с наилучшего фарфора, хоть сплошные фрукты и овощи, да тяжелым, настоящим серебром. Они едут в вагонах международного класса и спят на свежих простынях, они неважно себя чувствуют и доктор, помимо чудодейственных капель, прописывает им горячий шоколад и белые булки. Они гуляют по Константинополю и едят восхитительные пирожные с блюд 16 века, они заболевают и им предписывают лежать по три часа в затемненной комнате, и поесть, непременно поесть, и если учесть, что этот роман Антарова писала во время войны, для себя, не имея в мыслях его издать, то сразу как-то очень становится понятно, что мы сейчас читаем больной, выстраданный пример чужого терапевтического письма, когда мир за окном перекашивало все сильнее, и нужно было хоть где-то поесть досыта и выспаться на белых, прохладных простынях.

(Роман, если что, называется «Две жизни», не могу сказать, что совсем его рекомендую, но если вам, как и мне, нужна какая-то аудиокнига, которую можно слушать на ночь, не боясь, заснув, упустить чего-то важного, то там примерно 60 часов записи, а уж сколько всего остального.)

Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах.

В первую неделю после каникул доедаем, как салаты, две заметные новинки русскоязычной прозы, оставшиеся с прошлого года.

#толще_твиттера

По поводу новости о том, что мемуары принца Гарри в первый же день продаж разошлись тиражом более 1,4 миллиона копий, хочу сказать только одно.

Экземпляров.

«Преданный» — это продолжение романа Вьет Тхань Нгуена «Сочувствующий» о двойном агенте вьетнамского подполья, который сопереживает обеим сторонам конфликта. В 2016 году Вьет Тхань Нгуен получил за него Пулитцеровскую премию. Переводчица Анастасия Завозова рассказала, что продолжение романа можно читать отдельно, как новую главу приключений героя, шпиона и перебежчика, человека с двумя сознаниями: «Если в первом романе он оказывался в США, в стране, которая вела войну у него на родине, во Вьетнаме, то в «Преданном» наш герой беженцем приезжает во Францию. Вьетнам долгое время был французской колонией, и, разумеется, герой не удерживается от развернутого комментария о природе колониализма, одновременно оказываясь втянутым в очередное приключение, на этот раз не сколько шпионского, сколько гангстерского характера.

Я уже когда-то говорила, что по этому роману вполне мог бы снять фильм Тарантино со слоганом «Карнавальное начало всех кончало», потому что это, конечно, такая по-хорошему буйная, тарантиновская история, с реками крови, оглушительной самоиронией, вышибалами, читающими Фанона и Сезера, гангстерами, сочиняющими стихи, и бандой из семи гномов, вооруженных поварскими тесаками, но в первую очередь это, конечно, огромный подарок для переводчика, потому что Нгуен любит играть с внутренним ритмом романа, аллитерацией, шутками. Это очень звучный роман, где нужно много думать над игрой слов, переводить очень кинематографичные предложения длиной в три страницы и очень стараться придумать такие же смешные шутки, как у автора в оригинале, чтобы буквально в следующем предложении быстро поменять регистр и перевести что-то рвущее кишки (часто в прямом смысле) и душу (в целом тоже)».

Я очень благодарна Наталье Ломыкиной, которая включила роман, над которым я как раз заканчиваю работу, в подборку заметных книг 2023 года.

​​Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толще_твиттера

Ника Марш
Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России (Бомбора)
О чем: доступный научпоп о крепостном праве с картинками и разговорами
Зачем читать: наверное, нужно сразу сказать, что это работа не профессионального историка, а увлеченного блогера, и солидные, настоящие историки, разумеется, найдут к чему тут придраться, но мне показался очень важным максимально ясный и простой формат при рассказе о таком явлении в нашей и без того непростой истории как крепостное право. Книга Марш собрана в буквальном смысле из обрывков истории: уездных судебных записей, домовых книг, строчек в купчих и объявлений в газетах (можно было сбегать на рынок и купить неплохую горничную за семь рублей, оптом – дешевле), историй, сопровождающих известные картины и цитат из дневников, переписок и воспоминаний преимущественно дворян и ученого (грамоте) сословия. Из-за этого сама книга и кажется этаким лоскутным одеялом, но это и логично – крепостные почти не оставили по себе хоть сколько-то ощутимо зафиксированной истории, какого-то единого и узнаваемого голоса – и поэтому их бытовая история, свадьбы и похороны, снохачество и вдовство, продажу поодиночке и деревнями, смерть, разлуку с близкими, неизбывное, передающееся из поколения в поколение горе – приходится восстанавливать немного наощупь, как в знаменитой притче про слона и слепых. Но и так невозможно не увидеть осколки важной информации, что, например, с 1826 года по 1834 было не менее 148 крестьянских бунтов, что меньше чем за 10 лет в Сибирь за расправу над помещиками сослали не менее 400 человек и что много просвещенных людей, с состраданием высказывавшихся о судьбе крепостных на бумаге, в реальности вполне бойко торговали ими, чтобы покрыть свои долги. Эти сшитые на живую нитку обрывки, цитаты и фрагменты дают хоть и немного пикселированную, но все равно довольно объемную стереокартинку прошлого с хрустом не французской булки, а косточек русских.

Энтони Горовиц
Дом Шелка. Мориарти (Азбука, перевод Михаила Загота)
О чем: качественный фан-фикшен про Шерлока Холмса, одобренный наследникам Конана Дойля. Романы уже ранее издавались в России, а это удобное «омнибусное» переиздание сразу двух романов в одной книге.
Зачем читать: Горовиц – превосходный пастишист, который умеет собрать новый роман из всего, что уже было, и сделать это, как говорится, с уважением. Постмодернизм, конечно, уже пожил свое, уступив место новому реализму, но Горовиц остается отъявленно постмодернистским писателем, в самом хорошем смысле этого слова. Он любить мастерить оммажные коллажи из прошлого материала (см. его серию детективов про Сьюзен Райленд, где он бережно натырил мотивов и приемов у Агаты Кристи и создал милейший детективный скрапбук), любит ломать четвертую стену (см. его серию детективов про автора Энтони Горовица в роли туповатого Ватсона) и, наконец, он умеет придумать продолжение, будь то продолжение приключений Джеймса Бонда или Шерлока Холмса, так, как его, возможно, написал бы сам автор, без ячества и выпячиваний собственной фигуры автора. «Дом шелка» - просто хороший, стилистически очень верно ухваченный вбоквел, в котором Шерлок Холмс и доктор Ватсон идут по следу тайного общества, хоть и оканчивается все несколько излишне современным финалом. «Мориарти» – более амбициозный и более игровой роман об одном из главных злодеев мировой литературы, довольно спорный, на мой взгляд, потому что Горовиц в какой-то момент излишне увлекается матрешечными твистами, из одной развязки рождается другая, и так далее, но почти до самого конца «Мориарти» остается невероятно увлекательной, крепкой приключенческой работой. Ничего нового, только хорошо обдуманное старое. Наконец-то.

Кое-как сузила список того, что мне кажется примечательным, до 15 книг.

Бесконечно прекрасный новый Макьюэн, это, конечно, роман-оползень, но очень живой, и вообще это какой-то настоящий, не стесняющийся своей романности, роман. Отличная Лидия Милле, которая местами, конечно, густовато пересказала Библию, однако умудрилась сохранить хороший баланс между притчевостью и вменяемой историей, что не очень, на мой взгляд удалось сделать Селесте Инг, но обойти вниманием такую крупную новинку не могла. У издательства Individuum выходит очень достойный сборник рассказов «Что сказала Кассандра», как Кармен Мария Мачадо, только мачадистее. «Городец» выпустит роман Хатльгрима Хельгассона, где, конечно, не обойдется без блуждающих трупов, но в остальном там – полная красота (и очень поэтичный перевод Ольги Маркеловой). В Popcorn Books выйдет важная классика – «Говори» Лори Холс Андерсон, а взрослая «Поляндрия» выпустит роман Одри Мэги, который был в букеровском длинном списке 2022 и которому бы я дала Букера, если честно. Ну а про книгу Мэннинг уже и так все давно сказали, какой это хороший роман.