☣️ ИИ сделал первый шаг в борьбе с раком

Модель Gemma C2S-Scale 27B от Google и Йельского университета обнаружила новый способ заставить иммунную систему активнее бороться с раком.

В чём суть открытия? Модель проанализировала данные о тысячах лекарств и предсказала, что препарат силмитасертиб, если применять его вместе с низкой дозой интерферона (вещество, стимулирующее иммунитет), резко усиливает способность раковых клеток «показывать себя» иммунной системе.

Проще говоря, опухоль становится «более заметной» для наших естественных защитных сил. Это критически важно для иммунотерапии, которая борется с раком, «наводя» иммунитет на опухоль. Многие опухоли остаются «невидимыми» (их называют «холодными»), и терапия против них бессильна.

Предсказание ИИ проверили в пробирке: комбинация препаратов увеличила «заметность» опухолевых клеток на 50%, тогда как по отдельности они не работали.

Это прорывной шаг, потому что ИИ не просто проанализировал данные, а выдвинул новую гипотезу, найдя контекстно-зависимый эффект. Он понял, что силмитасертиб работает только в присутствии иммунного сигнала (интерферона).

Пока это ранний этап исследований, и нужны испытания на животных и людях. Однако работа доказывает, что большие ИИ-модели могут быть не просто инструментами анализа, а настоящими партнёрами в научных открытиях.

Код, данные и препринт работы опубликованы в открытом доступе на Hugging Face, GitHub и bioRxiv.

@anti_agi

☣️ Takeda ставит на Китай $11 ярдов

Takeda объявила о масштабном сотрудничестве с китайской Innovent Biologics: японская фарма получит права за пределами Большого Китая на два поздних онкокандидата и опцион на третий. За это Innovent получает $1,2 млрд авансом и $100 млн инвестиции в акции с 20%-ной премией. При достижении всех опционных и этапных условий сделка может принести китайской компании до $11,4 млрд.

Первый из ключевых активов, IBI363, — это биспецифическое антитело, нацеленное одновременно на PD-1 и модифицированную сигнатуру IL-2; в ранних исследованиях препарат показал активность в ряде солидных опухолей, включая пациентов, нечувствительных к обычной иммунотерапии.

Второй актив, IBI343, —токсин иммуно-конъюгат (ADC, класс препаратов с направленным действием) против мишени Claudin 18.2, где Innovent демонстрировала «многообещающую клиническую активность» в гастроинтестинальных опухолях.

Третья молекула — IBI3001 (ADC на EGFR и B7H3) — попадает под опцион Takeda.

Китайский биотех находится на волне: в первой половине 2025 года только американские фармкомпании подписали как минимум 14 лицензионных соглашений с китайскими биотехами на сумму порядка $18,3 млрд, и доля сделок с китайскими активами по стоимости выросла заметно за последние годы. Крупные европейские и американские фармы — Novartis, Pfizer, AstraZeneca и другие — также активизировали закупку лицензионных прав и опционов у китайских разработчиков; среди примеров недавние соглашения Novartis–Argo и Pfizer–3SBio с многоуровневыми выплатами и инвестициями. Так Китай из источника дженериков или дешёвой рабочей силы превращается в поставщика новых, клинически интересных молекул.

Причины просты: за прошедшее десятилетие в Китае сформировалась мощная экосистема — плотный пул научных кадров, крупные частные и государственные инвестиции, ускоренные регуляторные маршруты для клинических программ и масштабный внутренний рынок для быстрых испытаний в рамках второй и третьей фаз. Это даёт китайским лабораториям преимущество по скорости и цене доведения кандидата до стадии, на которой крупная фарма готова купить права или развивать препарат совместно. Аналитики отмечают, что по показателям аут-лайсинга и доли upfront-платежей Китай уже серьёзно наращивает вес в глобальной картине лицензирования.

Для таких компаний как Takeda, это дает возможность пополнить портфель «следующим поколением» онкопрепаратов не беря на себя бремя ранней фазы исследований — платишь аванс, берёшь опцион и масштабируешь там, где увидел эффект. Для китайских биотехов такие сделки — инъекция капитала ($1,2 млрд + $100 млн в случае Innovent) и кредит доверия, который ускоряет дальнейшую глобализацию.

Но есть и риски: высокая доля опционных и этапных выплат означает, что большая часть прибыли зависит от клинического успеха; кроме того, регуляторные и геополитические трения могут замедлить трансграничную коммерциализацию.

Но одного не отнять: китайские лаборатории уже не просто «поставщики» — они становятся авторами инноваций, от которых зависит будущее портфелей мировых фармкомпаний. Это означает, что вскоре обострится конкуренция за таланты, за опыт клинической разработки и встанет вопрос о контроле над производственными цепочками. Крупные игроки будут вынуждены не просто лицензировать активы, но строить долгие партнёрства, активнее инвестировать в китайские команды и учитывать при этом регуляторные и политические риски.

Жаль, что российские компании и лаборатории вынуждены оставаться в стороне от разворачивающейся большой игры, ставка в которой — будущее мировой фармы.

@antibiotech

☣️ Вас всё ещё триггерит ГМО? Встречайте ГМД — генно-модифицированных детей!

Стартап Preventive привлёк $30 млн на исследования наследуемого редактирования генома — то есть попыток изменить ДНК эмбрионов так, чтобы модификации передавались будущим поколениям. Его основатель — Лукас Харрингтон, который ранее участвовал в создании Mammoth Biosciences (известна разработкой новой технологии редактирования генов на основе CRISPR, которая использует ультракомпактные системы для более точного и специфичного воздействия). Он утверждает, что компания будет работать «медленно и ответственно». Но, как и в 2018-м, когда китайский биолог Хэ Цзянькуй создал первых CRISPR-детей, главный вопрос остаётся прежним: можем ли мы играть с наследуемым геномом человечества, не понимая всех последствий?

На бумаге аргументы звучат красиво: исправить патогенные мутации, снизить риск сердечно-сосудистых заболеваний, болезни Альцгеймера, повысить эффективность ЭКО, а стоимость — всего около $5к на эмбрион. Но любой эксперт по генетике знает главное правило: варианты, которые снижают риск одного заболевания, могут повышать риск другого. Природа редко даёт «бесплатные апгрейды». Сложные признаки — от интеллекта до метаболических особенностей — полигенные, зависят от сотен генов и ещё большего количества эпигенетических факторов и среды. Попытка «улучшить» ребёнка CRISPR-ом сегодня — примерно как чинить швейцарские часы молотком.

Этическая сторона тоже не исчезла — и не исчезнет. Сейчас генетическая медицина уже спасает жизни: base-editing терапии для редких болезней, in vivo CRISPR-программы для лечения наследственных форм слепоты, прогресс в мозаичном редактировании тканей взрослых пациентов. И ведущие учёные, вроде профессора в Беркли Фёдора Урнова (нашего бывшего соотечественника, кстати), справедливо указывают: фокус должен быть там, где пациенты существуют сегодня, а не на проектировании поколений будущего по запросу криптомиллионеров, мечтающих «улучшить вид».

Тем более что история учит: если «улучшение» человека превратится в рынок, рано или поздно это из медицины превратится в гонку за статусом. Уже появляются компании, ранжирующие эмбрионы по потенциальному IQ — и это при том, что наука ещё не умеет корректно предсказывать такие комплексные признаки. Добавим сюда интерес крипто-инвесторов к «улучшению человеческого капитала» — и легко представить, как технология, задуманная для борьбы с мутациями, может стать нео-евгеникой, превратиться в инструмент социального давления.

Но стоит признать: окно возможностей всё ещё открыто. Геномика ускоряется — одно поколение технологий меняет другое каждые 3–5 лет. Программируемые рекомбинанты, эпи-редактирование без разрезов, клеточные фабрики для гамет из стволовых клеток — шаг за шагом создаётся инфраструктура, которая теоретически может сделать наследуемое редактирование реальностью. И эти дискуссии лучше вести сейчас, чем после очередного «самовольного эксперимента».

Неизбежность технологии — не оправдание её применения. Пока мы не можем даже гарантировать отсутствие онкотриггеров после редактирования соматических клеток, говорить о вмешательстве в зародышевую линию преждевременно — и опасно. Но столь же опасно делать вид, что запрет решит проблему. Если эта область будет развиваться, она должна идти под юрисдикцией науки, а не идеологов Кремниевой долины, мечтающих об «улучшении человечества».

@antibiotech

☣️ Искусственная утроба для недоношенных детей

Человечество в очередной раз стоит у порога того, что раньше принадлежало исключительно научной фантастике. Стартап AquaWomb из Нидерландов готовится к испытаниям искусственной утробы — системы, в которой экстремально недоношенные дети смогут продолжать развиваться в жидкости, а не в воздухе. Это не просто инкубатор, а попытка воспроизвести условия внутри матки: температурный режим, мягкое давление, насыщенный кислородом «амниотический» раствор и даже возможность подключить пуповину к искусственной плаценте.

Для родителей, чьи дети появляются на свет в 22–23 недели — границе жизнеспособности, — это обещание второго шанса. Для науки — прорыв, который может изменить неонатологию. Но для общества — моральная буря, где каждое достижение вызывает вопрос: а должны ли мы это делать, даже если можем?

Пока FDA в США обсуждает допуск первых клинических испытаний, исследователи в Европе и Америке продолжают улучшать прототипы. Успех CHOP (Children’s Hospital of Philadelphia), где в 2017 году ягнята провели 28 дней в так называемом биомешке, доказал принципиальную возможность «жизни между утробой и миром». Теперь AquaWomb идёт дальше — их система позволяет родителям общаться с ребёнком, касаться его через мембрану, передавать голос или сердцебиение. Этот гуманистический штрих — не просто технологическая деталь. Он показывает, что будущее перинатальной медицины может быть не только о продлении жизни, но и о сохранении связи между родителями и ребёнком.

Тем не менее искусственная утроба остаётся этической миной замедленного действия. Как напомнила Элизабет Хлоя Романис, юрист-медик из Даремского университета, такие устройства создают «новую стадию человеческого существования», для которой пока нет ни правовых определений, ни моральных ориентиров. Вопросы множатся: кто будет принимать решение о переводе плода в устройство — родители или врачи? Когда наступает «рождение», если ребёнок никогда не делает первый вдох?

Пока AquaWomb и Vitara Biomedical (компания, лицензировавшая технологию CHOP) конкурируют за лидерство, реальная дилемма разворачивается не в лабораториях, а в группах поддержки родителей вроде той, где Бет Шафер рассказывает, как потеряла сына на 23-й неделе беременности. Для таких родителей искусственная утроба — не философская дискуссия, а утраченная возможность.

«Если бы это существовало тогда, я бы подписала всё, что угодно,» — говорит одна из участниц группы.

Но другие опасаются, что технология, обещающая спасение, может превратиться в новую форму медицинского принуждения.

В этом смысле AquaWomb — не просто эксперимент в биоинженерии, а зеркало нашего отношения к жизни, страданию и границам возможного. С медицинской точки зрения — это шаг к снижению смертности новорождённых. Этически — вызов понятию материнства. Социально — тест на способность общества обсуждать прогресс без фанатизма и без страха.

@antibiotech

☣️ Выбери беленького

Осенью в нью-йоркском метро рядом с рекламой косметики появилась реклама сайта Pickyourbaby.com — сервиса, обещающего будущим родителям возможность проводить генетические тесты эмбрионов при ЭКО. Стоящий за сервисом стартап Nucleus Genomics обещает родителям информацию о генетических чертах будущего ребёнка: цвет глаз, волос и даже IQ.

Стартап основан Кианом Садехи, 26-летним предпринимателем, который открыто говорит о цели «нормализовать» генетическую оптимизацию. Nucleus Genomics уже получил посевные инвестиции от Founders Fund.

Компания утверждает, что может анализировать ДНК эмбрионов при ЭКО и оценивать их по 2 000 параметрам — от рисков заболеваний до внешности и интеллекта. В рекламе метро пассажирам напоминали, что «рост на 80% определяется генетикой», а «IQ — на 50%». Подтекст очевиден: теперь можно выбирать.

Этический конфликт уже вышел в публичное пространство. Транспортное управление Нью-Йорка запретило сервису ставить в рекламе слоганы вроде «Роди мальчика» или «Роди девочку», сославшись на запрет дискриминации по защищённым признакам. Но утверждения о генетической природе роста всё же допустили — формально это факт, а не призыв.

Но на кону, очевидно, не только рост или умственные способности. Конечно, понятно желание будущих родителей застраховаться от наличия у эмбриона генетических болезней. Очевидно, найдутся и те, что захотят выбрать между голубыми глазами и карими у своего будущего ребенка. Но больше вопросов вызывает возможность заранее узнать пол или цвет кожи ребенка. А учитывая возможность выбора эмбриона при ЭКО, практический вывод очевиден: «выбери беленького, а черненького оставь в морозильнике ЭКО».

Раньше такие технологии обсуждали шёпотом на закрытых ужинах в Силиконовой долине, опасаясь обвинений в технофашизме, а теперь их продают массово. Врачи и профессиональные ассоциации настроены скептически: они считают прогнозы ненадёжными и опасаются завышенных ожиданий родителей. Крупные клиники ЭКО пока отказываются предлагать такие тесты. Но ставка Nucleus на давление со стороны клиентов, которое заставит клиники уступить.

Сам Садехи сравнивает свой бизнес с Airbnb: цифровая платформа, «воронка», которая сводит вместе клиентов и клиники. В рекламе «продают шипение, а не стейк»: рост, ум, светлые глаза. В ней не говорится о генетическом отборе, но обещание возможности «выбрать здорового ребенка» легко скатывается в косметический и социальный отбор. Реклама генетического отбора больше не выглядит футуристическим кошмаром — она стала частью повседневного городского пейзажа.

@antibiotech