Философия — это стремление к мудрости, а мудрость #bruckerus
понимает вполне в античном духе как знание всех тех «божественных и человеческих» вещей, которые способствуют счастью. Мудрость для него — это практическая, даже прикладная, наука.

Философия — тоже практическая наука, но от мудрости ее отличает внимание к «началам» (principia) и «правилам» (regulae). Сочетание таких начал и правил и составляет «систему философии». Философ может быть мудрецом, если он умеет достичь счастья, и мудрец может быть философом, если у него есть «система». Эти два понятия пересекаются, согласно Брукеру, не полностью.

А мы запоминаем новое выражение: facere ad aliquid или alicui, «быть полезным для чего-то, способствовать».

9. Philosophia ad felicitatem facit

Время просмотра: 6,5 мин.

«Неотмирный» философ, образ которого создает Сократ в отступлении, производит несколько комическое впечатление. Он не знает дороги на агору, никак не участвует в делах города, а буквально «парит в облаках» — как подвешенный в корзинке Сократ у Аристофана. Однако после разговора с Теэтетом сам Сократ отправляется в царский портик к архонту-басилевсу (в драматической вселенной Платона по пути он еще успеет поговорить с Евтифроном о благочестии), и нет никаких признаков того, что не знает дороги.

Описание «хора философов» построено таким образом, чтобы охватить и математика Феодора, и «астронома» Фалеса, хотя по другим сочинениям Платона мы знаем, что ни натурфилософию, ни математику он не считал наивысшими науками. Слово «философия» в отступлении понимается расширительно: речь идет обо всех погруженных в свои исследования интеллектуалах, которые, вопреки рекомендации Платона, не торопятся возвращаться в пещеру для просвещения сограждан. #платон #теэтет

18 марта состоялось 8 заседание «Дельта "Метафизики" Аристотеля: медленное чтение». Мы закончили читать 3 главу (1014ab3–15), посвященную понятию "элемента" (στοιχεῖον). Аристотель переходит здесь к употреблению понятия «элемент» в смыслах, которые он сам рассматривает как «переносные». Эти несобственные употребления он приписывает, судя по всему, коллегам по Академии, называвших элементами и началами «наиболее универсальное», «единицу и точку» и «так называемые роды». Замечания Аристотеля кратки и не слишком содержательны (в одном ли и том же «переносном» смысле все перечисленное называется элементами? есть ли разница между «наиболее универсальным» и «так называемыми родами»? о каких родах говорит Аристотель, добавляя здесь – единственный раз в корпусе – оговорку «так называемые»: о категориях или, например, о «величайших родах» Платона?), но едва ли в них можно различить ту враждебность по отношению к чужому словоупотреблению, которую вычитывают из них некоторые исследователи.

Видеозапись семинара: clck.ru/39fiFJ

Желающие присоединиться к работе семинара могут писать на forty-two@mail.ru

Если вам надоело слушать шутки о белой спине 1-ого апреля, тогда приглашаем вас почитать древние анекдоты вместе с Антиварварами. 1 апреля в 20.00 вместе с Полиной Крупининой мы почитаем истории о простоватом ученом, педанте, который вечно с серьезным лицом говорит всякие глупости, из древнего сборника «Филогелос», переведенного в 16 веке на латинский язык. Для записи на семинар просим вас заполнить форму. Семинар пройдет полностью на латинском языке.

Архит и определения.

τί ἐστι νηνεμία; ἠρεμία ἐν πλήθει ἀέρος
τί ἐστι γαλήνη; ὁμαλότης θαλάττης
 

Аристотель не только добрыми словами вспоминал Архита за его изобретение, т.н. «архитову погремушку», но и ценил его за точные философские определения. Немногие из предшествующих философов были отмечены Аристотелем за это умение. Одним из них был Сократ, который «первым пытался дать общие определения» и потому «искал суть вещи» (Metaph.1078b20-25).
Однако определения вещи, которые охватывают лишь формальную или материальную сторону, Аристотель не считает сколь-нибудь полными. Совсем иное дело определения, включающие в себя оба эти аспекта. И в этом отношении Аристотелю Архит гораздо ближе.
Аристотель в полном восторге от архитовских  примеров идеальных определений (1043а20-25): «безветрие» (νηνεμία) и «спокойствие на море» (γαλήνη), которые, на его взгляд, сочетают в себе и намек на «материальную» причину (воздух и море), и на «формальную» (неподвижность, ровность). Однако К.Хаффмен обращает внимание, что Аристотель, подавая архитовские определения сквозь свою призму материи и формы, немного тенденциозен. Архит все же пифагореец и, скорее всего, фундаментом его определений являются характерные для пифагорейцев число и числовая пропроция. Архит, возможно, ориентируясь на Филолая, формулирует определения через соотношение двух принципов - неопределенного и определенного. Первый принцип представляет собой бесконечный континуум, а второй - налагаемый на него «ограничитель». По отношению к бесконечной воздушной стихии ее ограничителем выступает спокойствие (ἠρεμία), а для бесконечной водной стихии (или моря) – ровность (ὁμαλότης). Определение Архита "схватывает" единство этих двух противоположных принципов. Хаффмен замечает, что Архиту было важно подчеркнуть, что отдельное существование ограничителя и неограниченного невозможно, а это близко Аристотелю, который рассматривает определяемую вещь сквозь призму материальной и формальной причин, взаимно  предполагающих друг друга.