Кто был воробьем Лесбии?
Интереснейшая статья исследовательницы Эшли Грин о том, кто скрывается у Катулла за образом passer deliciae meae puellaе в Lugete, o Veneres… 

Существует дискуссия об орнитологической (и не только) принадлежности питомца Лесбии. У исследователей то и дело возникают вопросы, как воробей - такая драчливая, плохо приручаемая и, в общем-то, довольно грязная птица, не обладающая к тому же выдающимися вокальными данными, мог стать домашним любимцем капризной девушки. Вполне возможно, замечают они, что passer не означает обязательно обычного воробья (Рasser domesticus, воробей домовый), а является более общим названием для других видов птиц. Так, делались предположения, что это, скорее всего, мог быть каменный синий дрозд (Monticola solitarius), чье мелодичное и меланхоличное пение всегда очень ценилось у любителей птиц. На роль воробья Лесбии также предлагался снегирь обыкновенный (Pyrrhula pyrrhula) также высоко ценимый за свои певческие способности. Наконец, довольно распространенной является версия, что passer на самом деле выступает у Катулла как сексуальный эвфемизм и т.о.означает соперника Катулла, которому, возможно, больше повезло в любви. Сторонники этой версии справедливо указывают, что у древних греков и римлян воробьи выступали символом плотской страсти и плодовитости и были включены в свиту Афродиты/Венеры. Так что назвать «воробушком» молодого и страстного поклонника тоже вполне понятно и естественно.

И все же автор статьи склоняется к тому, что воробей есть все-таки воробей: автор исследует привязанность к домашним питомцам у древних римлян, которых у них было множество – змеи, певчие птицы, собаки самых разных пород, пони. Пожалуй, именно птицы в античности занимали нишу, которую сейчас занимают кошки. У ребенка из зажиточной семьи в качестве живых игрушек были цыплята, утята, гусята, а также разнообразные певчие птицы. Эмоциональная связь с ними у подрастающего хозяина была довольно сильной и когда она становилась слишком ярко выраженной и чрезмерной, он мог стать объектом критики или насмешек. Впрочем, девушкам и женщинам такая излишняя эмоциональная привязанность прощалась. 

Почему же, по мнению автора, под passer подразумевается именно воробей? Снегирь сразу отпадает, потому что упоминания о них как домашних певчих птицах появляются только в средние века. Синий каменный дрозд, как и снегирь, все же поет, а не чирикает. Катулл же не упоминает ни о пении, ни о птичьих трелях. Сексуальный подтекст автором статьи тоже не принимается, поскольку у Катулла в других текстах passer не встерчается как символ любовной страсти. Сложная приручаемость воробья не кажется автору препятствием: она обращает внимание, что у римлянок было своего рода хобби выводить птенцов разных мелких птиц, в том числе и воробьев, и заботиться о них, чем, собственно, и объясняется и ручной характер воробья Лесбии, и ее сильная эмоциональная привязанность к нему.

Марциал  в эпиграмме (7.87) перечисляет самых распространенных у римлян животных, которых  они держали дома для удовольствия: и ушастая лиса фенек (в русском переводе ушастая векша), мартышка, мелетийская собачка (собачка миниатюрной породы, которую знатная  дама носила на руках), змеи, соловьи и др. птицы. С животными не только играли, но обучали их трюкам разной сложности. Обезьяны и мартышки могли играть на музыкальных инструментах, метать маленькие копья  и управлять повозками, заряженными все теми же мелетийскими собачками. Привезенные из Индии попугаи ценились за их умение чисто воспроизводить человеческую речь и за яркий окрас перьев. Римские историки упоминают, что римские императоры не отставали от простых смертных и в качестве домашних любимцев держали не только собак и змей, но также медведей и тигров.
Но чрезмерная сентиментальная привязанность к своим питомцам, граничащая с патологией, часто становилась предметом насмешки или осуждения, что во всех красках демонстрирует Марциал.

Если при­я­тель мой Флакк уша­стою век­шей уте­шен,
Еже­ли Канию мил мрач­ный его эфи­оп,
Коль без ума от люб­ви к соба­чон­ке кро­шеч­ной Пуб­лий,
Еже­ли в схо­жую с ним Кро­ний мар­тыш­ку влюб­лен,
Еже­ли Марию мил ихнев­мон его может быть злоб­ный,
Если соро­ки при­вет, Лавс, забав­ля­ет тебя,
Если Глав­кил­ла змею холод­ную носит на шее,
Коль Теле­си­ною холм над соло­вьем воз­веден,
Так поче­му ж не любить мне Лаби́ка с лицом Купидо­на,
Видя при­стра­стья гос­под к этим чуд­ным суще­ствам?
(Пер. Ф. А. Петровского)

Продолжаем читать Брукера. Брукер решает начать свою историю с определения философии, но само понятие философии появляется, как мы знаем, только у греков. Между тем Брукер ведет свой рассказ, начиная с допотопной 🌊 философии, и ему нужно понятие мудрости для такого расширительного понимания.

На помощь ему приходят Деяния апостолов, где сказано о Моисее, что тот был «научен был всей премудрости египетской» (автором этой книги Брукер называет евангелиста Луку). Эту «премудрость» он в духе Филона понимает как eruditio, то есть энциклические науки.

Различные значения слова «мудрость» у Брукера последовательно сменяют друг друга, но эта последовательность больше похожа на логическую, чем на историческую.

2. Quid “sapientia” apud veteres significat?

Время просмотра: 7,5 мин.

Полезная лексика:
pristinus, a, um прежний
ambiguus, a, um двусмысленный
tribuo, tribui, tributum, 3 распределять, раздавать
encyclopaedia круг свободных искусств
excolo, colui, cultum, 3 тщательно обрабатывать, образовывать
erudio 4 просвещать, наставлять
innuo, nui, — , 3 делать знак, отмечать
numen, inis n божество
praestantia, ae f превосходство
emineo, ui, — , 2 выступать, возвышаться
cupressus, i f кипарис
viburnum, i n калина
lentus, a, um гибкий
sacerdos, otis m, f жрец, жрица
lates, icis f влага, жидкость
propino 1 пить за здоровье, доставлять
lacuna, ae f болото
vindico 1 требовать, присваивать себе


#bruckerus

Диоген Лаэрций упоминает диалог «Эриксий» в числе подложных под названием «Эриксий, или Эрасистрат», а Стобей цитирует диалог как платоновский.

Однако античный словарь Суда приписывает авторство «Эриксия» сократику Эсхину из Сфетта, и папирус ок. 2 в. н.э. (фото и расшифровка) также упоминает Эсхина рядом с цитатой из нашего диалога.

Предлагаем вам вновь поупражняться в папирологии: над салатовой чертой попробуйте разглядеть слова Αἰσχ̣ί̣νης ἐ(πὶ) Προδίκου, т.е. «Эсхин о Продике», а строкой ниже τὸν μ(ὲν) γ(ὰρ) σοφιστ(ὴν) κ(αὶ) ἀλαζόνα ἡγο(ῦν)ται («они считают его софистом и проходимцем») — это цитата из диалога «Эриксий» (399с) где Сократ рассказывает о случае, произошедшим с Продиком.

И все-таки филологов эти доводы не убеждают. Почему? Одна из причин — в 399а упоминается гимнасиарх (по-нашему вроде директора школы), а эта должность была установлена не раньше 338/7 г. до н.э., когда Эсхина уже не было в живых.

Продолжим через неделю #platonica

5 февраля состоялось пятое заседание семинара «Дельта "Метафизики" Аристотеля: медленное чтение».

Участники семинара продолжили чтение и обсуждение 2-й главы "Дельты", посвященной понятию "причины" (τὸ αἴτιον), и рассмотрели классификацию типов (τρόποι) причин в отличие от их видов (εἴδη) (1013b28–1114а15). Какие из типов причин для Аристотеля являются более "первичными" и "ближайшими", а какие – более "отдаленными" и "вторичными"? Каков критерий "ближайшей" причины? Как связано "существенность" (τὸ καθ' αὑτό) объектов в мире с тем, какие из причин являются "существенными" (τὸ καθ' αὑτό) в отличие от сопутствующих (τὸ κατὰ συμβεβηκός)? Может ли создать статую нечто иное, чем человек, и может ли человек создать материю? И зачем Аристотелю могла понадобиться странная дополнительная классификация на "типы" причин, одним из пунктов которой является указание на то, что в качестве прчины статуи можно указать не только "скульптора" и "Поликлета", но также "скульптора Поликлета"? Источник.

#аристотель

Любовь приходит и уходит, а Антиварвары продолжают читать древних авторов всегда❤️
В честь дня святого Валентина приглашаем вас принять участие в двух семинарах! 14 февраля в 20.00 мы познакомимся со знаменитой историей любви Пирама и Фисбы, описанной в «Метаморфозах» Овидия (проведет Полина Крупинина); 17 февраля в 19.00 прочитаем два фрагмента Проперция: в одном поэт описывает бога любви Купидона, во втором пишет о своей несчастной любви к Кинфии (проведет Мария Тимощук). Комментарии уже опубликованы на нашем сайте. Для записи на семинар просим вас заполнить форму. Семинары пройдут полностью на латинском языке.

Аристотель, приведя в «Метафизике» (1.5) известный список 10-ти пар пифагорейских противоположностей, время от времени в своих сочинениях возвращается то к одной паре, то к другой. В трактате «О небе» (2.2) он рассматривает пару «правое-левое» и сокрушается, что пифагорейцы, как это часто с ними бывает, приходят к хорошей мысли, но не продумывают ее до конца. Архаическое представление, связывающее «правое» с правильным, мужским, сильным и «левое» с неистинным, слабым, женским, вполне очевидно и обосновано. Но от философов - «так называемых пифагорейцев» - Аристотель ждет большего. Безусловно, оппозиция «правое-левое» - это базовая характеристика пространства. Но пространство не измеряется лишь двумя сторонами, оно также включает в себя оппозиции «верх-низ» и «вперед-назад». Вместо одной пары пространственных противоположностей Аристотель предлагает три. Почему пифагорейцы игнорируют остальные две пары, Аристотелю непонятно. В присущей ему манере он постарался упорядочить эти три пары противоположностей, выводя каждую последующую из предыдущей. Для него первичной является пара «верх-низ» - именно она задает пространство или, если угодно, отделяет небо от земли. Но Аристотель физик, а не мистик, то есть мыслит противоположности динамически: «верх» - это начало роста. Движение роста присуще растениям как самым простым живым существам. Оппозиция «правое и левое» для Аристотеля, скорее, символ динамической симметрии, который  растениям уже не присущ, но который явлен уже на уровне животной жизни, где «правое» или «левое» уравновешивает друг друга в целом едином существе и с чего начинается пространственное движение.  Оппозицию  «вперед - назад» Аристотель рассматривает как завершающую характеристику: «вперед» задает цель и, соответсвенно, движение в направлении к ней. 
Немаловажным добавлением будет утверждение Аристотеля, что все эти три пространственные оппозиции связаны с природой живых существ, то есть имеющих источник движения в самих себе. Для неживого существа таких противоположностей не существует. Однако мы в языке мы используем все эти противоположности, когда говорим, например, о «правой руке» статуи или «левой части» дома. Все это, считает Аристотель, мы говорим как бы по совпадению, соотнося «стороны» неживого с живыми существами и, прежде всего, с самими собой. Что же касается Вселенной, сферообразной и в геометрическом отношении повсюду себе равной, то скептические умы всегда задавали вопросы пифагорейцам - где же в равном себе можно отыскать правое и левое? Аристотель неожиданно солидаризируется с пифагорейцами: в нашей совершенной сферообразной Вселенной «правое-левое» присутствует, как и две пары других противоположностей, хотя бы потому, что Вселенная - живое существо. Впрочем, на этом недолгий ситуативный союз с пифагорейцами заканчивается. Трудолюбивому Аристотелю приходится вновь доводить до ума неупорядоченное чужое хозяйство и уточнять, где именно верх и низ Вселенной, как именно происходит вращение небесной сферы, в каком именно сегменте Вселенной мы живем.