Исследователи творчества Соловьева отмечают его особое отношение к Платону, подчеркивая, что его в большей степени привлекало разгадывание «тайны личности Платона», чем его философии: понять философию Платона можно, лишь постигнув «жизненную драму» философа. «Биографический» подход Соловьева к исследованию философии Платона отразился  и порядке  расположения диалогов в его издании «Творений Платона», из которого Соловьеву суждено было увидеть только первый том.
Мы предлагаем почтить пaмять Bл. Coлoвьeвa словами поэта А.Блока, поклонника учений обоих философов: «Лyчшee, чтo мы можeм cдeлaть в чecть и пaмять Bл. Coлoвьeвa,— этo paдocтнo вcпoмнить, чтo cyщнocть миpa — oт вeкa внeвpeмeннa и внeпpocтpaнcтвeннa; чтo мoжнo poдитьcя втopoй paз и cбpocить c ceбя цeпи и пыль. Пoжeлaeм дpyг дpyгy, чтoбы кaждый из нac был вepeн дpeвнeмy мифy o Пepcee и Aндpoмeдe; вce мы, нacкoлькo xвaтит cил, дoлжны пpинять yчacтиe в ocвoбoждeнии плeнeннoй Xaocoм Цapeвны — Mиpoвoй и cвoeй дyши». (А.Блок. Рыцарь-монах)
 

Итак, как и обещали, начинаем читать Брукера. Чтение сопровождается пересказом на достаточно простой латыни.

В самом начале своего труда он говорит о том, что писать историю философии, не имея определения философии, невозможно. Эта установка позднее легла в основу того, что называют «априорной» историей философии. Однако и до, и после Брукера существовали истории философии, которые прекрасно обходились без такого определения. О них мы расскажем как-нибудь в другой раз.

1. Cur historia philosophiae a definitione incipienda est?

Время просмотра: 3,5 мин.

Полезная лексика:
incunabula, orum n пеленки, колыбель, начало
pando, pandi, passum, 3 расправлять, раскрывать
satago, egi, actum, 3 удовлетворять, хлопотать
messis, is f жатва, сбор урожая
meto, messui, metum, 3 косить, жать
falx, is f серп, коса
sedulo усердно
seges, etis f хлеб, посев
devia, orum n боковые дороги, окольные пути

Синтаксис: второе описательное спряжение, accusativus cum infinitivo, * ut / ne finale.

#bruckerus

Вот полный текст. Оказывается его делал мой коллега и друг, Илья Аникьев с кафедры древних языков истфака МГУ. Ударения он им расставил, поэтому я засомневался в теории нейросетей. Отличная работа. Язык цицероновский в сущности) Браво, Илья!

Кто был воробьем Лесбии?
Интереснейшая статья исследовательницы Эшли Грин о том, кто скрывается у Катулла за образом passer deliciae meae puellaе в Lugete, o Veneres… 

Существует дискуссия об орнитологической (и не только) принадлежности питомца Лесбии. У исследователей то и дело возникают вопросы, как воробей - такая драчливая, плохо приручаемая и, в общем-то, довольно грязная птица, не обладающая к тому же выдающимися вокальными данными, мог стать домашним любимцем капризной девушки. Вполне возможно, замечают они, что passer не означает обязательно обычного воробья (Рasser domesticus, воробей домовый), а является более общим названием для других видов птиц. Так, делались предположения, что это, скорее всего, мог быть каменный синий дрозд (Monticola solitarius), чье мелодичное и меланхоличное пение всегда очень ценилось у любителей птиц. На роль воробья Лесбии также предлагался снегирь обыкновенный (Pyrrhula pyrrhula) также высоко ценимый за свои певческие способности. Наконец, довольно распространенной является версия, что passer на самом деле выступает у Катулла как сексуальный эвфемизм и т.о.означает соперника Катулла, которому, возможно, больше повезло в любви. Сторонники этой версии справедливо указывают, что у древних греков и римлян воробьи выступали символом плотской страсти и плодовитости и были включены в свиту Афродиты/Венеры. Так что назвать «воробушком» молодого и страстного поклонника тоже вполне понятно и естественно.

И все же автор статьи склоняется к тому, что воробей есть все-таки воробей: автор исследует привязанность к домашним питомцам у древних римлян, которых у них было множество – змеи, певчие птицы, собаки самых разных пород, пони. Пожалуй, именно птицы в античности занимали нишу, которую сейчас занимают кошки. У ребенка из зажиточной семьи в качестве живых игрушек были цыплята, утята, гусята, а также разнообразные певчие птицы. Эмоциональная связь с ними у подрастающего хозяина была довольно сильной и когда она становилась слишком ярко выраженной и чрезмерной, он мог стать объектом критики или насмешек. Впрочем, девушкам и женщинам такая излишняя эмоциональная привязанность прощалась. 

Почему же, по мнению автора, под passer подразумевается именно воробей? Снегирь сразу отпадает, потому что упоминания о них как домашних певчих птицах появляются только в средние века. Синий каменный дрозд, как и снегирь, все же поет, а не чирикает. Катулл же не упоминает ни о пении, ни о птичьих трелях. Сексуальный подтекст автором статьи тоже не принимается, поскольку у Катулла в других текстах passer не встерчается как символ любовной страсти. Сложная приручаемость воробья не кажется автору препятствием: она обращает внимание, что у римлянок было своего рода хобби выводить птенцов разных мелких птиц, в том числе и воробьев, и заботиться о них, чем, собственно, и объясняется и ручной характер воробья Лесбии, и ее сильная эмоциональная привязанность к нему.

Марциал  в эпиграмме (7.87) перечисляет самых распространенных у римлян животных, которых  они держали дома для удовольствия: и ушастая лиса фенек (в русском переводе ушастая векша), мартышка, мелетийская собачка (собачка миниатюрной породы, которую знатная  дама носила на руках), змеи, соловьи и др. птицы. С животными не только играли, но обучали их трюкам разной сложности. Обезьяны и мартышки могли играть на музыкальных инструментах, метать маленькие копья  и управлять повозками, заряженными все теми же мелетийскими собачками. Привезенные из Индии попугаи ценились за их умение чисто воспроизводить человеческую речь и за яркий окрас перьев. Римские историки упоминают, что римские императоры не отставали от простых смертных и в качестве домашних любимцев держали не только собак и змей, но также медведей и тигров.
Но чрезмерная сентиментальная привязанность к своим питомцам, граничащая с патологией, часто становилась предметом насмешки или осуждения, что во всех красках демонстрирует Марциал.

Если при­я­тель мой Флакк уша­стою век­шей уте­шен,
Еже­ли Канию мил мрач­ный его эфи­оп,
Коль без ума от люб­ви к соба­чон­ке кро­шеч­ной Пуб­лий,
Еже­ли в схо­жую с ним Кро­ний мар­тыш­ку влюб­лен,
Еже­ли Марию мил ихнев­мон его может быть злоб­ный,
Если соро­ки при­вет, Лавс, забав­ля­ет тебя,
Если Глав­кил­ла змею холод­ную носит на шее,
Коль Теле­си­ною холм над соло­вьем воз­веден,
Так поче­му ж не любить мне Лаби́ка с лицом Купидо­на,
Видя при­стра­стья гос­под к этим чуд­ным суще­ствам?
(Пер. Ф. А. Петровского)