Forwarded from Architecture
Forwarded from Великая Франция✨💥🇫🇷 (Roman Makhrov)
🔨 В этот день, 22 апреля 1370 года, началось основное строительство легендарной Бастилии.
Угроза, исходившая от англичан и их союзников, побудила Карла V Мудрого форсировать строительство крепости, признанной укрепить Париж. Само по себе слово «Бастилия» того же порядка, что и «бастида», означавшее укрепленное место, участок с башней и валом. На протяжении большей части своего существования Бастилия — место укрытия монархов от всевозможных народных волнений, территория богатейшего монастыря, а также наиболее известная королевская тюрьма.
Не совсем обычный вопрос к нашим дорогим участникам: будь у вас вся полнота власти во французском королевстве в период Старого Порядка, кого из политических/религиозных/военных деятелей вы бы обязательно отправили в Бастилию? Кто, на ваш взгляд, заслуживает этого больше всего?
Поделитесь своими предложениями в комментариях :)
#Столетняя_война_ @greatfrance
#Средневековая_жизнь_ @greatfrance
#Событие_сегодняшнего_дня_ @greatfrance
Угроза, исходившая от англичан и их союзников, побудила Карла V Мудрого форсировать строительство крепости, признанной укрепить Париж. Само по себе слово «Бастилия» того же порядка, что и «бастида», означавшее укрепленное место, участок с башней и валом. На протяжении большей части своего существования Бастилия — место укрытия монархов от всевозможных народных волнений, территория богатейшего монастыря, а также наиболее известная королевская тюрьма.
Не совсем обычный вопрос к нашим дорогим участникам: будь у вас вся полнота власти во французском королевстве в период Старого Порядка, кого из политических/религиозных/военных деятелей вы бы обязательно отправили в Бастилию? Кто, на ваш взгляд, заслуживает этого больше всего?
Поделитесь своими предложениями в комментариях :)
#Столетняя_война_ @greatfrance
#Средневековая_жизнь_ @greatfrance
#Событие_сегодняшнего_дня_ @greatfrance
— Откуда вы ее знаете? Почему ей пришлось наняться к вам в служанки?
— Это мое дело, — раздраженно буркнул Берн, и, почувствовав, что такой ответ задел Рескатора, добавил, — вас оно не касается.
— Вы ее любите?
Гугенот молчал. Этот вопрос понуждал его вторгнуться в область, для него запретную. Он был им оскорблен, как если бы ему сказали непристойность. Насмешливая улыбка противника еще больше усиливала его неловкость.
— О, как тяжело для кальвиниста произнести слово «любовь». Можно подумать, что оно обдерет вам губы.
— Сударь, любить мы должны только Бога. Вот почему я не стану произносить этого слова. Наши земные привязанности недостойны его. В сердцах наших властвует один лишь Бог.
— Зато женщина властвует над тем, что ниже, — грубо сказал Жоффрей де Пейрак. — Мы все носим ее в наших чреслах. И с этим мы ничего не можем поделать: ни вы, ни я, мэтр Берн... ни кальвинист, ни католик.
Он встал, нетерпеливо оттолкнул табурет и, склонившись к гугеноту, гневно сказал:
— Нет, вы ее не любите. Такие, как вы, не умеют любить женщин. Они их терпят. Они пользуются женщинами, желают их, но это не одно и то же. Вы желаете эту женщину и потому хотите на ней жениться, чтобы быть в ладу со своей совестью.
Габриэль Берн побагровел. Он попытался привстать, и это ему кое-как удалось.
— Такие, как я, не нуждаются в наставлениях таких, как вы: пиратов, разбойников и грабителей!
— Откуда вам это знать? Пусть я пират, но мои советы могли бы оказаться небесполезными для человека, собирающегося взять в жены женщину, из-за которой ему позавидовали бы короли. Да вы хоть разглядели ее как следует, мэтр Берн?
Берну удалось наконец встать на колени. Он прислонился к переборке и устремил на Жоффрея де Пейрака взгляд, в котором лихорадка зажгла огоньки безумия... Было похоже, что у него помутился рассудок.
— Я старался забыть, — проговорил он, — забыть тот вечер, когда я впервые увидел ее с распущенными волосами... на лестнице... Я не хотел чинить ей обиды у себя в доме, я постился, молился... Но часто я вставал по ночам, терзаемый искушением. Зная, что она здесь, под моей крышей, я не мог спокойно спать.
Он стоял, тяжело дыша, согнувшись — но виной тому была не столько физическая боль, сколько унижение от сделанных признаний.
Пейрак смотрел на него с удивлением.
«Ах, торговец, торговец, выходит, ты не так уж отличаешься от меня, — думал он. — Я тоже нередко вставал по ночам, когда эта дикая козочка не подпускала меня к себе, мучая своей холодностью. Я, конечно, не молился и не постился — вместо этого я смотрел в зеркало на свое неприглядное лицо и обзывал себя дураком».
— Это мое дело, — раздраженно буркнул Берн, и, почувствовав, что такой ответ задел Рескатора, добавил, — вас оно не касается.
— Вы ее любите?
Гугенот молчал. Этот вопрос понуждал его вторгнуться в область, для него запретную. Он был им оскорблен, как если бы ему сказали непристойность. Насмешливая улыбка противника еще больше усиливала его неловкость.
— О, как тяжело для кальвиниста произнести слово «любовь». Можно подумать, что оно обдерет вам губы.
— Сударь, любить мы должны только Бога. Вот почему я не стану произносить этого слова. Наши земные привязанности недостойны его. В сердцах наших властвует один лишь Бог.
— Зато женщина властвует над тем, что ниже, — грубо сказал Жоффрей де Пейрак. — Мы все носим ее в наших чреслах. И с этим мы ничего не можем поделать: ни вы, ни я, мэтр Берн... ни кальвинист, ни католик.
Он встал, нетерпеливо оттолкнул табурет и, склонившись к гугеноту, гневно сказал:
— Нет, вы ее не любите. Такие, как вы, не умеют любить женщин. Они их терпят. Они пользуются женщинами, желают их, но это не одно и то же. Вы желаете эту женщину и потому хотите на ней жениться, чтобы быть в ладу со своей совестью.
Габриэль Берн побагровел. Он попытался привстать, и это ему кое-как удалось.
— Такие, как я, не нуждаются в наставлениях таких, как вы: пиратов, разбойников и грабителей!
— Откуда вам это знать? Пусть я пират, но мои советы могли бы оказаться небесполезными для человека, собирающегося взять в жены женщину, из-за которой ему позавидовали бы короли. Да вы хоть разглядели ее как следует, мэтр Берн?
Берну удалось наконец встать на колени. Он прислонился к переборке и устремил на Жоффрея де Пейрака взгляд, в котором лихорадка зажгла огоньки безумия... Было похоже, что у него помутился рассудок.
— Я старался забыть, — проговорил он, — забыть тот вечер, когда я впервые увидел ее с распущенными волосами... на лестнице... Я не хотел чинить ей обиды у себя в доме, я постился, молился... Но часто я вставал по ночам, терзаемый искушением. Зная, что она здесь, под моей крышей, я не мог спокойно спать.
Он стоял, тяжело дыша, согнувшись — но виной тому была не столько физическая боль, сколько унижение от сделанных признаний.
Пейрак смотрел на него с удивлением.
«Ах, торговец, торговец, выходит, ты не так уж отличаешься от меня, — думал он. — Я тоже нередко вставал по ночам, когда эта дикая козочка не подпускала меня к себе, мучая своей холодностью. Я, конечно, не молился и не постился — вместо этого я смотрел в зеркало на свое неприглядное лицо и обзывал себя дураком».
Любовь — враг излишеств. В ней, как и в еде, следует отдавать предпочтение не количеству, а качеству. Истинное наслаждение кончается, когда начинается распутство, ибо, погрязнув в нем, приходишь к отвращению. Разве тот, кто жрет, как свинья, и наливается вином, как бездонная бочка, способен упиваться прелестью изысканного поцелуя?
© Анн Голон «Анжелика»
© Анн Голон «Анжелика»
Forwarded from Architecture
Архитектурный облик Парижа можно охарактеризовать как элегантный и неповторимый: в его кварталах памятники разных эпох гармонично сочетаются друг с другом, создавая особую атмосферу города.
#историческая_архитектура
#историческая_архитектура