Топ, топ, очень нелегки… первые шаги.
Алексей Ольгин.
В Березниках меня наконец-то устроили в ясли. Место нашлось только на окраине города. Так что кому-то из родителей приходилось везти меня на санках много километров (залезть в автобус в час пик было нереально).
Ясли мне сразу не понравились. Какое-то чужое, холодное место, очень просторное (а спрятаться негде). И меня оставили там одного! Я стоял посреди огромной игровой комнаты и дрожал от страха. Вокруг была пустота. Все дети были заняты играми возле стенок. А я боялся сделать шаг. Мне нужен был руководитель. Хотя бы двоюродная сестра. Не зная, что делать, я вдруг разревелся. Тут же подскочила воспитательница и взяла меня на руки. Я успокоился. Она спустила меня с рук, но я, почувствовав ледяной холод снаружи, опять заплакал. Она снова взяла меня на руки и стала напевать:
– Андрей-воробей, не гоняй голубей, гоняй галочек из-под палочек!
Пока я был на руках, меня всё устраивало, но стоило ей опустить меня на пол, как я переставал понимать, что надо делать. Плакать, однако, перестал (так что воспитательница смогла с облегчением удалиться), но затравленно озирался. Может найдётся добрый человек, который возьмёт меня дружески за руку, как сестра, и поведёт играть? Но нашлись только хулиганы. Пока я сидел на руках, они показывали мне снизу кулаки. И теперь стали по очереди подбегать и сбивать с ног. Я падал на пол. После нескольких таких падений я не нашёл ничего лучше, чем опять заплакать, чтобы привлечь внимание взрослых. Пусть не спускают больше с рук, а то меня тут обижают! Но воспитательнице уже надоело меня поднимать, и она подвела плачущего ребёнка к двум мальчикам, двум Андреям, как она объяснила.
– Защищайте его, играйте с ним, он тоже Андрейка, так что вам нужно держаться друг друга. Вас теперь трое!
На удивление оба Андрея оказались очень милыми и дружелюбными. Мы весело играли втроём, а если кто-то пытался меня обидеть, они тут же вставали на защиту, отбрасывая хулиганов.
Были, конечно, эксцессы. Как-то на прогулке я бежал к ракете, стоящей на детской площадке (это было железное сооружение, в несколько этажей, и если залезть на самый верх, можно было представить, что ты уже в космосе) и один из хулиганов, заметив это, побежал на перерез и столкнул меня в сугроб, так что снег забился и в валенки, и за шиворот, и в рот… я долго не мог выкарабкаться, а мои защитники были далеко. С тех пор я старался от них не отходить.
Алексей Ольгин.
В Березниках меня наконец-то устроили в ясли. Место нашлось только на окраине города. Так что кому-то из родителей приходилось везти меня на санках много километров (залезть в автобус в час пик было нереально).
Ясли мне сразу не понравились. Какое-то чужое, холодное место, очень просторное (а спрятаться негде). И меня оставили там одного! Я стоял посреди огромной игровой комнаты и дрожал от страха. Вокруг была пустота. Все дети были заняты играми возле стенок. А я боялся сделать шаг. Мне нужен был руководитель. Хотя бы двоюродная сестра. Не зная, что делать, я вдруг разревелся. Тут же подскочила воспитательница и взяла меня на руки. Я успокоился. Она спустила меня с рук, но я, почувствовав ледяной холод снаружи, опять заплакал. Она снова взяла меня на руки и стала напевать:
– Андрей-воробей, не гоняй голубей, гоняй галочек из-под палочек!
Пока я был на руках, меня всё устраивало, но стоило ей опустить меня на пол, как я переставал понимать, что надо делать. Плакать, однако, перестал (так что воспитательница смогла с облегчением удалиться), но затравленно озирался. Может найдётся добрый человек, который возьмёт меня дружески за руку, как сестра, и поведёт играть? Но нашлись только хулиганы. Пока я сидел на руках, они показывали мне снизу кулаки. И теперь стали по очереди подбегать и сбивать с ног. Я падал на пол. После нескольких таких падений я не нашёл ничего лучше, чем опять заплакать, чтобы привлечь внимание взрослых. Пусть не спускают больше с рук, а то меня тут обижают! Но воспитательнице уже надоело меня поднимать, и она подвела плачущего ребёнка к двум мальчикам, двум Андреям, как она объяснила.
– Защищайте его, играйте с ним, он тоже Андрейка, так что вам нужно держаться друг друга. Вас теперь трое!
На удивление оба Андрея оказались очень милыми и дружелюбными. Мы весело играли втроём, а если кто-то пытался меня обидеть, они тут же вставали на защиту, отбрасывая хулиганов.
Были, конечно, эксцессы. Как-то на прогулке я бежал к ракете, стоящей на детской площадке (это было железное сооружение, в несколько этажей, и если залезть на самый верх, можно было представить, что ты уже в космосе) и один из хулиганов, заметив это, побежал на перерез и столкнул меня в сугроб, так что снег забился и в валенки, и за шиворот, и в рот… я долго не мог выкарабкаться, а мои защитники были далеко. С тех пор я старался от них не отходить.
❤14😁2
Мы ж не ангелы, а волки! Стесняться нам чего?
Юлий Ким.
В ясли меня везли сонного, потому что утром я никак не мог толком проснуться. Зато вечером не мог уснуть. Мама ругалась, что я никогда не слушаюсь. Но я слушался, только с большим опозданием. Мне говорили убрать игрушки и ложиться спать, и я в голове знал, что это сделаю, только надо тут вот закончить, это ещё доделать, то предусмотреть… Мне не хватало времени и жаль было тратить его на сон. Хотя я честно пытался заснуть под песенку передачи "Спокойной ночи, малыши!" (она в Москве шла в 21 час, а пермское время отличалось на два), но у меня никогда не получалось, и даже полчаса спустя я не хотел спать.
Часто мама приказывала отцу отлупить этого "хулигана", чтобы он наконец образумился. После крепкого ремня, загонявшего меня в постель, я долго лежал в темноте, разглядывая из маленькой кроватки потолок, по которому то и дело проносились световые отблески от автомобильных фар, представляя, что это летят инопланетяне, смотрел на нарисованных зайцев и медведей на своем одеяльце, думая, что вот-вот они оживут и поведут меня в свою сказку. Иногда мне казалось, что в темноте кто-то двигается, и я вскрикивал: "Голубь! Летит голубь!" или "Ой, там сверчки бегают по стенке!" или "Какой красивый цветок расцвёл в дальнем углу комнаты!" На что получал только окрики мамы:
– Замолчи, несносный ребёнок! Нет там ничего! Спи давай живо!
Однажды она не выдержала, вышла в коридор, открыла наружную дверь и сказала очень громко:
– Волки, идите сюда! Съешьте этого мальчика, он не слушается!
Я ей не поверил. Ну какие могут быть волки у нас в подъезде, на 5 этаже? Они же в лесу только… Но мать не унималась:
– Я не шучу! Вон они, волки, уже идут! Сейчас бросятся и разорвут на кусочки!
Я занервничал. От мамы можно ожидать чего угодно. Она не всегда понимает что делает. А вдруг там и правда волки, что тогда? Я даже из кроватки выскочить не успею. И тут мне послышался шорох лап. Там волки??!! А-а-а!!! Я вдруг завопил не своим голосом:
– Волки! Не надо! Уйдите, я не хочу!
Мама удовлетворённо закрыла дверь и легла к отцу, сказав мне:
– Вот то-то, теперь спи, и никакие волки больше не придут.
Не тут-то было. Я уже не мог успокоиться. В каждом шорохе мне слышась осторожная волчья поступь, в темноте мерещились оскаленные пасти и горящие глаза! Я не мог больше этого выносить и опять заорал:
– Волки! Волки! А-а-а!
Отец встал и включил свет.
– Ну, где волки? – спросил он меня. – Видишь, тут никого нет? Они не могут пройти через закрытую дверь.
Я согласился, что действительно никаких волков при свете не видно, лёг и попытался уснуть, отец погасил свет. Но я опять стал слышать какие-то подозрительные шорохи, мне вновь стали мерещиться тени в коридоре… Там кто-то есть! Я выскочил из кроватки и подбежал к отцу:
– Я не могу там спать! В коридоре кто-то ходит!
Отец молча включил свет, переставил местами диван, на котором спали родители, и мою кроватку, так что она оказалась далеко от выхода в коридор, и сказал:
– Ну, теперь бояться нечего, если даже из коридора кто-то сунется, мы его к тебе не пустим.
Снова потушили свет, и я постарался заснуть. Но волей-неволей мои глаза стали смотреть на окно. А там… Там было ещё больше смутных теней, какого-то непонятного движения, шорохов, и, хотя я изо всех сил старался не обращать на это внимания, меня вновь посетила паническая атака, потому что посреди окна я вдруг ясно увидел оскаленную волчью морду с высунутым языком! Я принялся кричать. Отец снова включил свет и стал объяснять мне, что никакие волки не могут залезть снаружи в окно на 5 этаже, но я не мог успокоиться. Тогда он больше не стал выключать свет, сел рядом со мной и держал за руку до тех пор, пока я не уснул.
Юлий Ким.
В ясли меня везли сонного, потому что утром я никак не мог толком проснуться. Зато вечером не мог уснуть. Мама ругалась, что я никогда не слушаюсь. Но я слушался, только с большим опозданием. Мне говорили убрать игрушки и ложиться спать, и я в голове знал, что это сделаю, только надо тут вот закончить, это ещё доделать, то предусмотреть… Мне не хватало времени и жаль было тратить его на сон. Хотя я честно пытался заснуть под песенку передачи "Спокойной ночи, малыши!" (она в Москве шла в 21 час, а пермское время отличалось на два), но у меня никогда не получалось, и даже полчаса спустя я не хотел спать.
Часто мама приказывала отцу отлупить этого "хулигана", чтобы он наконец образумился. После крепкого ремня, загонявшего меня в постель, я долго лежал в темноте, разглядывая из маленькой кроватки потолок, по которому то и дело проносились световые отблески от автомобильных фар, представляя, что это летят инопланетяне, смотрел на нарисованных зайцев и медведей на своем одеяльце, думая, что вот-вот они оживут и поведут меня в свою сказку. Иногда мне казалось, что в темноте кто-то двигается, и я вскрикивал: "Голубь! Летит голубь!" или "Ой, там сверчки бегают по стенке!" или "Какой красивый цветок расцвёл в дальнем углу комнаты!" На что получал только окрики мамы:
– Замолчи, несносный ребёнок! Нет там ничего! Спи давай живо!
Однажды она не выдержала, вышла в коридор, открыла наружную дверь и сказала очень громко:
– Волки, идите сюда! Съешьте этого мальчика, он не слушается!
Я ей не поверил. Ну какие могут быть волки у нас в подъезде, на 5 этаже? Они же в лесу только… Но мать не унималась:
– Я не шучу! Вон они, волки, уже идут! Сейчас бросятся и разорвут на кусочки!
Я занервничал. От мамы можно ожидать чего угодно. Она не всегда понимает что делает. А вдруг там и правда волки, что тогда? Я даже из кроватки выскочить не успею. И тут мне послышался шорох лап. Там волки??!! А-а-а!!! Я вдруг завопил не своим голосом:
– Волки! Не надо! Уйдите, я не хочу!
Мама удовлетворённо закрыла дверь и легла к отцу, сказав мне:
– Вот то-то, теперь спи, и никакие волки больше не придут.
Не тут-то было. Я уже не мог успокоиться. В каждом шорохе мне слышась осторожная волчья поступь, в темноте мерещились оскаленные пасти и горящие глаза! Я не мог больше этого выносить и опять заорал:
– Волки! Волки! А-а-а!
Отец встал и включил свет.
– Ну, где волки? – спросил он меня. – Видишь, тут никого нет? Они не могут пройти через закрытую дверь.
Я согласился, что действительно никаких волков при свете не видно, лёг и попытался уснуть, отец погасил свет. Но я опять стал слышать какие-то подозрительные шорохи, мне вновь стали мерещиться тени в коридоре… Там кто-то есть! Я выскочил из кроватки и подбежал к отцу:
– Я не могу там спать! В коридоре кто-то ходит!
Отец молча включил свет, переставил местами диван, на котором спали родители, и мою кроватку, так что она оказалась далеко от выхода в коридор, и сказал:
– Ну, теперь бояться нечего, если даже из коридора кто-то сунется, мы его к тебе не пустим.
Снова потушили свет, и я постарался заснуть. Но волей-неволей мои глаза стали смотреть на окно. А там… Там было ещё больше смутных теней, какого-то непонятного движения, шорохов, и, хотя я изо всех сил старался не обращать на это внимания, меня вновь посетила паническая атака, потому что посреди окна я вдруг ясно увидел оскаленную волчью морду с высунутым языком! Я принялся кричать. Отец снова включил свет и стал объяснять мне, что никакие волки не могут залезть снаружи в окно на 5 этаже, но я не мог успокоиться. Тогда он больше не стал выключать свет, сел рядом со мной и держал за руку до тех пор, пока я не уснул.
❤8👍4🔥2
С тех пор отец стал рассказывать мне на ночь сказки, большую часть которых придумывал на ходу сам, и мне было очень интересно, я даже пытался сочинять вместе с ним. Например, мне нравился мультфильм "Ну, погоди!", но в то время сняли только 7 серий, и мы с отцом придумали 8-ю, 9-ю и 10-ю. Волк там был совсем не страшный, а Заяц смелый и находчивый. Ничего плохого с ними никогда не происходило, только смешное.
❤13👍3
Как хорошо быть хулиганом – признаться, даже не ожидал.
Владимир Алеников.
Я уже ходил в детский сад. Он был гораздо ближе яслей, можно было дойти до него минут за 20. Это был самый старый детсад в городе, стены уже разваливались. Располагался он позади кинотеатра "Авангард" – самого первого в советской России (сейчас от него остались лишь руины в центре города). Еду нам привозили в телеге на лошади, которую звали Зорька. Мы, дети, очень любили встречать её и даже пытались гладить большое белое пятно на лбу, но взрослые нас шугали, говоря, что лошадь опасна.
Коллектив младшей группы детского сада был неагрессивный. Хотя один хулиган всё же имелся. Эдик Неволин походя мог сбить меня с ног, часто вызывал парней (хоть несколько человек сразу) на драку, дерзил даже взрослым. Он обладал неуёмной энергией и всё время придумывал какие-то опасные игры, в которых порой и сам страдал – синяки, ссадины на его теле не переводились. Он мог бить даже девочек, но прекратил это делать, как только у него появилась невеста. В группе у нас было 7 Лен, и одна из них очень понравилась Эдику. Он даже напросился к ней в гости, и отец этой девочки, водитель грузовика, возил Эдика вместе Леной куда-то загород на шашлыки. Никто не дразнил их женихом и невестой, потому что Эдика очень боялись. И уважали. Его слушались не только мальчики, но и девочки в группе.
Остальные мальчишки в детском саду были "травоядные". Хотя однажды, когда нас обливали на улице в одних трусах (это считалось закаливанием), двое "блатных" (сын воспитательницы Юра, фамилии его никто не знал, и толстяк-немец Вася Браун, любимец взрослых, вечно сидящий у них на руках – они ласково трепали его за пухлые щёчки) зачем-то принялись дразнить меня, всячески склоняя фамилию. Я думал, что они не понимают как это неприятно, и умолял их перестать, а потом даже заплакал. Если бы из-за меня кто-то так страдал, я тут же прекратил бы дурацкие дразнилки. Но они принялись передразнивать мой плач. Для меня это было настоящее открытие. Неужели обычные парни, не хулиганы, любимцы взрослых, могут специально унижать других? Зачем? Тогда я убежал от них и спрятался в кустах. Сидел и думал о человеческой природе. Они меня не нашли, а потом их пыл как-то иссяк, и никто меня дразнить больше не пытался.
Но я и сам "отличился" (насколько помню – уже в старшей группе). Катал как-то на веранде игрушечный грузовик, на другом конце сидел Вовка Чесноков и кричал какую-то ерунду, баловался в общем. Почему-то я запустил свою железную машинку в его сторону. По воздуху. По закону подлости она попала ему точно в лоб. Чесноков заревел. Я испугался за него и подошёл:
– Вовка, чё случилось? Больно?
Он заорал:
– Я всё про тебя расскажу-у-у!
И побежал жаловаться воспитателям. Я был поражен – как у меня, пусть на минуту, вдруг отключилась эмпатия? Как мог я кинуть в кого-то игрушку? И ничего при этом не почувствовать? Значит так тоже бывает? Сострадание раз – и отключается! Независимо от твоей воли. Надо сказать, что это был единственный подобный эпизод в жизни, но до сих пор вздрагиваю, вспоминая его (часто мне в детстве даже снилось как машинка летит в лоб Чеснокова). Но ведь у других тоже так бывает? Получается люди не виноваты в своей жестокости, у них просто на время отключается сочувствие! А у кого-то даже не на время…
Внешне никаких последствий тот жестокий поступок для меня не имел. Я видел, как Вовка жалуется воспитательнице, показывая рукой в мою сторону, и на душе холодело. Но женщине лень было даже идти ко мне, она была абсолютно уверена в том, что с моей стороны никакой агрессии быть не может, и Вова преувеличивает.
Владимир Алеников.
Я уже ходил в детский сад. Он был гораздо ближе яслей, можно было дойти до него минут за 20. Это был самый старый детсад в городе, стены уже разваливались. Располагался он позади кинотеатра "Авангард" – самого первого в советской России (сейчас от него остались лишь руины в центре города). Еду нам привозили в телеге на лошади, которую звали Зорька. Мы, дети, очень любили встречать её и даже пытались гладить большое белое пятно на лбу, но взрослые нас шугали, говоря, что лошадь опасна.
Коллектив младшей группы детского сада был неагрессивный. Хотя один хулиган всё же имелся. Эдик Неволин походя мог сбить меня с ног, часто вызывал парней (хоть несколько человек сразу) на драку, дерзил даже взрослым. Он обладал неуёмной энергией и всё время придумывал какие-то опасные игры, в которых порой и сам страдал – синяки, ссадины на его теле не переводились. Он мог бить даже девочек, но прекратил это делать, как только у него появилась невеста. В группе у нас было 7 Лен, и одна из них очень понравилась Эдику. Он даже напросился к ней в гости, и отец этой девочки, водитель грузовика, возил Эдика вместе Леной куда-то загород на шашлыки. Никто не дразнил их женихом и невестой, потому что Эдика очень боялись. И уважали. Его слушались не только мальчики, но и девочки в группе.
Остальные мальчишки в детском саду были "травоядные". Хотя однажды, когда нас обливали на улице в одних трусах (это считалось закаливанием), двое "блатных" (сын воспитательницы Юра, фамилии его никто не знал, и толстяк-немец Вася Браун, любимец взрослых, вечно сидящий у них на руках – они ласково трепали его за пухлые щёчки) зачем-то принялись дразнить меня, всячески склоняя фамилию. Я думал, что они не понимают как это неприятно, и умолял их перестать, а потом даже заплакал. Если бы из-за меня кто-то так страдал, я тут же прекратил бы дурацкие дразнилки. Но они принялись передразнивать мой плач. Для меня это было настоящее открытие. Неужели обычные парни, не хулиганы, любимцы взрослых, могут специально унижать других? Зачем? Тогда я убежал от них и спрятался в кустах. Сидел и думал о человеческой природе. Они меня не нашли, а потом их пыл как-то иссяк, и никто меня дразнить больше не пытался.
Но я и сам "отличился" (насколько помню – уже в старшей группе). Катал как-то на веранде игрушечный грузовик, на другом конце сидел Вовка Чесноков и кричал какую-то ерунду, баловался в общем. Почему-то я запустил свою железную машинку в его сторону. По воздуху. По закону подлости она попала ему точно в лоб. Чесноков заревел. Я испугался за него и подошёл:
– Вовка, чё случилось? Больно?
Он заорал:
– Я всё про тебя расскажу-у-у!
И побежал жаловаться воспитателям. Я был поражен – как у меня, пусть на минуту, вдруг отключилась эмпатия? Как мог я кинуть в кого-то игрушку? И ничего при этом не почувствовать? Значит так тоже бывает? Сострадание раз – и отключается! Независимо от твоей воли. Надо сказать, что это был единственный подобный эпизод в жизни, но до сих пор вздрагиваю, вспоминая его (часто мне в детстве даже снилось как машинка летит в лоб Чеснокова). Но ведь у других тоже так бывает? Получается люди не виноваты в своей жестокости, у них просто на время отключается сочувствие! А у кого-то даже не на время…
Внешне никаких последствий тот жестокий поступок для меня не имел. Я видел, как Вовка жалуется воспитательнице, показывая рукой в мою сторону, и на душе холодело. Но женщине лень было даже идти ко мне, она была абсолютно уверена в том, что с моей стороны никакой агрессии быть не может, и Вова преувеличивает.
❤13👍4👏1
Никто поделать ничего не смог…
Нет, смог один – который не стрелял!
Владимир Высоцкий.
С Эдиком Неволиным однажды приключилось ЧП – он сбежал из детсада. И целый день наслаждался свободой в городе: гулял в парке, лазая по деревьям, ходил по улицам один, находя и лаская бездомных собак и кошек, смотрел на укладку асфальта и, конечно, вымазал всю одежду. Нашли его только ночью, сдав на руки перепугавшейся бабушке (родителей у него не было).
Следующим утром в детском саду случилась расправа. Воспитатели раздели бедного Эдика догола и поставили в угол. Он ревел в голос. Напротив угла веером расположились дети и смеялись как ненормальные, показывая на Эдика пальцами, дразнили его, подвывая вместе с ним, и снова хохотали. И мальчики, и девочки. Только я один находился вдали и не мог понять, как можно радоваться чужому горю? Я готов был заплакать вместе с Эдиком.
Это имело для меня самые неожиданные последствия. Казалось, что Эдик меня вообще не видит, я был далеко, и вообще он был занят своими проблемами, однако на следующий же день подошёл ко мне и предложил играть вместе. Всех остальных он игнорировал, и им долго пришлось добиваться его милости. Когда он был в одежде и не в углу, никому и в голову не приходило смеяться, его опять беспрекословно слушались.
В целом в детском саду мне было неплохо. Не нравилось только спать днём. В специальной кладовке у нас были раскладушки, которые мы сами расставляли на время тихого часа в игровой комнате, потом каждый ребёнок приносил себе матрас с подушкой, достав их из специальной ячейки в той же кладовке, а также постельное бельё, которое мы тоже застилали сами. У меня никак не получалось уснуть, а когда, намучившись, наконец засыпал, то оказывалось, что уже время подъема и нужно с трудом раздирать глаза.
Нет, смог один – который не стрелял!
Владимир Высоцкий.
С Эдиком Неволиным однажды приключилось ЧП – он сбежал из детсада. И целый день наслаждался свободой в городе: гулял в парке, лазая по деревьям, ходил по улицам один, находя и лаская бездомных собак и кошек, смотрел на укладку асфальта и, конечно, вымазал всю одежду. Нашли его только ночью, сдав на руки перепугавшейся бабушке (родителей у него не было).
Следующим утром в детском саду случилась расправа. Воспитатели раздели бедного Эдика догола и поставили в угол. Он ревел в голос. Напротив угла веером расположились дети и смеялись как ненормальные, показывая на Эдика пальцами, дразнили его, подвывая вместе с ним, и снова хохотали. И мальчики, и девочки. Только я один находился вдали и не мог понять, как можно радоваться чужому горю? Я готов был заплакать вместе с Эдиком.
Это имело для меня самые неожиданные последствия. Казалось, что Эдик меня вообще не видит, я был далеко, и вообще он был занят своими проблемами, однако на следующий же день подошёл ко мне и предложил играть вместе. Всех остальных он игнорировал, и им долго пришлось добиваться его милости. Когда он был в одежде и не в углу, никому и в голову не приходило смеяться, его опять беспрекословно слушались.
В целом в детском саду мне было неплохо. Не нравилось только спать днём. В специальной кладовке у нас были раскладушки, которые мы сами расставляли на время тихого часа в игровой комнате, потом каждый ребёнок приносил себе матрас с подушкой, достав их из специальной ячейки в той же кладовке, а также постельное бельё, которое мы тоже застилали сами. У меня никак не получалось уснуть, а когда, намучившись, наконец засыпал, то оказывалось, что уже время подъема и нужно с трудом раздирать глаза.
❤12👍3❤🔥1
Андромеда
Дочь Цефея дорогая
В небе не теряется.
Андромеды цепь, сверкая,
Очень выделяется.
Персей
Посмотрите чуть левей:
Там жених её – Персей!
Древнегреческий герой –
Щит зеркальный, меч кривой –
Девушку освободил.
Зверя ж в камень обратил
Взгляд Медузы кровожадной,
Ледяной и беспощадный.
Звезда Алголь – бета Персея.
Здесь Алголь горит сейчас -
Злой горгоны страшный глаз!
И мигает иногда -
Переменная звезда.
Дочь Цефея дорогая
В небе не теряется.
Андромеды цепь, сверкая,
Очень выделяется.
Персей
Посмотрите чуть левей:
Там жених её – Персей!
Древнегреческий герой –
Щит зеркальный, меч кривой –
Девушку освободил.
Зверя ж в камень обратил
Взгляд Медузы кровожадной,
Ледяной и беспощадный.
Звезда Алголь – бета Персея.
Здесь Алголь горит сейчас -
Злой горгоны страшный глаз!
И мигает иногда -
Переменная звезда.
❤5👍5🔥1
Мой маленький гном, поправь колпачок,
и брось, не сердись, разожми кулачок!
Беги от людей…
Юрий Кукин.
Проблема возникла однажды (это было уже в подготовительной группе), когда наша воспитательница была в отпуске и временно прислали другую. Перед обедом новенькая объявила, что если кто-то не съест запеканку, то его будут дразнить "драный нос"! Я испугался. Никогда не ел эту бяку, и теперь не собирался. Что же будет? Когда все поели, я потихоньку отнёс нетронутое блюдо в приёмное окно для грязной посуды. Кажется, никто не заметил! Я уже уходил, как вдруг один из мальчишек, принёсший свою тарелку после меня, завопил:
– Драный нос! Он не съел запеканку! Драный нос!!
И в голосе его была такая радость…
Вся комната пришла в движение, меня окружили и принялись танцевать, выкрикивая дразнилку, придуманную новой воспитательницей. Я убежал от них и заперся в туалете. Он закрывался изнутри на засов. Через какое-то время раздался стук:
– Открой, это я, Сергей.
Я впустил Серёгу Блинова, высокого парня, с которым мы иногда встречались и гуляли вне детсада.
– Ну и дураки! – сказал он. – И охота людям дразниться?!
Сидеть в туалете не очень хотелось, но что делать? Мы мирно беседовали с Сергеем. Потом опять раздался стук.
– Пустите, я в туалет хочу! – послышался девичий голос.
Я впустил внутрь девочку (её звали Света). Она присела над одной из дырок в полу, окаймлённых железом, спустив трусики. Послышалось журчание. Серёга, наблюдавший за этим процессом, показал на неё пальцем и глубокомысленно произнёс:
– Видишь, как неудобно устроены девочки, им каждый раз приходится садиться. А я вот и стоя в любую дырку попаду! Даже трусы целиком спускать не надо.
Он тут же продемонстрировал это своё умение, встав над соседней дыркой в полу (никаких перегородок между ними не было). Света, закончив свои дела, оделась и, презрительно глядя на фонтанирующего Блинова, отрезала:
– Сам ты неполноценный! Чего вы на меня уставились? Выходите уже из туалета, там давно никто не дразнится, воспитательница всех буйных успокоила.
Мы вышли вместе со Светой, и действительно, женщина поняла свою ошибку и убедила детей прекратить преследование изгоя. В игровой комнате (превращавшейся по мере надобности то в спальню, то в столовую) царили мир и согласие – все слушали книгу "Чипполино", которую им читали.
и брось, не сердись, разожми кулачок!
Беги от людей…
Юрий Кукин.
Проблема возникла однажды (это было уже в подготовительной группе), когда наша воспитательница была в отпуске и временно прислали другую. Перед обедом новенькая объявила, что если кто-то не съест запеканку, то его будут дразнить "драный нос"! Я испугался. Никогда не ел эту бяку, и теперь не собирался. Что же будет? Когда все поели, я потихоньку отнёс нетронутое блюдо в приёмное окно для грязной посуды. Кажется, никто не заметил! Я уже уходил, как вдруг один из мальчишек, принёсший свою тарелку после меня, завопил:
– Драный нос! Он не съел запеканку! Драный нос!!
И в голосе его была такая радость…
Вся комната пришла в движение, меня окружили и принялись танцевать, выкрикивая дразнилку, придуманную новой воспитательницей. Я убежал от них и заперся в туалете. Он закрывался изнутри на засов. Через какое-то время раздался стук:
– Открой, это я, Сергей.
Я впустил Серёгу Блинова, высокого парня, с которым мы иногда встречались и гуляли вне детсада.
– Ну и дураки! – сказал он. – И охота людям дразниться?!
Сидеть в туалете не очень хотелось, но что делать? Мы мирно беседовали с Сергеем. Потом опять раздался стук.
– Пустите, я в туалет хочу! – послышался девичий голос.
Я впустил внутрь девочку (её звали Света). Она присела над одной из дырок в полу, окаймлённых железом, спустив трусики. Послышалось журчание. Серёга, наблюдавший за этим процессом, показал на неё пальцем и глубокомысленно произнёс:
– Видишь, как неудобно устроены девочки, им каждый раз приходится садиться. А я вот и стоя в любую дырку попаду! Даже трусы целиком спускать не надо.
Он тут же продемонстрировал это своё умение, встав над соседней дыркой в полу (никаких перегородок между ними не было). Света, закончив свои дела, оделась и, презрительно глядя на фонтанирующего Блинова, отрезала:
– Сам ты неполноценный! Чего вы на меня уставились? Выходите уже из туалета, там давно никто не дразнится, воспитательница всех буйных успокоила.
Мы вышли вместе со Светой, и действительно, женщина поняла свою ошибку и убедила детей прекратить преследование изгоя. В игровой комнате (превращавшейся по мере надобности то в спальню, то в столовую) царили мир и согласие – все слушали книгу "Чипполино", которую им читали.
❤11
— Я восхищаюсь, — сказал Маленький принц, слегка пожав плечами, — но что тебе от этого за радость?
Антуан де сент-Экзюпери
Год спустя, уже будучи школьниками, мы случайно встретились с Серёгой Блиновым на улице, он радостно предлагал продолжение дружбы, хотя мы учились в разных школах и жили уже очень далеко друг от друга.
– Давай, только посмотрим оценки! – он вытащил из ранца свои тетради и стал их листать, облизываясь от удовольствия.
Когда в тетради обнаруживалась редкая пятёрка, он заглядывал мне в лицо, видимо ожидая восхищённой реакции, но не получая её. Вообще-то у него не было плохих оценок – помимо нескольких пятёрок, только многочисленные четвёрки. Не подозревая подвоха, я тоже продемонстрировал ему свои тетрадки. Хотя мне это было совсем неинтересно. В моих тетрадях пятёрок было гораздо больше, но попадались и тройки, особенно по русскому языку, так как я писал по настроению и иногда из-за отсутствия концентрации так некрасиво, что и без единой ошибки мне ставили трояк, а уж с ошибкой или исправлениями… Сергей замер от удивления и не мог поверить своим глазам, увидев у меня двойку!
– Это что, пара?! – наконец выдавил он из себя и нервно засмеялся. – Ты двоечник?! А знаешь, мама не велит мне с такими дружить!
Я развёл руками, не понимая. Однако для Сергея это почему-то было важно, и больше я его никогда в жизни не видел.
Антуан де сент-Экзюпери
Год спустя, уже будучи школьниками, мы случайно встретились с Серёгой Блиновым на улице, он радостно предлагал продолжение дружбы, хотя мы учились в разных школах и жили уже очень далеко друг от друга.
– Давай, только посмотрим оценки! – он вытащил из ранца свои тетради и стал их листать, облизываясь от удовольствия.
Когда в тетради обнаруживалась редкая пятёрка, он заглядывал мне в лицо, видимо ожидая восхищённой реакции, но не получая её. Вообще-то у него не было плохих оценок – помимо нескольких пятёрок, только многочисленные четвёрки. Не подозревая подвоха, я тоже продемонстрировал ему свои тетрадки. Хотя мне это было совсем неинтересно. В моих тетрадях пятёрок было гораздо больше, но попадались и тройки, особенно по русскому языку, так как я писал по настроению и иногда из-за отсутствия концентрации так некрасиво, что и без единой ошибки мне ставили трояк, а уж с ошибкой или исправлениями… Сергей замер от удивления и не мог поверить своим глазам, увидев у меня двойку!
– Это что, пара?! – наконец выдавил он из себя и нервно засмеялся. – Ты двоечник?! А знаешь, мама не велит мне с такими дружить!
Я развёл руками, не понимая. Однако для Сергея это почему-то было важно, и больше я его никогда в жизни не видел.
👍8❤5🔥1😁1
Пегас
Легкокрылый конь Пегас
Виден как квадрат сейчас,
Очень ровный и большой.
Это сын горгоны злой.
Муз любимец, часто он
Прилетал на Геликон,
В их жилище - на Парнас...
Символ лирики для нас.
Водолей
Под Пегасом - Водолей.
Отыщи его скорей!
"Воду льёт" не просто так -
Сказки сказывать мастак.
Рыбы
Где же Рыбы? Чуть левее
Неформала Водолея.
В обе стороны плывут,
Их поймать – напрасный труд!
Легкокрылый конь Пегас
Виден как квадрат сейчас,
Очень ровный и большой.
Это сын горгоны злой.
Муз любимец, часто он
Прилетал на Геликон,
В их жилище - на Парнас...
Символ лирики для нас.
Водолей
Под Пегасом - Водолей.
Отыщи его скорей!
"Воду льёт" не просто так -
Сказки сказывать мастак.
Рыбы
Где же Рыбы? Чуть левее
Неформала Водолея.
В обе стороны плывут,
Их поймать – напрасный труд!
❤9
Мальчик Андрюшка куличики делал
В грязной песочнице в детском саду…
Михаил Шелег.
Я никогда не был по-настоящему добр к людям, скорее нейтрален и терпелив. Главное – вы меня не трогайте, а я точно буду спокоен, никогда ни на кого не нападу, агрессивность – ноль (как говорилось в известной комедии). Но оказалось, что внутри любого человека есть некий резервуар злости, самому ему неведомый и выстреливающий в мир самым неожиданным образом… Подобно подушке безопасности автомобиля. Впервые со мной это случилось в пять лет.
Два с половиной года дружил я с девочкой с нашего двора, ходил за ней как нитка за иголкой. Больше мне не нужен был никто. Мальчишки казались агрессивными, девчонки на меня внимания не обращали, а Галя сразу взяла под опеку. Высокая, уверенная в себе сероглазка, она придумывала игры за нас двоих, каждый раз новые, болтала – тоже за нас двоих, потому что я разговаривать не любил, и отвечал порой мычанием, порой кивком головы, лишь изредка вставляя какие-то слова. А чего ими сорить? Плотненький, кареглазый, похожий в своей искусственной шубе на Винни-Пуха, бормочущего "пум-пурум-пурум-пумпум", я был совершенно беспомощен без своей подруги. А она заботилась обо мне, как мама. Разница в возрасте у нас была ровно месяц и один день, но она родилась 26 декабря, то есть в 1967 году, а я в январе уже следующего года. "Я его на год старше!" – заявляла она взрослым. Мою маму вполне устраивала такая нянька, и она легко оставляла меня с ней во дворе. Она и мама Гали изредка поглядывали в окно – как там дети?
Январь 1973 года был не слишком холодным – до минус тридцати не доходило (а в некоторые годы градусник у нас показывал и минус шестьдесят). В то памятное воскресенье и вовсе потеплело – я сидел в песочнице на снегу и лепил ведёрком снежные куличики. Многие ломались, не лепились, но Галя, как всегда, поддерживала меня.
– Умница, молодец, чуть-чуть не получилось, но следующий точно будет хорош! – сюсюкала она.
К нам подбежала девочка, низенькая, бойкая, востроглазая. Какая-то новенькая, никогда её раньше не видел в нашем дворе.
– Приветики! Чё делаете? Вас как зовут? Я Таня… – затараторила она.
Я всегда затруднялся с ответами незнакомцам, ну а Галя быстро назвала наши имена.
– Он не хочет со мной разговаривать? Дебил? – обиделась Таня.
Галя дала отпор:
– Я же ответила за него! Он маленький ещё, не привык к чужим, стесняется… Он хороший.
– Маленький?! – фыркнула дерзкая девчонка. – Сколько ему?
– Скоро будет пять. Но ещё нет. А мне уже пять, – гордо сказала Галя.
– И чё? – возмутилась Таня. – Пять лет! Да мне только летом пять будет! А я разве маленькая?!!
Галя смутилась.
– Брось его! – сказала Таня. – По-моему он просто дурак – даже имя своё сказать не может. Я знаю много игр, а ещё занимаюсь гимнастикой – если пойдём сейчас ко мне, покажу как я это делаю – ты мне очень нравишься. И можем хоть каждый день играть и заниматься. Мы с родителями вчера в этот дом переехали. Хочу познакомиться со всеми девочками.
– А ты, – она повернулась ко мне, – иди к ребятам, мы с мальчиками не дружим! Вон хоккеисты кричат, по двору носятся! Тебе – к ним.
– Он пробовал, – заступалась Галя, – ему один парень так локтем двинул, что подняться не мог… Я его тогда домой отвела.
– Переживёт, – спокойно парировала Таня, – А если ему всё время сопли вытирать, никогда не вырастет. Пошли!
Она двинулась к угловому подъезду, расположенному как раз между моим и Галиным.
– Пойти? – неуверенно спросила Галя. Видно, что ей очень хотелось познакомиться с гимнастикой.
Я пожал плечами.
– Подожди! – крикнула она удаляющейся Тане и побежала следом.
Волна злости неожиданно поднялась во мне. Если раскладывать её на слова, то получилось бы следующее: "Кто такая эта Таня? Что ей нужно? Кто её звал? Нам тут и без неё было неплохо! Неужели Галя её послушает и не будет больше со мной дружить? Как это так – не положено дружить мальчикам и девочкам? Что за бред?"
В грязной песочнице в детском саду…
Михаил Шелег.
Я никогда не был по-настоящему добр к людям, скорее нейтрален и терпелив. Главное – вы меня не трогайте, а я точно буду спокоен, никогда ни на кого не нападу, агрессивность – ноль (как говорилось в известной комедии). Но оказалось, что внутри любого человека есть некий резервуар злости, самому ему неведомый и выстреливающий в мир самым неожиданным образом… Подобно подушке безопасности автомобиля. Впервые со мной это случилось в пять лет.
Два с половиной года дружил я с девочкой с нашего двора, ходил за ней как нитка за иголкой. Больше мне не нужен был никто. Мальчишки казались агрессивными, девчонки на меня внимания не обращали, а Галя сразу взяла под опеку. Высокая, уверенная в себе сероглазка, она придумывала игры за нас двоих, каждый раз новые, болтала – тоже за нас двоих, потому что я разговаривать не любил, и отвечал порой мычанием, порой кивком головы, лишь изредка вставляя какие-то слова. А чего ими сорить? Плотненький, кареглазый, похожий в своей искусственной шубе на Винни-Пуха, бормочущего "пум-пурум-пурум-пумпум", я был совершенно беспомощен без своей подруги. А она заботилась обо мне, как мама. Разница в возрасте у нас была ровно месяц и один день, но она родилась 26 декабря, то есть в 1967 году, а я в январе уже следующего года. "Я его на год старше!" – заявляла она взрослым. Мою маму вполне устраивала такая нянька, и она легко оставляла меня с ней во дворе. Она и мама Гали изредка поглядывали в окно – как там дети?
Январь 1973 года был не слишком холодным – до минус тридцати не доходило (а в некоторые годы градусник у нас показывал и минус шестьдесят). В то памятное воскресенье и вовсе потеплело – я сидел в песочнице на снегу и лепил ведёрком снежные куличики. Многие ломались, не лепились, но Галя, как всегда, поддерживала меня.
– Умница, молодец, чуть-чуть не получилось, но следующий точно будет хорош! – сюсюкала она.
К нам подбежала девочка, низенькая, бойкая, востроглазая. Какая-то новенькая, никогда её раньше не видел в нашем дворе.
– Приветики! Чё делаете? Вас как зовут? Я Таня… – затараторила она.
Я всегда затруднялся с ответами незнакомцам, ну а Галя быстро назвала наши имена.
– Он не хочет со мной разговаривать? Дебил? – обиделась Таня.
Галя дала отпор:
– Я же ответила за него! Он маленький ещё, не привык к чужим, стесняется… Он хороший.
– Маленький?! – фыркнула дерзкая девчонка. – Сколько ему?
– Скоро будет пять. Но ещё нет. А мне уже пять, – гордо сказала Галя.
– И чё? – возмутилась Таня. – Пять лет! Да мне только летом пять будет! А я разве маленькая?!!
Галя смутилась.
– Брось его! – сказала Таня. – По-моему он просто дурак – даже имя своё сказать не может. Я знаю много игр, а ещё занимаюсь гимнастикой – если пойдём сейчас ко мне, покажу как я это делаю – ты мне очень нравишься. И можем хоть каждый день играть и заниматься. Мы с родителями вчера в этот дом переехали. Хочу познакомиться со всеми девочками.
– А ты, – она повернулась ко мне, – иди к ребятам, мы с мальчиками не дружим! Вон хоккеисты кричат, по двору носятся! Тебе – к ним.
– Он пробовал, – заступалась Галя, – ему один парень так локтем двинул, что подняться не мог… Я его тогда домой отвела.
– Переживёт, – спокойно парировала Таня, – А если ему всё время сопли вытирать, никогда не вырастет. Пошли!
Она двинулась к угловому подъезду, расположенному как раз между моим и Галиным.
– Пойти? – неуверенно спросила Галя. Видно, что ей очень хотелось познакомиться с гимнастикой.
Я пожал плечами.
– Подожди! – крикнула она удаляющейся Тане и побежала следом.
Волна злости неожиданно поднялась во мне. Если раскладывать её на слова, то получилось бы следующее: "Кто такая эта Таня? Что ей нужно? Кто её звал? Нам тут и без неё было неплохо! Неужели Галя её послушает и не будет больше со мной дружить? Как это так – не положено дружить мальчикам и девочкам? Что за бред?"
🔥4
. "А она ведь и правда за ней побежала! – подумал я уже словами, – А меня бросила".
На глаза попались галины варежки, которые она забыла на краю песочницы. Синенькие, вязаные.
– Галя! Рукавички! – крикнул я, поднял варежки и побежал за ней, но девочка не слышала. Дверь за ней закрылась.
Несколько секунд я смотрел на рукавички, а потом со злости бросил их в снег.
"Как хочет", – подумал я, повернулся и пошёл домой красный от гнева.
Мать удивилась, что я так рано нагулялся, но не сказала ничего. Она была занята. А вскоре пришёл отец.
– Ты во дворе не брал ничьих варежек? – обратился он ко мне.
– Нет. Зачем мне чужие варежки?
– Ну не знаю… И не прятал? Там просто во дворе твоя подруга Галя с отцом всю песочницу перерыли! Он ругается…
Я обомлел. Неужели потерялись? Я же в центр песочницы бросил, точно помню! Они должны быть там. Снег, конечно, глубокий… Признаться во всём отцу? Стыдно…
Я быстро стал одеваться – надо идти во двор, поискать.
Кто-то пришёл к нам, пока я натягивал свитер, не услышал.
– Не признался, – грустно сказал в коридоре отец этому кому-то. А у того оказался громкий и противный голос.
– Где этот лгун?! Хочу заглянуть ему в глаза!!
Сердце моё ушло в пятки – голос звучал так грозно и убедительно, что понятно было – мне конец! Он точно меня побьёт. А если и нет, то будет так орать, что это ещё хуже. Лучше бы сразу убил. Я спрятался под диван, с трудом втиснувшись между полом и его дном. Отсюда меня вряд ли достанут!
– Не надо, папа, – услышал я нежный голосок. Галя!
– Надо! – мужик заглянул в комнату. – Пусть тебе в лицо скажет, что не бросал рукавицы! Я посмотрю на это! А то я не видел в окно как он это сделал! А ещё друг! Вот, дочь, урок тебе на будущее – никогда не дружи с такими… А где он?! Он ещё и трус! Хотя бы нашёл в себе мужество вылезти! Ишь, забился куда-то! Покажись же нам! Ну, я жду! Выходи!!!
Я дал себе слово не вылезать, и только молча сопел под диваном. Вылезать я не хотел не только из-за страха перед разъярённым мужчиной, но и потому что было ужасно стыдно перед Галей. И лишала остатков сил простая мысль – она ничего не ответила отцу. Значит согласилась – больше мы не друзья.
Мой отец ничего не возражал, никак меня не защищал, только вздыхал.
– Может забрал кто-нибудь? Кто там гулял в это время?
– Забрали бы обе, а одну я нашёл, второй хоть убей – нету!
– Давайте я куплю ей новые варежки, – робко предложил мой отец.
– Не надо… – ответили ему. – Дело не в варежках, а в отношении. Мы тоже люди! Так быть не должно! Мы вам не быдло, с которым можно так поступать! Пусть извинится! Что, не вылезет? Ну ладно, пусть, пеняет на себя. Идём, дочь.
Грозный голос, наконец, стих. Они ушли.
В комнату вошёл отец и принялся меня стыдить, ругать и возмущаться. Я не вылезал.
– Зачем ты это сделал? Ещё и наврал? – закончил он и ушёл на кухню, пообещав не разговаривать со мной неделю.
"Я никогда не вру!" – хотелось мне крикнуть ему. Но промолчал. Правды-то я тоже не сказал.
Ладно, неделю отцовской немилости я потерплю. Но как мне быть с Галей? Если дружбе нашей конец (хотя не представляю как это пережить), то надо хотя бы найти эту варежку. Не могла же она исчезнуть? Чёртова рукавичка…
Откуда взялась во мне тогда злость? Я разве злой? И как там кричал её отец, кто я – лгун? Галя всегда меня только хвалила, значит была не права? Её друг оказался плохим? Но ведь злым я был всего одно мгновение, а последствия переворачивают всю жизнь.
Я отправился во двор, перерывая снег, ища эту варежку… Ничего.
Может быть разозлиться можно только на того, кого любишь? Ведь никогда не злишься на чужих – их просто боишься. Ну нет, её отец на меня очень зол, что-то я не видел от него любви… Да и его самого не видел никогда. Знаю, что водит грузовики в другие города, и Галя очень ждёт отца каждый раз, когда он в отъезде. Говорили, она его очень любит. Как можно любить такого громилу? Представить страшно.
На глаза попались галины варежки, которые она забыла на краю песочницы. Синенькие, вязаные.
– Галя! Рукавички! – крикнул я, поднял варежки и побежал за ней, но девочка не слышала. Дверь за ней закрылась.
Несколько секунд я смотрел на рукавички, а потом со злости бросил их в снег.
"Как хочет", – подумал я, повернулся и пошёл домой красный от гнева.
Мать удивилась, что я так рано нагулялся, но не сказала ничего. Она была занята. А вскоре пришёл отец.
– Ты во дворе не брал ничьих варежек? – обратился он ко мне.
– Нет. Зачем мне чужие варежки?
– Ну не знаю… И не прятал? Там просто во дворе твоя подруга Галя с отцом всю песочницу перерыли! Он ругается…
Я обомлел. Неужели потерялись? Я же в центр песочницы бросил, точно помню! Они должны быть там. Снег, конечно, глубокий… Признаться во всём отцу? Стыдно…
Я быстро стал одеваться – надо идти во двор, поискать.
Кто-то пришёл к нам, пока я натягивал свитер, не услышал.
– Не признался, – грустно сказал в коридоре отец этому кому-то. А у того оказался громкий и противный голос.
– Где этот лгун?! Хочу заглянуть ему в глаза!!
Сердце моё ушло в пятки – голос звучал так грозно и убедительно, что понятно было – мне конец! Он точно меня побьёт. А если и нет, то будет так орать, что это ещё хуже. Лучше бы сразу убил. Я спрятался под диван, с трудом втиснувшись между полом и его дном. Отсюда меня вряд ли достанут!
– Не надо, папа, – услышал я нежный голосок. Галя!
– Надо! – мужик заглянул в комнату. – Пусть тебе в лицо скажет, что не бросал рукавицы! Я посмотрю на это! А то я не видел в окно как он это сделал! А ещё друг! Вот, дочь, урок тебе на будущее – никогда не дружи с такими… А где он?! Он ещё и трус! Хотя бы нашёл в себе мужество вылезти! Ишь, забился куда-то! Покажись же нам! Ну, я жду! Выходи!!!
Я дал себе слово не вылезать, и только молча сопел под диваном. Вылезать я не хотел не только из-за страха перед разъярённым мужчиной, но и потому что было ужасно стыдно перед Галей. И лишала остатков сил простая мысль – она ничего не ответила отцу. Значит согласилась – больше мы не друзья.
Мой отец ничего не возражал, никак меня не защищал, только вздыхал.
– Может забрал кто-нибудь? Кто там гулял в это время?
– Забрали бы обе, а одну я нашёл, второй хоть убей – нету!
– Давайте я куплю ей новые варежки, – робко предложил мой отец.
– Не надо… – ответили ему. – Дело не в варежках, а в отношении. Мы тоже люди! Так быть не должно! Мы вам не быдло, с которым можно так поступать! Пусть извинится! Что, не вылезет? Ну ладно, пусть, пеняет на себя. Идём, дочь.
Грозный голос, наконец, стих. Они ушли.
В комнату вошёл отец и принялся меня стыдить, ругать и возмущаться. Я не вылезал.
– Зачем ты это сделал? Ещё и наврал? – закончил он и ушёл на кухню, пообещав не разговаривать со мной неделю.
"Я никогда не вру!" – хотелось мне крикнуть ему. Но промолчал. Правды-то я тоже не сказал.
Ладно, неделю отцовской немилости я потерплю. Но как мне быть с Галей? Если дружбе нашей конец (хотя не представляю как это пережить), то надо хотя бы найти эту варежку. Не могла же она исчезнуть? Чёртова рукавичка…
Откуда взялась во мне тогда злость? Я разве злой? И как там кричал её отец, кто я – лгун? Галя всегда меня только хвалила, значит была не права? Её друг оказался плохим? Но ведь злым я был всего одно мгновение, а последствия переворачивают всю жизнь.
Я отправился во двор, перерывая снег, ища эту варежку… Ничего.
Может быть разозлиться можно только на того, кого любишь? Ведь никогда не злишься на чужих – их просто боишься. Ну нет, её отец на меня очень зол, что-то я не видел от него любви… Да и его самого не видел никогда. Знаю, что водит грузовики в другие города, и Галя очень ждёт отца каждый раз, когда он в отъезде. Говорили, она его очень любит. Как можно любить такого громилу? Представить страшно.
🔥4
. На другой день вечером я сказал маме, что хочу передать Гале свои варежки. Она возмутилась:
– А мы тебе другие должны покупать? И зачем ей твои варежки? Ей уже новые купили. Только не до варежек им сейчас. Мать её сегодня отпросилась с работы – позвонили, что у дочки высокая температура, 40 градусов! Скорую вызывали, укол делали, простудилась, видимо. Возилась вчера весь вечер в снегу по твоей милости!
Ну вот, чем дальше, тем хуже! Я заплакал и залез в своё пыльное убежище, сотрясаясь всем телом. Ну как так? Жалость к себе, эгоизм вылились из меня напрочь вместе со слезами, сменившись чистым альтруизмом. Как же я могу ей помочь? Права была эта Танька, и отец Гали прав. Её ругали, делали укол! И всё из-за меня… Я, оказывается, плохой. Как мне теперь жить?
– Мама, – я высунулся из-под дивана, размазав слёзы, – пойдём к ней, я хочу извиниться. Я больше не боюсь её отца, мне всё равно что он сделает.
– Опомнился! – удивилась мать. – А мне вчера показалось – тебе всё равно. Так неприятно было – Галина мать всем рассказала на работе какой у меня сын… С утра ещё. А потом как узнала, что дочь заболела, так посмотрела на меня с презрением, как рублём одарила! Как будто я виновата! Теперь и начальству передадут – никудышная мать, воспитала урода. А была на хорошем счету...
– Мама, – повторил я, – пойдём.
– Да куда мы пойдём? Она болеет, к ней нельзя. И отец её тебя видеть не хочет – на порог не пустит! Раньше надо было соображать… Я, конечно, поражаюсь, какие есть люди грубые! Слушала вчера с кухни как он орал в коридоре. Животное просто, а не человек... Прибьёт ещё нас!
Я только вздохнул.
Каждый вечер, приходя из детского сада, я устраивался возле окна и смотрел во двор, где разыгрались драматические для меня события. Когда Галя выздоровеет, она обязательно выйдет. А я пойду и извинюсь. Она, конечно, меня не простит, но ничего другого я сделать не могу.
В следующее воскресенье, выглянув в окно, я, наконец, заметил знакомый девичий силуэт – на скамейке возле её подъезда. И кто-то ещё сидел рядом.
Быстро одевшись, я выбежал во двор. Подошёл к Гале. Она никак не реагировала на меня, глядя в землю.
– Галя, – мой голос дрожал, – прости меня…
Я извинялся первый раз в жизни, как-то в нашей семье это не было принято. Родители часто ругались друг с другом (и каждый раз это казалось мне концом света – я бросался на кровать, накрывался одеялом и старался не слышать, молясь про себя, чтобы это закончилось, и готов был отдать за это что угодно), потом мирились. Но никогда я не слышал, чтобы кто-то из них извинился, каждый был до конца уверен, что он прав, а вот другой ужасно перед ним провинился…
– Когда снег растает, твоя рукавичка найдётся! – попытался я обнадёжить подругу.
Мне казалась всегда, что извиняться – это что-то невероятно трудное, почти невозможное, но сейчас вдруг почувствовал облегчение. Тем более что девочка бросила на меня быстрый взгляд, кивнула и ответила своим ангельским голосом:
– Да я уже забыла, мне новые варежки купили! – она даже махнула рукой, показывая, что всё в мире тщета и тлен. – И вообще, ты ведь нечаянно кинул?
Я угрюмо кивнул.
– Ну вот, а папа думает, что нарочно.
– Ты ещё заболела из-за меня, – пробормотал я.
– Вот уж не из-за тебя! – вступила в беседу её мамаша, сидевшая рядом. – Сама виновата – шесть порций мороженого съесть, это же надо было додуматься! Весь холодильник опустошила! Что такое нашло на ребёнка? Такая была разумная девочка. Я всегда думала, что ей можно доверять.
Девочка молчала.
– Она не из-за этого грустит. У меня такая радость – дали квартиру, наконец-то съезжаем из этой коммуналки! А она недовольна – не хочет оставлять двор. Привыкла. Вот с новой девочкой только познакомилась, и надо уезжать. Я ей говорю – ничего, привыкнешь к новому двору, не хуже будет, и друзей там даже больше ещё найдёшь, она не верит. Скажи, Андрюша, ты ведь не будешь скучать? Дети быстро забывают друг друга.
– А мы тебе другие должны покупать? И зачем ей твои варежки? Ей уже новые купили. Только не до варежек им сейчас. Мать её сегодня отпросилась с работы – позвонили, что у дочки высокая температура, 40 градусов! Скорую вызывали, укол делали, простудилась, видимо. Возилась вчера весь вечер в снегу по твоей милости!
Ну вот, чем дальше, тем хуже! Я заплакал и залез в своё пыльное убежище, сотрясаясь всем телом. Ну как так? Жалость к себе, эгоизм вылились из меня напрочь вместе со слезами, сменившись чистым альтруизмом. Как же я могу ей помочь? Права была эта Танька, и отец Гали прав. Её ругали, делали укол! И всё из-за меня… Я, оказывается, плохой. Как мне теперь жить?
– Мама, – я высунулся из-под дивана, размазав слёзы, – пойдём к ней, я хочу извиниться. Я больше не боюсь её отца, мне всё равно что он сделает.
– Опомнился! – удивилась мать. – А мне вчера показалось – тебе всё равно. Так неприятно было – Галина мать всем рассказала на работе какой у меня сын… С утра ещё. А потом как узнала, что дочь заболела, так посмотрела на меня с презрением, как рублём одарила! Как будто я виновата! Теперь и начальству передадут – никудышная мать, воспитала урода. А была на хорошем счету...
– Мама, – повторил я, – пойдём.
– Да куда мы пойдём? Она болеет, к ней нельзя. И отец её тебя видеть не хочет – на порог не пустит! Раньше надо было соображать… Я, конечно, поражаюсь, какие есть люди грубые! Слушала вчера с кухни как он орал в коридоре. Животное просто, а не человек... Прибьёт ещё нас!
Я только вздохнул.
Каждый вечер, приходя из детского сада, я устраивался возле окна и смотрел во двор, где разыгрались драматические для меня события. Когда Галя выздоровеет, она обязательно выйдет. А я пойду и извинюсь. Она, конечно, меня не простит, но ничего другого я сделать не могу.
В следующее воскресенье, выглянув в окно, я, наконец, заметил знакомый девичий силуэт – на скамейке возле её подъезда. И кто-то ещё сидел рядом.
Быстро одевшись, я выбежал во двор. Подошёл к Гале. Она никак не реагировала на меня, глядя в землю.
– Галя, – мой голос дрожал, – прости меня…
Я извинялся первый раз в жизни, как-то в нашей семье это не было принято. Родители часто ругались друг с другом (и каждый раз это казалось мне концом света – я бросался на кровать, накрывался одеялом и старался не слышать, молясь про себя, чтобы это закончилось, и готов был отдать за это что угодно), потом мирились. Но никогда я не слышал, чтобы кто-то из них извинился, каждый был до конца уверен, что он прав, а вот другой ужасно перед ним провинился…
– Когда снег растает, твоя рукавичка найдётся! – попытался я обнадёжить подругу.
Мне казалась всегда, что извиняться – это что-то невероятно трудное, почти невозможное, но сейчас вдруг почувствовал облегчение. Тем более что девочка бросила на меня быстрый взгляд, кивнула и ответила своим ангельским голосом:
– Да я уже забыла, мне новые варежки купили! – она даже махнула рукой, показывая, что всё в мире тщета и тлен. – И вообще, ты ведь нечаянно кинул?
Я угрюмо кивнул.
– Ну вот, а папа думает, что нарочно.
– Ты ещё заболела из-за меня, – пробормотал я.
– Вот уж не из-за тебя! – вступила в беседу её мамаша, сидевшая рядом. – Сама виновата – шесть порций мороженого съесть, это же надо было додуматься! Весь холодильник опустошила! Что такое нашло на ребёнка? Такая была разумная девочка. Я всегда думала, что ей можно доверять.
Девочка молчала.
– Она не из-за этого грустит. У меня такая радость – дали квартиру, наконец-то съезжаем из этой коммуналки! А она недовольна – не хочет оставлять двор. Привыкла. Вот с новой девочкой только познакомилась, и надо уезжать. Я ей говорю – ничего, привыкнешь к новому двору, не хуже будет, и друзей там даже больше ещё найдёшь, она не верит. Скажи, Андрюша, ты ведь не будешь скучать? Дети быстро забывают друг друга.
🔥4
. Мать хитро смотрела на меня. Даже Галя повернула голову в мою сторону. Но новости эти меня просто добили.
– Может не поедете? – буркнул я. – Чем вам… тут плохо?
Из Галиных глаз потекли слёзы. А мать разозлилась.
– Ну вот ещё! – возмутилась она. – Хватит её расстраивать! Иди домой, или гуляй где-нибудь с мальчиками! Отец может в окно увидеть, не поздоровится тогда тебе! Знаешь, как он ругался? И Галке заодно досталось.
– Мам… – поджала губы Галя.
– Ну ладно, идём домой, нагулялись! – приказала женщина. – Прощайся с кавалером, слаба ещё. А он пусть тут сидит, если хочет.
Галя быстро слезла со скамейки и, обернувшись ко мне, бросила короткое "пока" и двинулась в след за матерью в подъезд. Та, придержав дверь и пропустив дочь внутрь, сказала мне с жалостью:
– Иди-ка ты домой! Простудишься ненароком, вон как похолодало – крещенские морозы! И правда отец наш вдруг выбежит – ой плохо тебе будет!
Я не двинулся с места – пусть выскакивает кто угодно, хуже уже просто не может быть.
И вдруг опомнился:
– А куда вы переезжаете и когда?
Мать ответила, выглянув снова из-за двери:
– Не очень далеко отсюда, но двор-то будет другой. А малыши одни ходить туда не могут.
Но почему она не сказала, где именно они будут жить? Я вернулся домой и занял свой наблюдательный пункт у окна. Если приедет машина за вещами, я замечу, выслежу её, хоть бы мне пришлось бежать за ней бегом километры, и пойму куда они переезжают.
Но день шёл за днём, а машины не было. Галя тоже больше не появилась ни разу. Ничего не оставалось как обратиться к родителям (отец, кстати, сам не выдержал своё обещание не разговаривать больше одного дня).
– Мама, приставал я, – узнай, пожалуйста на работе, когда и куда переезжают родители Гали.
– Какой Гали? А, твоей бывшей подруги? Зачем тебе? И что её мать обо мне подумает, что я сватаю сына? Извиняться поздно. Она уже забыла, наверное. Зачем напоминать о себе? И больше вы никогда не увидитесь всё равно.
– Не важно, пожалуйста, узнай! – у меня на глазах опять навернулись слёзы. Какой я всё-таки стал плакса… Но не могу справиться с собой.
– Ладно, попробую.
На другой день отец забрал меня из садика позже обычного, я торопил его, почти бежал по улице, стремясь оказаться дома пораньше. Даже в кафе отказался с ним заходить (обычно он покупал там мне что-нибудь – молочный коктейль, который можно тянуть через трубочку или пирожное "картошку"). Но мать была занята домашними делами и даже не смотрела в мою сторону, когда я тщетно пытался привлечь её внимание. Наконец она освободилась.
– Мама, – я был в нетерпении, – ты узнала?
– О чём?
– Куда переезжает Галя?
– Ты опять с этой Галей? Делать нечего? Я думала ты забыл уже.
– Нет. Когда переезжает Галя?
– Да они давно переехали. Куда я не знаю. Пробовала спросить у этой странной женщины, она на меня так посмотрела опять… как на врага. Ты хочешь, чтобы я там сквозь землю провалилась? Спрашивал бы сам, если интересно. Мне вот нисколечко!
– Как я спрошу, если они уже переехали? Куда?
– Ну, значит, не надо тебе это, дружи с кем-нибудь другим. Мало детей у нас во дворе что ли? Скоро ты и имя этой девочки не вспомнишь.
– Неправда. Я – никогда, – слова путались у меня во рту, – никогда её не забуду!
– Может не поедете? – буркнул я. – Чем вам… тут плохо?
Из Галиных глаз потекли слёзы. А мать разозлилась.
– Ну вот ещё! – возмутилась она. – Хватит её расстраивать! Иди домой, или гуляй где-нибудь с мальчиками! Отец может в окно увидеть, не поздоровится тогда тебе! Знаешь, как он ругался? И Галке заодно досталось.
– Мам… – поджала губы Галя.
– Ну ладно, идём домой, нагулялись! – приказала женщина. – Прощайся с кавалером, слаба ещё. А он пусть тут сидит, если хочет.
Галя быстро слезла со скамейки и, обернувшись ко мне, бросила короткое "пока" и двинулась в след за матерью в подъезд. Та, придержав дверь и пропустив дочь внутрь, сказала мне с жалостью:
– Иди-ка ты домой! Простудишься ненароком, вон как похолодало – крещенские морозы! И правда отец наш вдруг выбежит – ой плохо тебе будет!
Я не двинулся с места – пусть выскакивает кто угодно, хуже уже просто не может быть.
И вдруг опомнился:
– А куда вы переезжаете и когда?
Мать ответила, выглянув снова из-за двери:
– Не очень далеко отсюда, но двор-то будет другой. А малыши одни ходить туда не могут.
Но почему она не сказала, где именно они будут жить? Я вернулся домой и занял свой наблюдательный пункт у окна. Если приедет машина за вещами, я замечу, выслежу её, хоть бы мне пришлось бежать за ней бегом километры, и пойму куда они переезжают.
Но день шёл за днём, а машины не было. Галя тоже больше не появилась ни разу. Ничего не оставалось как обратиться к родителям (отец, кстати, сам не выдержал своё обещание не разговаривать больше одного дня).
– Мама, приставал я, – узнай, пожалуйста на работе, когда и куда переезжают родители Гали.
– Какой Гали? А, твоей бывшей подруги? Зачем тебе? И что её мать обо мне подумает, что я сватаю сына? Извиняться поздно. Она уже забыла, наверное. Зачем напоминать о себе? И больше вы никогда не увидитесь всё равно.
– Не важно, пожалуйста, узнай! – у меня на глазах опять навернулись слёзы. Какой я всё-таки стал плакса… Но не могу справиться с собой.
– Ладно, попробую.
На другой день отец забрал меня из садика позже обычного, я торопил его, почти бежал по улице, стремясь оказаться дома пораньше. Даже в кафе отказался с ним заходить (обычно он покупал там мне что-нибудь – молочный коктейль, который можно тянуть через трубочку или пирожное "картошку"). Но мать была занята домашними делами и даже не смотрела в мою сторону, когда я тщетно пытался привлечь её внимание. Наконец она освободилась.
– Мама, – я был в нетерпении, – ты узнала?
– О чём?
– Куда переезжает Галя?
– Ты опять с этой Галей? Делать нечего? Я думала ты забыл уже.
– Нет. Когда переезжает Галя?
– Да они давно переехали. Куда я не знаю. Пробовала спросить у этой странной женщины, она на меня так посмотрела опять… как на врага. Ты хочешь, чтобы я там сквозь землю провалилась? Спрашивал бы сам, если интересно. Мне вот нисколечко!
– Как я спрошу, если они уже переехали? Куда?
– Ну, значит, не надо тебе это, дружи с кем-нибудь другим. Мало детей у нас во дворе что ли? Скоро ты и имя этой девочки не вспомнишь.
– Неправда. Я – никогда, – слова путались у меня во рту, – никогда её не забуду!
🔥5👍1
. Мать пожала плечами. Снова расплакавшись, несчастный её сын удалился в комнату и залез на кровать под ватное одеяло. Мысли у меня были невесёлые.
Но всё-таки я не малыш. Хоть Галя считала меня маленьким, и мне это почему-то так нравилось, я мог один выйти за пределы двора. Конечно, не посвящая в эту тайну родителей. Родители, впрочем, знали, что я могу отчебучить что-нибудь этакое. Однажды я, обидевшись на воспитательницу, убежал из детского сада, явился к матери на работу (дома никого не было) и поверг в шок её начальство. Строительный трест, в котором работала моя мама, был рядом с домом. Но детский сад находился в нескольких троллейбусных остановках от этого места – пешком нужно было пересечь два оживлённых проспекта и обойти огромную круглую площадь.
Любопытно, что мать уже была в курсе, ей позвонили, что я сбежал – в детском саду начался тихий час, а одного мальчика не досчитались. Мать просто сказала:
– Возвращайся, в садике тебя ищут. Я сейчас им сообщу, что ты идёшь назад.
Ничего больше не спросила и не предложила. Меня не ругала, но долго извинялась перед стариком начальником. Он только спросил:
– Вы хотите отпроситься с работы? А как же план? Почему у Вас дети беспризорные ходят? Кто вообще пустил мальчика на нашу территорию? Решайте семейные проблемы, пожалуйста, дома.
Мать заверила, что никуда, она, конечно, не пойдёт, а сын сам найдёт дорогу до садика, ведь сюда он добрался! На чём инцидент был исчерпан.
Итак, каждый вечер я выходил во двор и, не задерживаясь в нём (что мне там делать без Гали?), проходил по всем окрестностям, всё больше расширяя круг поисков. Конечно, надежды было мало – в нашем-то дворе надо было суметь встретиться, а тут – найди-ка соринку в океане! Поэтому я в разное время проходил ещё и ещё по одним и тем же дворам, помня, что переехала Галя куда-то недалеко, если конечно мать её не обманула. День проходил за днём, месяц за месяцем, Гали нигде не было. Бродя по холодным дворикам северного Урала, я ждал, что вот-вот раздастся её тоненький голос, зовущий меня поиграть. Но нет, Гали я больше не видел.
Только когда я учился уже в 3 классе школы, а мы жили не в центре, а на окраине города, мама повела меня зачем-то в центральную детскую поликлинику, и там в коридоре мы неожиданно столкнулись с Галей и её мамой. Наши матери принялись болтать друг с другом, как ни в чём не бывало, а мы с Галей так радостно смотрели друг другу в глаза и… не могли вымолвить ни слова! Только смущенно улыбались. Когда матери наговорились, они повели нас каждая в свою сторону. Оправившись от шока, я попросил маму:
– Пожалуйста, узнай, где они живут, я хочу сходить к ним в гости!
Но она только отмахнулась:
– Не буду ничего узнавать, что она про меня подумает? Ну на фиг… Жил столько лет без Гали, и ещё проживёшь.
Но всё-таки я не малыш. Хоть Галя считала меня маленьким, и мне это почему-то так нравилось, я мог один выйти за пределы двора. Конечно, не посвящая в эту тайну родителей. Родители, впрочем, знали, что я могу отчебучить что-нибудь этакое. Однажды я, обидевшись на воспитательницу, убежал из детского сада, явился к матери на работу (дома никого не было) и поверг в шок её начальство. Строительный трест, в котором работала моя мама, был рядом с домом. Но детский сад находился в нескольких троллейбусных остановках от этого места – пешком нужно было пересечь два оживлённых проспекта и обойти огромную круглую площадь.
Любопытно, что мать уже была в курсе, ей позвонили, что я сбежал – в детском саду начался тихий час, а одного мальчика не досчитались. Мать просто сказала:
– Возвращайся, в садике тебя ищут. Я сейчас им сообщу, что ты идёшь назад.
Ничего больше не спросила и не предложила. Меня не ругала, но долго извинялась перед стариком начальником. Он только спросил:
– Вы хотите отпроситься с работы? А как же план? Почему у Вас дети беспризорные ходят? Кто вообще пустил мальчика на нашу территорию? Решайте семейные проблемы, пожалуйста, дома.
Мать заверила, что никуда, она, конечно, не пойдёт, а сын сам найдёт дорогу до садика, ведь сюда он добрался! На чём инцидент был исчерпан.
Итак, каждый вечер я выходил во двор и, не задерживаясь в нём (что мне там делать без Гали?), проходил по всем окрестностям, всё больше расширяя круг поисков. Конечно, надежды было мало – в нашем-то дворе надо было суметь встретиться, а тут – найди-ка соринку в океане! Поэтому я в разное время проходил ещё и ещё по одним и тем же дворам, помня, что переехала Галя куда-то недалеко, если конечно мать её не обманула. День проходил за днём, месяц за месяцем, Гали нигде не было. Бродя по холодным дворикам северного Урала, я ждал, что вот-вот раздастся её тоненький голос, зовущий меня поиграть. Но нет, Гали я больше не видел.
Только когда я учился уже в 3 классе школы, а мы жили не в центре, а на окраине города, мама повела меня зачем-то в центральную детскую поликлинику, и там в коридоре мы неожиданно столкнулись с Галей и её мамой. Наши матери принялись болтать друг с другом, как ни в чём не бывало, а мы с Галей так радостно смотрели друг другу в глаза и… не могли вымолвить ни слова! Только смущенно улыбались. Когда матери наговорились, они повели нас каждая в свою сторону. Оправившись от шока, я попросил маму:
– Пожалуйста, узнай, где они живут, я хочу сходить к ним в гости!
Но она только отмахнулась:
– Не буду ничего узнавать, что она про меня подумает? Ну на фиг… Жил столько лет без Гали, и ещё проживёшь.
🔥5❤1👍1