Равная развращенность: аргумент Кальвина
Есть старая идея: человек зол и порочен, а значит, его должны контролировать власти.
Справедливо указывают, что здесь содержится противоречие. Правительство тоже состоит из людей. Если человек преступен, он стократ преступен на позициях власти.
Такое возражение встречается и сейчас в анархистских текстах — но как это обычно бывает, мы воспринимаем эту идею из компостной кучи бытовой философии, где концепты и системы верований разных веков наслаиваются друг на друга, так что уже не различить ни источника, ни цитирования, ни исторической датировки идеи. Между тем, аргумент, который теперь используют анархисты, выковал один пастор в эпоху Реформации, отталкиваясь от своего особого понимания равенства людей, как равенства в пороке.
Жан Кальвин впервые переформулировал выводы исходного посыла в эгалитарном ключе. Все люди равно слабы, все склонны к греху, все ищут власти чтобы злоупотребить ей. И значит, никто не должен получить больше власти, чем можно дать человеку, о котором мы наверняка знаем, что он ненадежен.
«Благодаря, следовательно, порокам и недостаткам людей, безопаснее и предпочтительнее, когда несколько берут на себя бремя управления, чтобы они могли взаимно поддерживать, наставлять и остерегать друг друга, так что если один решится зайти слишком далеко, другие станут приказчиками и надзирателями, чтобы пресечь его излишества»*.
Аргумент Кальвина позднее стал одним из инструментов либерального проекта. Но в базовом виде, он поддерживает эгалитарную политическую логику вообще. Если никто не надежен, лучшее что мы можем сделать — создать систему взаимного сдерживания.
Кальвин считал, что люди делятся на «обреченных» и «спасенных», однако на земле невозможно отличить тех и других. Отсюда возникает равенство. Небольшая модификация этой идеи позволяет вывернуть аргумент Кальвина наизнанку, как и сделали некоторые секты. Хотя люди порочны, существует особая категория чистых — и они должны контролировать остальных. Меритократию (или автоматизированное правительство) можно рассматривать, как еще один вариант этой мутации.
Вот так идеологические инновации религиозного эгалитаризма XVI века расходятся кругами по воде, видоизменяются, сталкиваются, и входят в наши рассуждения.
——————
* Кальвин, «Необходимость реформирования Церкви» (1543).
Об истории понятия равенства в политической философии, например: Sanford A. Lakoff, "Equality in Political Philosophy".
#хвосты
Есть старая идея: человек зол и порочен, а значит, его должны контролировать власти.
Справедливо указывают, что здесь содержится противоречие. Правительство тоже состоит из людей. Если человек преступен, он стократ преступен на позициях власти.
Такое возражение встречается и сейчас в анархистских текстах — но как это обычно бывает, мы воспринимаем эту идею из компостной кучи бытовой философии, где концепты и системы верований разных веков наслаиваются друг на друга, так что уже не различить ни источника, ни цитирования, ни исторической датировки идеи. Между тем, аргумент, который теперь используют анархисты, выковал один пастор в эпоху Реформации, отталкиваясь от своего особого понимания равенства людей, как равенства в пороке.
Жан Кальвин впервые переформулировал выводы исходного посыла в эгалитарном ключе. Все люди равно слабы, все склонны к греху, все ищут власти чтобы злоупотребить ей. И значит, никто не должен получить больше власти, чем можно дать человеку, о котором мы наверняка знаем, что он ненадежен.
«Благодаря, следовательно, порокам и недостаткам людей, безопаснее и предпочтительнее, когда несколько берут на себя бремя управления, чтобы они могли взаимно поддерживать, наставлять и остерегать друг друга, так что если один решится зайти слишком далеко, другие станут приказчиками и надзирателями, чтобы пресечь его излишества»*.
Аргумент Кальвина позднее стал одним из инструментов либерального проекта. Но в базовом виде, он поддерживает эгалитарную политическую логику вообще. Если никто не надежен, лучшее что мы можем сделать — создать систему взаимного сдерживания.
Кальвин считал, что люди делятся на «обреченных» и «спасенных», однако на земле невозможно отличить тех и других. Отсюда возникает равенство. Небольшая модификация этой идеи позволяет вывернуть аргумент Кальвина наизнанку, как и сделали некоторые секты. Хотя люди порочны, существует особая категория чистых — и они должны контролировать остальных. Меритократию (или автоматизированное правительство) можно рассматривать, как еще один вариант этой мутации.
Вот так идеологические инновации религиозного эгалитаризма XVI века расходятся кругами по воде, видоизменяются, сталкиваются, и входят в наши рассуждения.
——————
* Кальвин, «Необходимость реформирования Церкви» (1543).
Об истории понятия равенства в политической философии, например: Sanford A. Lakoff, "Equality in Political Philosophy".
#хвосты
Освободительный проект исторически опирается на ряд ключевых концептов. «Свобода», «равенство», «собственность», «власть» и другие. За каждым из них – долгая традиция разработки. Однако, даже базовые понятия нуждаются теперь в пересборке.
Сегодня в связанных областях появились новые теоретические подходы и накоплен новый фактологический материал, а наши способы мыслить главные понятия либертарной идеи остались старыми.
К примеру. Популярные теории равенства только развивают либеральные концепции «равенства условий» и «равенства возможностей» – специфический инструмент Просвещения, нужный чтобы сломать сословные привилегии, но сохранить неравенство. Отсутствие собственного представления о равенстве, заставляет анархистов использовать чужие, разработанные совсем для других целей. Но дело не только в этом. Существующие концепты крайне размыты. Никто толком не знает, что такое «равенство».
Обыденный опыт и «естественные» языки не приспособлены, чтобы говорить о сложных системах – в частности, об обществе. Следовательно, все рассуждения политической философии включали внутренние ограничения используемого языка, так что сделанные в его рамках утверждения больше подходили для малого масштаба, чем для крупного. Теперь у нас есть способы описывать свойства и поведение сложных систем. Кажется очевидной необходимость использовать эти средства для задач радикальной критики.
Скудные попытки применить новые подходы только подчеркивают импотенцию радикальной мысли. Постструктурализм после [классиков] постструктурализма превратился в цирк. Либертарии «разочаровались» в использовании теории сетей или кибернетики. Эти подходы «не оправдали ожиданий» – просто потому что теоретики пребывали в блаженной ленности, а новые методы не выполнили ожидаемую работу сами собой, чудом. Их применяли только в качестве литературной метафоры – удивительно, что ничего не вышло.
Наша задача – переработать опорные понятия идеи. Внести в старые понятия новые методы. Провести ревизию семантического ядра: выбросить конструкции, которые были созданы для работы с давно угасшими верованиями или изменившимся социальными условиями; ввести функциональные.
Концепции – это оружие. Понятия «равенства» и «свободы» можно вепонизировать снова.
Вам есть что предложить для публикации? Пишите на @AnarchyGoBot.
Сегодня в связанных областях появились новые теоретические подходы и накоплен новый фактологический материал, а наши способы мыслить главные понятия либертарной идеи остались старыми.
К примеру. Популярные теории равенства только развивают либеральные концепции «равенства условий» и «равенства возможностей» – специфический инструмент Просвещения, нужный чтобы сломать сословные привилегии, но сохранить неравенство. Отсутствие собственного представления о равенстве, заставляет анархистов использовать чужие, разработанные совсем для других целей. Но дело не только в этом. Существующие концепты крайне размыты. Никто толком не знает, что такое «равенство».
Обыденный опыт и «естественные» языки не приспособлены, чтобы говорить о сложных системах – в частности, об обществе. Следовательно, все рассуждения политической философии включали внутренние ограничения используемого языка, так что сделанные в его рамках утверждения больше подходили для малого масштаба, чем для крупного. Теперь у нас есть способы описывать свойства и поведение сложных систем. Кажется очевидной необходимость использовать эти средства для задач радикальной критики.
Скудные попытки применить новые подходы только подчеркивают импотенцию радикальной мысли. Постструктурализм после [классиков] постструктурализма превратился в цирк. Либертарии «разочаровались» в использовании теории сетей или кибернетики. Эти подходы «не оправдали ожиданий» – просто потому что теоретики пребывали в блаженной ленности, а новые методы не выполнили ожидаемую работу сами собой, чудом. Их применяли только в качестве литературной метафоры – удивительно, что ничего не вышло.
Наша задача – переработать опорные понятия идеи. Внести в старые понятия новые методы. Провести ревизию семантического ядра: выбросить конструкции, которые были созданы для работы с давно угасшими верованиями или изменившимся социальными условиями; ввести функциональные.
Концепции – это оружие. Понятия «равенства» и «свободы» можно вепонизировать снова.
Вам есть что предложить для публикации? Пишите на @AnarchyGoBot.
❤2
Внешние расширения социального интеллекта
Крупные сообщества организуются иерархически, потому что ограничены способности людей к обработке социальной информации. Любая крупномасштабная анархическая организация потребует решения этой проблемы.
Одно из очевидных направлений поиска: что, если радикально снизить информационную нагрузку и/или увеличить возможности людей по обработке информации?
Можно представить себе технические решения – социальные интерфейсы для массовой координации – которые отсеивают несущественную информацию, обрабатывают и представляют в удобном виде сырые данные о множестве других участников сообщества, их отношениях, взглядах и принятых решениях.
Другая опция – физическое увеличение памяти и «вычислительных мощностей» человека. Нейроимпланты будущего могли бы открыть новые возможности не только политическому тоталитаризму, но и политическому освобождению.
Конечно, такие решения будут требовать всё больше ресурсов по мере расширения масштаба анархии вверх – ведь сложность сообщества нарастает всё быстрее с добавлением новых людей по одному. Впрочем, несколько расширить «окно анархии» – это уже успех.
Крупные сообщества организуются иерархически, потому что ограничены способности людей к обработке социальной информации. Любая крупномасштабная анархическая организация потребует решения этой проблемы.
Одно из очевидных направлений поиска: что, если радикально снизить информационную нагрузку и/или увеличить возможности людей по обработке информации?
Можно представить себе технические решения – социальные интерфейсы для массовой координации – которые отсеивают несущественную информацию, обрабатывают и представляют в удобном виде сырые данные о множестве других участников сообщества, их отношениях, взглядах и принятых решениях.
Другая опция – физическое увеличение памяти и «вычислительных мощностей» человека. Нейроимпланты будущего могли бы открыть новые возможности не только политическому тоталитаризму, но и политическому освобождению.
Конечно, такие решения будут требовать всё больше ресурсов по мере расширения масштаба анархии вверх – ведь сложность сообщества нарастает всё быстрее с добавлением новых людей по одному. Впрочем, несколько расширить «окно анархии» – это уже успех.
К теме прошлого поста: здесь предполагается, что важными факторами развития кооперации в человеческих сообществах были моногамия и рост объемов памяти с увеличением мозга.
Идея, что развитие «интеллектуальных способностей» привело к анархическому устройству ранних сообществ людей (или хотя бы просто усилению кооперации) довольно распространена – к примеру, используется в работе про термодинамический переход от иерархии к эгалитаризму.
Кроме того. Моногамия могла сократить конкуренцию в половом поведении и тем самым усилить кооперацию. Это заставляет вспомнить параллели, которые проводил между браком и собственностью Маркс, защищая частные отношения против общности собственности и общности жён. Возможно, ранняя функция собственности – также сократить количество конфликтов и ослабить конкуренцию за ограниченные ресурсы.
В более общей формулировке: когда каждому участнику есть что терять, границы и договоренности могут стимулировать кооперацию. В этом смысле, традиционно «либеральная» идеологическая связка между собственностью и мирными отношениями может быть верна – вот только степенные распределения богатства после неолитического перехода придали крупной собственности много других функций (как сокращение длины пути в больших сетях и возрождение иерархии доминации).
Привычные идеологические штампы следует разложить на серии произвольно сочетаемых элементов. Описать их в терминах сетей, игр и распределений. И тогда в разных наборах они будут иметь разные, иногда противоположные, роли. Частная собственность и коммунизм, моногамия и полигамия, увеличение и уменьшение сообществ – блоки конструктора, которые приобретают собственное значение только при взаимодействии с другими блоками.
Идея, что развитие «интеллектуальных способностей» привело к анархическому устройству ранних сообществ людей (или хотя бы просто усилению кооперации) довольно распространена – к примеру, используется в работе про термодинамический переход от иерархии к эгалитаризму.
Кроме того. Моногамия могла сократить конкуренцию в половом поведении и тем самым усилить кооперацию. Это заставляет вспомнить параллели, которые проводил между браком и собственностью Маркс, защищая частные отношения против общности собственности и общности жён. Возможно, ранняя функция собственности – также сократить количество конфликтов и ослабить конкуренцию за ограниченные ресурсы.
В более общей формулировке: когда каждому участнику есть что терять, границы и договоренности могут стимулировать кооперацию. В этом смысле, традиционно «либеральная» идеологическая связка между собственностью и мирными отношениями может быть верна – вот только степенные распределения богатства после неолитического перехода придали крупной собственности много других функций (как сокращение длины пути в больших сетях и возрождение иерархии доминации).
Привычные идеологические штампы следует разложить на серии произвольно сочетаемых элементов. Описать их в терминах сетей, игр и распределений. И тогда в разных наборах они будут иметь разные, иногда противоположные, роли. Частная собственность и коммунизм, моногамия и полигамия, увеличение и уменьшение сообществ – блоки конструктора, которые приобретают собственное значение только при взаимодействии с другими блоками.
[Здесь могла быть цитата из Блейка про врата восприятия. Конечно, все сказанное ниже имеет самое прямое отношение к делу освобождения. Послушайте, как дедушка Эшби объясняет основы дискордианства в «Введении в кибернетику» и коржибит напропалую]
Что общего у ворона и конторки?
Шляпник задает Алисе вопрос, на который может ответить только дискордианец. Правильный ответ мы находим у Эшби, в его «Введении в кибернетику».
“Теперь следует разобраться, как можно определить «систему». Наш первый порыв – показать на маятник, и сказать: «система – это вон та штука». Однако, этот метод имеет фундаментальный недостаток. Любой материальный объект содержит не меньше чем бесконечность различных переменных, и следовательно, возможных систем. Реальный маятник, к примеру, содержит не только длину и положение, он также имеет массу, температуру, электропроводность, кристаллическую структуру, химические примеси, некоторую радиоактивность, скорость, отражающую способность, прочность на разрыв, пленку влаги на поверхности, зараженность бактериями, светопоглощение, упругость, форму, удельный вес, и так далее.
Любое предложение изучить «все» факты будет нереалистичным, на практике никто и не пытается это сделать. Что действительно необходимо – это выбрать для исследования факты, которые имеют отношение к уже заданной интересующей нас теме.
<...> [Д]ругой метод определять системы: перечисление переменных. «Система» теперь – не объект, а список переменных. Этот список можно менять, и обычнейшая задача экспериментатора – варьировать список («учесть другие переменные»), пока он найдет набор переменных, который даёт необходимую однозначность”.
Под «системой» здесь подразумевается в первую очередь формальная модель, но это так же верно для любых идей и понятий.
Набор из параметров угол наклона маятника + длина маятника – это иная «система», нежели масса + химический состав маятника.
В другом месте, Эшби уточняет:
“Человек не может дважды войти в одну реку, как не может и дважды совершить один эксперимент. Что он может сделать – так это провести другой эксперимент, который отличается от первого лишь таким образом, что мы договорились считать отличия пренебрежительными”.
Чтобы назвать объекты «одинаковыми», нам нужно не только искусственно ограничить обсуждение конечным набором параметров, но и определить, в каком случае мы будем считать «равными» любые два параметра. Этого можно добиться, только договарившись считать незначительной ту или другую степень отличия.
Следовательно, разные подборки параметров и разные договоренности о «чувствительности» измерений, приведут к появлению разных понятий, описывающих одни и те же «материальные объекты».
Любой исследуемый объект, любой предмет разговора, любое чувственно воспринимаемое явление – это не сама «вещь», а только ограниченный нашими средствами восприятия набор переменных, один из бесконечного числа возможных.
Что общего между вороном и конторкой? Бесконечное количество параметров одинаковы и бесконечное количество параметров отличны. Подобие, одинаковость или различность будут определяться тем, как мы выберем набор актуальных параметров.
За контекстом см. An Introduction to Cybernetics, 3/11 и 6/13.
Что общего у ворона и конторки?
Шляпник задает Алисе вопрос, на который может ответить только дискордианец. Правильный ответ мы находим у Эшби, в его «Введении в кибернетику».
“Теперь следует разобраться, как можно определить «систему». Наш первый порыв – показать на маятник, и сказать: «система – это вон та штука». Однако, этот метод имеет фундаментальный недостаток. Любой материальный объект содержит не меньше чем бесконечность различных переменных, и следовательно, возможных систем. Реальный маятник, к примеру, содержит не только длину и положение, он также имеет массу, температуру, электропроводность, кристаллическую структуру, химические примеси, некоторую радиоактивность, скорость, отражающую способность, прочность на разрыв, пленку влаги на поверхности, зараженность бактериями, светопоглощение, упругость, форму, удельный вес, и так далее.
Любое предложение изучить «все» факты будет нереалистичным, на практике никто и не пытается это сделать. Что действительно необходимо – это выбрать для исследования факты, которые имеют отношение к уже заданной интересующей нас теме.
<...> [Д]ругой метод определять системы: перечисление переменных. «Система» теперь – не объект, а список переменных. Этот список можно менять, и обычнейшая задача экспериментатора – варьировать список («учесть другие переменные»), пока он найдет набор переменных, который даёт необходимую однозначность”.
Под «системой» здесь подразумевается в первую очередь формальная модель, но это так же верно для любых идей и понятий.
Набор из параметров угол наклона маятника + длина маятника – это иная «система», нежели масса + химический состав маятника.
В другом месте, Эшби уточняет:
“Человек не может дважды войти в одну реку, как не может и дважды совершить один эксперимент. Что он может сделать – так это провести другой эксперимент, который отличается от первого лишь таким образом, что мы договорились считать отличия пренебрежительными”.
Чтобы назвать объекты «одинаковыми», нам нужно не только искусственно ограничить обсуждение конечным набором параметров, но и определить, в каком случае мы будем считать «равными» любые два параметра. Этого можно добиться, только договарившись считать незначительной ту или другую степень отличия.
Следовательно, разные подборки параметров и разные договоренности о «чувствительности» измерений, приведут к появлению разных понятий, описывающих одни и те же «материальные объекты».
Любой исследуемый объект, любой предмет разговора, любое чувственно воспринимаемое явление – это не сама «вещь», а только ограниченный нашими средствами восприятия набор переменных, один из бесконечного числа возможных.
Что общего между вороном и конторкой? Бесконечное количество параметров одинаковы и бесконечное количество параметров отличны. Подобие, одинаковость или различность будут определяться тем, как мы выберем набор актуальных параметров.
За контекстом см. An Introduction to Cybernetics, 3/11 и 6/13.
#как_читать
Классический анархизм возник, как необычный ответ на три ключевых вызова эгалитаризму в начале XIX века.
Небольшая заметка. Пройдемся крупными мазками, не вдаваясь в подробности.
https://telegra.ph/aequitas-12-26
Классический анархизм возник, как необычный ответ на три ключевых вызова эгалитаризму в начале XIX века.
Небольшая заметка. Пройдемся крупными мазками, не вдаваясь в подробности.
https://telegra.ph/aequitas-12-26
Telegraph
Анархизм — это романтизм + эгалитаризм
1. Три волны Просвещение предложило образ «естественного равенства» между людьми одинаково рациональными, в основном добродетельными и в общем-то теплохладными. На это представление о «естественном» — природном — равенстве, опирались все проекты эпохи, которые…
👍2
Когда завершается годовой цикл, самое время поговорить о времени.
(non-lemurian) time wars & OODA loops
#4GW
https://telegra.ph/time-wars-01-01
(non-lemurian) time wars & OODA loops
#4GW
https://telegra.ph/time-wars-01-01
Telegraph
time wars & OODA loops
(non-lemurian edition) #4GW Временны́е войны Мы все движемся в одну сторону по стреле времени. Но с разной скоростью. В некоторых машинах и организациях сигналы проходят быстрее, чем в других. Быстрее обработка данных, быстрее реакции. Если «метаболизм» организации…
#как_читать
soundtrack:
Гражданская Оборона – Нас много.mp3
Желающие машины Пьера Прудона
Есть французский философ, который уничтожил противопоставление единства и множественности. Каждый объект теперь – не монолит, но составной набор.
«Сущеcтво (l'être), так же как идея, это группа». И следовательно: «человек – это группа, как и растения или кристаллы».
«...единство любой вещи по сути синтетическое, это составное единство <...> подобным образом, все идеи, интуиции или образы, которые мы получаем от объектов, синтетические в своем единстве: они есть комбинации движений, варьирующиеся и сложные до бесконечности, но сходящиеся и единые в своей коллективности».
Его имя – не Жиль Делёз; это Пьер-Жозеф Прудон.
Хотя Прудон не использует какой-то определенный термин (unité de là diversité, unité diversifiée, unité ... collectivité), блогер 085jen предложил называть этот концепт «единство-коллективность» (unity‐collectivity).
Множественность и единство в таком понимании – это просто разные способы описать один и тот же объект, смотря на него сверху или снизу по масштабу.
Единства-коллективности состоят из движения и входят в отношения через движение; это напоминает концепт желающего производства. «Кто говорит движение, говорит серии, разнообразное единство – или группа».
В другом месте, Прудон утверждает машинный характер движения (чуть не написали «желания»), отрицает телеологию и кажется, заключает всё в план имманенции.
«Я есть, я думаю, я обладаю единством. Или, оставив грамматическую индивидуальность, которая сама по себе лишь случайность – что-то есть, что-то думает, что-то едино». В этот раз quelque chose вместо ça, впредь будьте осторожнее.
«...А – место, откуда движение происходит, и Б – место, куда движение идет. Воображение суммирует эти два понятия в два другие: точку отправления и точку прибытия, принцип и цель. Однако, идея принципа или цели – всего лишь фикция».
Неудивительно, что дальше Прудон нападает на « simplisme » – нечто, отдаленно напоминающее эссенциализм. Больше того. Вполне в духе постструктурализма, представление о единстве-множественности само мыслится как машинная сборка. Идея, как и объект, который она описывает, это также композит: одновременно единство и коллектив; она описывает движение, но и сама является таким движением.
* * *
Возможно, это открытие удивит вас также, как удивило нас, но ведь мы даже не начали говорить о самом интересном. О том, как это можно применить.
Представьте, к чему может привести прочтение через концепт «единства-коллективности» понятий коллективного или индивидуального политического, собственности или общности владения.
Говоря словами 085jen, «Подумайте про группу рабочих ... 1000 рабочих суммируются в по крайней мере 1001 индивидуума, и чем сложнее их организация на рабочем месте, тем больше индивидуумов мы можем распознать. Единства-коллективности, какие мы увидим на рабочем месте – только некоторые из индивидуумов, в которых эти рабочие обнаружат себя составными элементами. Единства-коллективности, варьирующиеся в масштабе от дружеских групп и семей до универсального целого, вероятно, большего, чем мы можем себе представить. И сами рабочие также есть коллективы. Любая попытка определить "моё" и "твоё" в этой ситуации – наиболее общее определение собственности – натолкнется на проблему ... различные сферы индивидуальной собственности будут перехлестываться множеством ошеломляюще сложных способов».
Остается только добавить, что с той же проблемой столкнется понимание «коллективной» собственности. И кажется, именно здесь лежит ключ к прудоновскому синтезу «собственности» и «общего владения».
Подробнее о способах приложения прудонианских желающих машин – в другой раз.
Источник:
The Philosophy of Progress (англ.)
Philosophie du progrès: programme (фр.)
soundtrack:
Гражданская Оборона – Нас много.mp3
Желающие машины Пьера Прудона
Есть французский философ, который уничтожил противопоставление единства и множественности. Каждый объект теперь – не монолит, но составной набор.
«Сущеcтво (l'être), так же как идея, это группа». И следовательно: «человек – это группа, как и растения или кристаллы».
«...единство любой вещи по сути синтетическое, это составное единство <...> подобным образом, все идеи, интуиции или образы, которые мы получаем от объектов, синтетические в своем единстве: они есть комбинации движений, варьирующиеся и сложные до бесконечности, но сходящиеся и единые в своей коллективности».
Его имя – не Жиль Делёз; это Пьер-Жозеф Прудон.
Хотя Прудон не использует какой-то определенный термин (unité de là diversité, unité diversifiée, unité ... collectivité), блогер 085jen предложил называть этот концепт «единство-коллективность» (unity‐collectivity).
Множественность и единство в таком понимании – это просто разные способы описать один и тот же объект, смотря на него сверху или снизу по масштабу.
Единства-коллективности состоят из движения и входят в отношения через движение; это напоминает концепт желающего производства. «Кто говорит движение, говорит серии, разнообразное единство – или группа».
В другом месте, Прудон утверждает машинный характер движения (чуть не написали «желания»), отрицает телеологию и кажется, заключает всё в план имманенции.
«Я есть, я думаю, я обладаю единством. Или, оставив грамматическую индивидуальность, которая сама по себе лишь случайность – что-то есть, что-то думает, что-то едино». В этот раз quelque chose вместо ça, впредь будьте осторожнее.
«...А – место, откуда движение происходит, и Б – место, куда движение идет. Воображение суммирует эти два понятия в два другие: точку отправления и точку прибытия, принцип и цель. Однако, идея принципа или цели – всего лишь фикция».
Неудивительно, что дальше Прудон нападает на « simplisme » – нечто, отдаленно напоминающее эссенциализм. Больше того. Вполне в духе постструктурализма, представление о единстве-множественности само мыслится как машинная сборка. Идея, как и объект, который она описывает, это также композит: одновременно единство и коллектив; она описывает движение, но и сама является таким движением.
* * *
Возможно, это открытие удивит вас также, как удивило нас, но ведь мы даже не начали говорить о самом интересном. О том, как это можно применить.
Представьте, к чему может привести прочтение через концепт «единства-коллективности» понятий коллективного или индивидуального политического, собственности или общности владения.
Говоря словами 085jen, «Подумайте про группу рабочих ... 1000 рабочих суммируются в по крайней мере 1001 индивидуума, и чем сложнее их организация на рабочем месте, тем больше индивидуумов мы можем распознать. Единства-коллективности, какие мы увидим на рабочем месте – только некоторые из индивидуумов, в которых эти рабочие обнаружат себя составными элементами. Единства-коллективности, варьирующиеся в масштабе от дружеских групп и семей до универсального целого, вероятно, большего, чем мы можем себе представить. И сами рабочие также есть коллективы. Любая попытка определить "моё" и "твоё" в этой ситуации – наиболее общее определение собственности – натолкнется на проблему ... различные сферы индивидуальной собственности будут перехлестываться множеством ошеломляюще сложных способов».
Остается только добавить, что с той же проблемой столкнется понимание «коллективной» собственности. И кажется, именно здесь лежит ключ к прудоновскому синтезу «собственности» и «общего владения».
Подробнее о способах приложения прудонианских желающих машин – в другой раз.
Источник:
The Philosophy of Progress (англ.)
Philosophie du progrès: programme (фр.)
👍1
Анархия+
Иерархия центральности, иерархия принуждения Понимать иерархию через метафору сетей можно как минимум двумя разными способами. Либо как централизацию сети: степень (то-есть, число связей с другими узлами) меньшей части узлов значительно больше степени большей…
(меры центральности: https://ru.wikipedia.org/wiki/Центральность)
Анархия+
Продолжение расследования от @sv9t_channel (иллюстрации выше): «Теперь прогнал такое же семплирование не на полносвязных группах, а на графах. Пока только на связных графах с тремя и четырьмя вершинами, при остальных фиксированных параметрах. Ну выходит…
Звезда Кроули, звезда Давида, архитектура «звезда» и прочие сигилы на графах.
Канал iggisv9t продолжает разбирать скорость согласия на графах. Теперь – на шести вершинах.
Напомним, всё началось с идеи поиграть на моделях с тем, как взаимодействует давление масштаба и координация между участниками в сообществах с разной архитектурой. Это к вопросу, как и почему возникает иерархия, и что с этим можно сделать.
Канал iggisv9t продолжает разбирать скорость согласия на графах. Теперь – на шести вершинах.
Напомним, всё началось с идеи поиграть на моделях с тем, как взаимодействует давление масштаба и координация между участниками в сообществах с разной архитектурой. Это к вопросу, как и почему возникает иерархия, и что с этим можно сделать.
Анархия+
Звезда Кроули, звезда Давида, архитектура «звезда» и прочие сигилы на графах. Канал iggisv9t продолжает разбирать скорость согласия на графах. Теперь – на шести вершинах. Напомним, всё началось с идеи поиграть на моделях с тем, как взаимодействует давление…
Практичный комментарий Paris Burns: https://t.me/parisburns/10479
Кстати, уменьшение размера групп действительно может быть хорошим решением проблемы давления масштаба. Но только при некоторых условиях.
Давление масштаба само по себе не заставляет людей создавать иерархии. Оно лишь предлагает выбор: раскол либо иерархия. Пока нас ограничивает только давление масштаба, можно отыграть в обе стороны. И скажем, променять иерархию на небольшие автономные группы.
Проблемы начинаются, когда нас ограничивает давление масштаба и масштаб задач, которые необходимо решать. К иерархии принуждает «зажим» между двумя требованиями. Допустим, задачу нельзя решить таким числом людей – нужна ещё тысяча рабочих. Или же принимать решение ограниченным кругом аморально, так как вопрос касается большего числа людей. Тогда масштаб задачи требует расширения группы.
Именно на масштабе задач делает акцент Бар Ям, когда предостерегает анархистов в своей работе про мультимасштабное применение закона необходимого разнообразия Эшби. Множество небольших автономных систем окажутся неустойчивы к вызовам большего масштаба, если (когда!) те возникнут.
Возможно, исторически так и произошло. Очевидно, давление масштаба существовало всегда. Но долгое время, люди жили в эгалитарных группах небольшого размера. Когда пороговый размер оказывался превышен, типичным выбором был раскол. Иерархия могла возникать, но не стала доминирующей формой организации. Сдвинуться к иерархии людей заставили (кроме прочего) задачи большего масштаба, чем позволяют решать группы прежнего размера.
Следовательно, решать проблему иерархии тоже можно по двум направлениям. Одно – реорганизовать масштаб задач, когда это возможно. Второе – смягчать давление масштаба. Кстати, масштаб одних и тех же задач относительно размера группы может уменьшаться с развитием технологий.
Кстати, уменьшение размера групп действительно может быть хорошим решением проблемы давления масштаба. Но только при некоторых условиях.
Давление масштаба само по себе не заставляет людей создавать иерархии. Оно лишь предлагает выбор: раскол либо иерархия. Пока нас ограничивает только давление масштаба, можно отыграть в обе стороны. И скажем, променять иерархию на небольшие автономные группы.
Проблемы начинаются, когда нас ограничивает давление масштаба и масштаб задач, которые необходимо решать. К иерархии принуждает «зажим» между двумя требованиями. Допустим, задачу нельзя решить таким числом людей – нужна ещё тысяча рабочих. Или же принимать решение ограниченным кругом аморально, так как вопрос касается большего числа людей. Тогда масштаб задачи требует расширения группы.
Именно на масштабе задач делает акцент Бар Ям, когда предостерегает анархистов в своей работе про мультимасштабное применение закона необходимого разнообразия Эшби. Множество небольших автономных систем окажутся неустойчивы к вызовам большего масштаба, если (когда!) те возникнут.
Возможно, исторически так и произошло. Очевидно, давление масштаба существовало всегда. Но долгое время, люди жили в эгалитарных группах небольшого размера. Когда пороговый размер оказывался превышен, типичным выбором был раскол. Иерархия могла возникать, но не стала доминирующей формой организации. Сдвинуться к иерархии людей заставили (кроме прочего) задачи большего масштаба, чем позволяют решать группы прежнего размера.
Следовательно, решать проблему иерархии тоже можно по двум направлениям. Одно – реорганизовать масштаб задач, когда это возможно. Второе – смягчать давление масштаба. Кстати, масштаб одних и тех же задач относительно размера группы может уменьшаться с развитием технологий.
Telegram
Paris Burns
К этому посту на Анархии+
Как вчера сказал координатор и идейный вдохновитель Дельтачата Холгер Крекель, "если в обсуждении технической задачи участвует 8 человек, то для решения понадобится 8 человек. Поэтому мы собираемся по 2-4 человека, и как правило…
Как вчера сказал координатор и идейный вдохновитель Дельтачата Холгер Крекель, "если в обсуждении технической задачи участвует 8 человек, то для решения понадобится 8 человек. Поэтому мы собираемся по 2-4 человека, и как правило…
Анархия+
Практичный комментарий Paris Burns: https://t.me/parisburns/10479 Кстати, уменьшение размера групп действительно может быть хорошим решением проблемы давления масштаба. Но только при некоторых условиях. Давление масштаба само по себе не заставляет людей…
Лоскутное одеяло сообществ?
Но почему нельзя просто связать горизонтальными (в данном случае, дающими узлам примерно равную центральность) связями любое число малых групп?
Дело в том, что давление масштаба действует на всех масштабах. Когда мы берем за организационную единицу сообщество, это принципиально не отличается от ситуации, когда мы брали отношения отдельных людей. Сообщества точно так же ограничены в способности к обработке информации. Сообщества точно так же могут поддерживать только определенное число связей. Количество потенциальных связей между сообществами опять будет расти как (n^2 – n) / 2. С добавлением каждого нового сообщества в группу сообществ, нагрузка на отдельные сообщества станет увеличиваться всё быстрее.
Можно сказать: не обязательно связывать каждое сообщество с каждым. Давайте представим себе регулярную решетку из сообществ – например, каждое сообщество имеет связи ровно с четырьмя другими. Количество связей ограничено, рост коммуникационной нагрузки остановлен, и сеть осталось связной. Это ли не решение?
К сожалению, в таком случае непомерно вырастет средний диаметр сети. Другими словами, самый короткий маршрут от одного случайного сообщества до другого обыкновенно будет содержать слишком много переходов. Передавать информацию становится затратнее, потери больше, время отклика дольше, нагрузка на посредников снова вырастает – от этого мы никуда не делись. Чем больше средний диаметр – тем дольше или хуже координация. Сеть просто распадается на неспособные договориться сегменты, когда возникает необходимость принимать решения в масштабе всей сети. Иерархия сообществ, напротив, позволяет сжать средний диаметр сети.
Логично задаться вопросом – что, если взять одну-две связи каждого узла регулярной решетки и перевязать на случайный узел? Это сократит средний диаметр сети, но, вероятно, меньше (?), чем такое же случайное перевязывание в иерархии – известные всем «неформальные контакты».
Отдельная тема – неравенство людей, и вероятно, сообществ, в их способности находить и обрабатывать связи – сравни среду анархистов и любую транспортную компанию. Кажется, многие социальные сети имеют распределения степеней узлов с тяжелыми хвостами. К примеру, см. статью Барабаши "Love Is All You Need" за контекстом спора о безмасштабных сетях в реальном мире.
Задача теперь выглядит еще сложнее. Но это не значит, что нельзя найти хотя бы потенциальные решения.
#хвосты
Но почему нельзя просто связать горизонтальными (в данном случае, дающими узлам примерно равную центральность) связями любое число малых групп?
Дело в том, что давление масштаба действует на всех масштабах. Когда мы берем за организационную единицу сообщество, это принципиально не отличается от ситуации, когда мы брали отношения отдельных людей. Сообщества точно так же ограничены в способности к обработке информации. Сообщества точно так же могут поддерживать только определенное число связей. Количество потенциальных связей между сообществами опять будет расти как (n^2 – n) / 2. С добавлением каждого нового сообщества в группу сообществ, нагрузка на отдельные сообщества станет увеличиваться всё быстрее.
Можно сказать: не обязательно связывать каждое сообщество с каждым. Давайте представим себе регулярную решетку из сообществ – например, каждое сообщество имеет связи ровно с четырьмя другими. Количество связей ограничено, рост коммуникационной нагрузки остановлен, и сеть осталось связной. Это ли не решение?
К сожалению, в таком случае непомерно вырастет средний диаметр сети. Другими словами, самый короткий маршрут от одного случайного сообщества до другого обыкновенно будет содержать слишком много переходов. Передавать информацию становится затратнее, потери больше, время отклика дольше, нагрузка на посредников снова вырастает – от этого мы никуда не делись. Чем больше средний диаметр – тем дольше или хуже координация. Сеть просто распадается на неспособные договориться сегменты, когда возникает необходимость принимать решения в масштабе всей сети. Иерархия сообществ, напротив, позволяет сжать средний диаметр сети.
Логично задаться вопросом – что, если взять одну-две связи каждого узла регулярной решетки и перевязать на случайный узел? Это сократит средний диаметр сети, но, вероятно, меньше (?), чем такое же случайное перевязывание в иерархии – известные всем «неформальные контакты».
Отдельная тема – неравенство людей, и вероятно, сообществ, в их способности находить и обрабатывать связи – сравни среду анархистов и любую транспортную компанию. Кажется, многие социальные сети имеют распределения степеней узлов с тяжелыми хвостами. К примеру, см. статью Барабаши "Love Is All You Need" за контекстом спора о безмасштабных сетях в реальном мире.
Задача теперь выглядит еще сложнее. Но это не значит, что нельзя найти хотя бы потенциальные решения.
#хвосты
👍2❤1👏1
Чему научилась либертарная теория в прошлом веке и что такое «наивное» понимание освобождения.
https://telegra.ph/suspicion-01-24
https://telegra.ph/suspicion-01-24
Telegraph
Подозрение-5
Навязчивая тема критической мысли 20 века — подозрение, что в освобождении содержится (или по крайней мере может содержаться) репрессия. Когда мы декларируем освобождение, и когда пытаемся его осуществить, когда происходят революции, производятся реформы…
🔥2
Новые 20-е
Социальные системы проводят эксперименты с формой собственной организации, пытаясь выжить и расшириться. Пробуют новое и следят за успехом других. Те или другие выборы распространяются волнами.
Приблизительно в 20-е годы 20-го века, среди политических систем возникает пугающая мода. Волна попыток установить принципиально новый социальный порядок. Взять общество под абсолютный контроль – по аналогии с режимом на заводе.
Опыт индустриального производства соблазняет политиков. Новые технологии позволяют поверить в успех. Идея существовала давно, но никогда ещё не казалась настолько практичной. В модернистской футуристической утопии, с человеком можно сделать практически всё. Нужно только знать технологию. Юнгер восторгается: с общественным мнением легко справляется пулемётный расчёт.
Первое время кажется, что всё получается. Об этом часто забывают, но фашистские и коммунистические движения тоталитарного толка усиливаются даже в самых «либеральных» странах. «У нас это невозможно?». Да и само «либеральное мышление» мутирует. Схватка велась на двух уровнях: конфликт внутри социальных систем, чтобы сохранить в них относительно мягкие политические режимы, и конкуренция между системами.
Тоталитарный проект так и не стал доминирующим. Некоторые системы сознательно сделали альтернативные ставки: относительная демократия и относительная свобода. Противостояние заканчивается только к 90-м – с падением Союза всем становится ясно, что тоталитарный эксперимент провалился окончательно. Но что, если условия эффективности тех или других форм организации изменятся?
Новые 20-е – это не просто дата в календаре. Это очередная волна экспериментов, смещающая популярные формы организации ближе к тоталитаризму. Другие технологии, другие идеи, но направление движения то же.
Технологии тоталитаризма распространяются, как наглядные примеры успешных попыток. Каждый расстрел толпы, который сошел с рук, каждый подавленный бунт повышает шансы, что это повторится снова. Возможно, с Беларусью и Казахстаном гибнут и наши шансы на освобождение.
Играет роль каждый рабочий пример биометрического учёта и каждый успешно проведенный законодательный запрет. Локальные схватки глобальны.
Иногда чужой опыт значим в буквальном смысле. Российские части в Kz учились военному подавлению бунтов.
Китай – флагман этой темной волны, потому что своим примером опровергает «практический аргумент», который когда-то выдвинули альтернативные, условно мягкие системы: аргумент, что интенсивную политическую репрессию нельзя сочетать с интенсивным экономическим развитием.
В декабре 19-го были популярны мемы: пора ждать чарльстон, флапперов и фашизм. К сожалению, флапперы и чарльстон в меню больше не значатся.
Также см:
https://telegra.ph/landscape-05-24
Социальные системы проводят эксперименты с формой собственной организации, пытаясь выжить и расшириться. Пробуют новое и следят за успехом других. Те или другие выборы распространяются волнами.
Приблизительно в 20-е годы 20-го века, среди политических систем возникает пугающая мода. Волна попыток установить принципиально новый социальный порядок. Взять общество под абсолютный контроль – по аналогии с режимом на заводе.
Опыт индустриального производства соблазняет политиков. Новые технологии позволяют поверить в успех. Идея существовала давно, но никогда ещё не казалась настолько практичной. В модернистской футуристической утопии, с человеком можно сделать практически всё. Нужно только знать технологию. Юнгер восторгается: с общественным мнением легко справляется пулемётный расчёт.
Первое время кажется, что всё получается. Об этом часто забывают, но фашистские и коммунистические движения тоталитарного толка усиливаются даже в самых «либеральных» странах. «У нас это невозможно?». Да и само «либеральное мышление» мутирует. Схватка велась на двух уровнях: конфликт внутри социальных систем, чтобы сохранить в них относительно мягкие политические режимы, и конкуренция между системами.
Тоталитарный проект так и не стал доминирующим. Некоторые системы сознательно сделали альтернативные ставки: относительная демократия и относительная свобода. Противостояние заканчивается только к 90-м – с падением Союза всем становится ясно, что тоталитарный эксперимент провалился окончательно. Но что, если условия эффективности тех или других форм организации изменятся?
Новые 20-е – это не просто дата в календаре. Это очередная волна экспериментов, смещающая популярные формы организации ближе к тоталитаризму. Другие технологии, другие идеи, но направление движения то же.
Технологии тоталитаризма распространяются, как наглядные примеры успешных попыток. Каждый расстрел толпы, который сошел с рук, каждый подавленный бунт повышает шансы, что это повторится снова. Возможно, с Беларусью и Казахстаном гибнут и наши шансы на освобождение.
Играет роль каждый рабочий пример биометрического учёта и каждый успешно проведенный законодательный запрет. Локальные схватки глобальны.
Иногда чужой опыт значим в буквальном смысле. Российские части в Kz учились военному подавлению бунтов.
Китай – флагман этой темной волны, потому что своим примером опровергает «практический аргумент», который когда-то выдвинули альтернативные, условно мягкие системы: аргумент, что интенсивную политическую репрессию нельзя сочетать с интенсивным экономическим развитием.
В декабре 19-го были популярны мемы: пора ждать чарльстон, флапперов и фашизм. К сожалению, флапперы и чарльстон в меню больше не значатся.
Также см:
https://telegra.ph/landscape-05-24
👍14😱3👎1🤩1
Анархия+
Лоскутное одеяло сообществ? Но почему нельзя просто связать горизонтальными (в данном случае, дающими узлам примерно равную центральность) связями любое число малых групп? Дело в том, что давление масштаба действует на всех масштабах. Когда мы берем за…
Рой: нестандартное решение проблемы масштаба
Один из аспектов проблемы масштабирования анархии – интерплей масштаба системы и масштаба вызовов, которые бросает системе среда. Малые сообщества не способны справиться с большими по масштабу вызовами, и потому проигрывают. Горизонтальные сообщества не способны объединяться в крупномасштабную сеть из-за перегрузки в координации. Казалось бы, тупик. Но возможна ещё одна комбинация.
Рой – это набор юнитов, которые:
а) объединены глобальной общей целью
б) могут автономно решать локальные задачи
Другими словами, появляется очень особенная структура реакций системы на вызовы среды. Здесь как будто убрали среднее звено координации. Это организация-лайт.
Благодаря свойствам а) и б), сеть способна решать задачи крупного масштаба, но почти не несёт затрат на координацию. Можно снизить силу или количество связей между юнитами. Агенты передают друг другу информацию, но не договариваются, а спонтанно решают, принять или отвергнуть моду. Рой разрешает сочетать оперативность + масштабируемость, чего мы не могли добиться в сильно связных горизонтальных структурах из-за давления масштаба. Примеры роевых структур: современный партизанский конфликт, волна протеста, распространение моды, мема, культурной инновации.
Как вы уже поняли, такая структура координации налагает свои ограничения. Волны протеста бывают относительно редко. Водопровод и поставки электричества организуют иерархии, а не рой. Почему?
Для работы роя, нужен специфический ландшафт задач:
а) Общий объём работы должен раскладываться на сумму локальных задач. Неважно, какие задачи выбирают отдельные юниты, и как именно их решают, пока все движутся приблизительно в одном направлении. Это не всегда так – иногда, задачу нельзя решить без детальной координации всех участников сети. Иногда, задачи иерархически организованы, важен тайминг и последовательность выполнения задач.
б) Единая культура или универсальные алгоритмы позволяют рою сократить объём необходимой коммуникации в момент действия. Автономным агентам не нужна громоздкая коммуникация, потому что они предварительно скоординированы. Однако, общую цель или общую логику действий требуется установить. Часто это большая работа. Прежде Анонимуса был фочан.
Рой эффективен, когда в поле игры складывается особенная ниша именно с таким ландшафтом задач. Это бывает относительно редко. Спонтанная координация как будто не может быть устойчивой.
Или..?
Один из аспектов проблемы масштабирования анархии – интерплей масштаба системы и масштаба вызовов, которые бросает системе среда. Малые сообщества не способны справиться с большими по масштабу вызовами, и потому проигрывают. Горизонтальные сообщества не способны объединяться в крупномасштабную сеть из-за перегрузки в координации. Казалось бы, тупик. Но возможна ещё одна комбинация.
Рой – это набор юнитов, которые:
а) объединены глобальной общей целью
б) могут автономно решать локальные задачи
Другими словами, появляется очень особенная структура реакций системы на вызовы среды. Здесь как будто убрали среднее звено координации. Это организация-лайт.
Благодаря свойствам а) и б), сеть способна решать задачи крупного масштаба, но почти не несёт затрат на координацию. Можно снизить силу или количество связей между юнитами. Агенты передают друг другу информацию, но не договариваются, а спонтанно решают, принять или отвергнуть моду. Рой разрешает сочетать оперативность + масштабируемость, чего мы не могли добиться в сильно связных горизонтальных структурах из-за давления масштаба. Примеры роевых структур: современный партизанский конфликт, волна протеста, распространение моды, мема, культурной инновации.
Как вы уже поняли, такая структура координации налагает свои ограничения. Волны протеста бывают относительно редко. Водопровод и поставки электричества организуют иерархии, а не рой. Почему?
Для работы роя, нужен специфический ландшафт задач:
а) Общий объём работы должен раскладываться на сумму локальных задач. Неважно, какие задачи выбирают отдельные юниты, и как именно их решают, пока все движутся приблизительно в одном направлении. Это не всегда так – иногда, задачу нельзя решить без детальной координации всех участников сети. Иногда, задачи иерархически организованы, важен тайминг и последовательность выполнения задач.
б) Единая культура или универсальные алгоритмы позволяют рою сократить объём необходимой коммуникации в момент действия. Автономным агентам не нужна громоздкая коммуникация, потому что они предварительно скоординированы. Однако, общую цель или общую логику действий требуется установить. Часто это большая работа. Прежде Анонимуса был фочан.
Рой эффективен, когда в поле игры складывается особенная ниша именно с таким ландшафтом задач. Это бывает относительно редко. Спонтанная координация как будто не может быть устойчивой.
Или..?
👍12🔥7
Анархия+
#хвосты Часть 3. Колокол нормального распределения клонится влево и выбрасывает вправо скользкую ложноножку. Она растекается по шкале, охватывая многие порядки величины. https://telegra.ph/power-law-and-law-of-power-08-11
Распределения вместо классов. Классы за распределениями.
(Нам пока нечего сказать про угрозу нападения на Украину, кроме того что это ебаный пиздец. И как обычно, вокруг темы много инфошума и высокая неопределенность. Если есть предложения по координации – пишите).
#хвосты
(Нам пока нечего сказать про угрозу нападения на Украину, кроме того что это ебаный пиздец. И как обычно, вокруг темы много инфошума и высокая неопределенность. Если есть предложения по координации – пишите).
#хвосты
👍8🤯2
Операции с понятиями: топ-5 в этом месяце
Наш полевой набор операций над понятиями. Очевидно, не всегда имеет смысл использовать эти инструменты. Но иногда они позволяют сломать окостенелые концепты и собрать из прежних понятий рабочую машину. DIY!
1) Разрез Платона. Классика: делим одно понятие на два.
2) Удвоение понятия. Теория vs практика —> теоретическая практика, практическая теория, теоретическая теория, практическая практика.
3) Второе перед первым. Не больница становится ответом на безумие, а безумие, как мы его понимаем, конструируется историческим институтом больниц.
4) Растягиваем понятие до n-мерного. Просто увеличить размерность, добавляя в концепт больше параметров. Одномерное понятие – двумерное – трехмерное и так далее. Пример: многомерное неравенство. При формальной работе могут иметь смысл более сложные конструкции: к примеру, многомерное понятие с мультиарными параметрами, которые возвращают одно значение от нескольких операндов и подобное.
5) Растягивание по шкале (для одного параметра, или для всех, или же выборочного набора параметров). Сколько значений может принимать параметр. Единственная точка – линия с дискретным двоичным делением – спектры. Пример в посте выше: три класса —> шкала с сотнями значений в гистограммах доходов.
Для каждого пункта можно представить обратные операции. Например, склейки понятий в противовес разрезанию.
И наконец, стоит упомянуть не то чтобы метод, а скорее способ представлять самые различные операции с понятиями: деконструкцию. Смещаем контекст понятия. Если перевязать часть коннотаций, с которыми понятие связано как бы сетью – изменится и денотация. Можно воспринимать понятие, как граф.
Вот история одной операции над понятием «анархия»: разрез и удвоение. Сперва мы делим «анархию» на две категории: «анархический» как свойство репрезентации (способ понимать и описывать что-то как антивластное) и «акратический» как свойство структуры (антивластные практики). Затем мы используем алгоритм операции удвоения. У нас получается «анархическая акратия» – антивластные практики, которые в качестве таковых и репрезентируются; «акратическая акратия» (или акратия без анархии) – антивластные практики, которые не осознаются таковыми; «анархическая анархия» (или анархия без акратии) – не-антивластные практики, которые получают репрезентацию в качестве антивластных. Кажется, это было у Рахманиновой.
Иные методы и подробное описание – в другой раз.
Наш полевой набор операций над понятиями. Очевидно, не всегда имеет смысл использовать эти инструменты. Но иногда они позволяют сломать окостенелые концепты и собрать из прежних понятий рабочую машину. DIY!
1) Разрез Платона. Классика: делим одно понятие на два.
2) Удвоение понятия. Теория vs практика —> теоретическая практика, практическая теория, теоретическая теория, практическая практика.
3) Второе перед первым. Не больница становится ответом на безумие, а безумие, как мы его понимаем, конструируется историческим институтом больниц.
4) Растягиваем понятие до n-мерного. Просто увеличить размерность, добавляя в концепт больше параметров. Одномерное понятие – двумерное – трехмерное и так далее. Пример: многомерное неравенство. При формальной работе могут иметь смысл более сложные конструкции: к примеру, многомерное понятие с мультиарными параметрами, которые возвращают одно значение от нескольких операндов и подобное.
5) Растягивание по шкале (для одного параметра, или для всех, или же выборочного набора параметров). Сколько значений может принимать параметр. Единственная точка – линия с дискретным двоичным делением – спектры. Пример в посте выше: три класса —> шкала с сотнями значений в гистограммах доходов.
Для каждого пункта можно представить обратные операции. Например, склейки понятий в противовес разрезанию.
И наконец, стоит упомянуть не то чтобы метод, а скорее способ представлять самые различные операции с понятиями: деконструкцию. Смещаем контекст понятия. Если перевязать часть коннотаций, с которыми понятие связано как бы сетью – изменится и денотация. Можно воспринимать понятие, как граф.
Вот история одной операции над понятием «анархия»: разрез и удвоение. Сперва мы делим «анархию» на две категории: «анархический» как свойство репрезентации (способ понимать и описывать что-то как антивластное) и «акратический» как свойство структуры (антивластные практики). Затем мы используем алгоритм операции удвоения. У нас получается «анархическая акратия» – антивластные практики, которые в качестве таковых и репрезентируются; «акратическая акратия» (или акратия без анархии) – антивластные практики, которые не осознаются таковыми; «анархическая анархия» (или анархия без акратии) – не-антивластные практики, которые получают репрезентацию в качестве антивластных. Кажется, это было у Рахманиновой.
Иные методы и подробное описание – в другой раз.
👏6👍1🤯1