Эмиль Золя — угорел.

Поучаствовал из своих перуанских застенков в международной перекличке изолянтов. Индия, Франция, Италия, Испания - везде есть русские люди и везде они симпатичные. Приятно
https://yandex.ru/efir?stream_id=47e174e3635a5fb9ba75f49140e2b5d1

Анна овладела искусством своевременного таймлапса и вот вам: солнце красит нежным светом крыши древнего Куска

Замечательное доказательство того, что с добрыми людьми мир светлее и ярче (ну, или что за битого двух небитых дают)

Нарсис-Виржиль Диаз де ла Пенья. Коровы на водопое

* Круглые рельефные масочки, хорошо прилегающие к лицу, кускеньос стаскивают не под подбородок (неудобно, топорщится), а на макушку, превращаясь мгновенно в ветроустойчивых иудеев с кипами на резинках

* Важная отметина: первый день, когда заговорили испанские вывески и таблички. Улицы Nuevo Alto и Nuevo Bajo больше не набор букв

* Чтобы карась не дремал, в городе произвольно перекрывают и снова открывают улицы и площади. Эпидемического смысла немного, но встряска мира, напоминание о вывихнутом мире — сильна. Художник Кристо может судиться за плагиат.

* Уличные пушеры окончательно переключились с кокаина и травы на маски и перчатки

#карантинвперу

Крупнейший в горле рынок Каскапаро — большая крытая часть и четыре прилегающие улицы — оцеплены и огорожены полицией. Поскольку другого источника пищи локалы не имеют, полгорода толпится в очереди на вход, дыша друг другу в потные уши. Удивительно, почему все усилия любого государства всегда дают один и тот же результат?
#карантинвперу

Собираю материалы к лекции про изоляцию, карантины и одиночество, которую буду читать завтра (утром по перуанскому времени, вечером по московскому). Кое-что в работу наверняка не пойдёт, но совсем уж терять жалко.
Пушкин в "Дорожных жалобах" 1830-го года перечисляет возможности смерти в дороге: "Иль чума меня подцепит, / Иль мороз окостенит, / Иль мне в лоб шлагбаум влепит / Непроворный инвалид". Все всегда так заворожены последними двумя строчками катрена с их качелями резкости и неспешности (влепит - непроворный, звенящий "шлагбаум" - тягучий "инвалид"), что мало обращают внимания на начало. И однако же: почему это чума должна подцепить Пушкина, а не наоборот?
Вокруг того же времени Пушкин пишет невесте, к которой ещё надеется успеть до окончательного установления чумного карантина: "У нас в окрестностях — Cholera morbus (очень миленькая особа). И она может задер­жать меня еще дней на двадцать!". В действительности миленькая особа не подцепит поэта, но задержит аж на два месяца, как если бы его внезапно подцепила страсть или он подцепил кого-то в дороге; ай да интрижка перед самой свадьбой.
Пушкин, как обычно, упивается наслаждением "смерти мрачной на краю" — и в "Дорожных жалобах", видимо, тоже. Если кто умеет наслаждаться, тому есть наслаждение даже на краю шлагбаума.

Лекция будет транслироваться вот сюда https://www.facebook.com/events/2275253665910749/
Там же можно задавать вопросы

Занимательное половедение: не может быть, чтобы хан Котян не был дан симпатичному народу
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BE%D1%82%D1%8F%D0%BD_%D0%A1%D1%83%D1%82%D0%BE%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87

Пару дней назад произнёс нечто вроде лекции "Что литература знает об изоляции". Если кто не слышал тогда — вот теперь есть возможность догнаться.
https://youtu.be/VXgwG_Ks8rM

Максим Кронгауз и Александр Пиперски — о речевом этикете и языке карантина. Как язык отражает изоляцию?
https://m.youtube.com/watch?v=-sKdzUwLAA0

Умер Александр Тимофеевский.

(Все называли его Шурой, но у меня как-то язык не поворачивается — не та степень знакомства; близкая к нулевой, собственно. Сейчас даже проверил переписку в фейсбуке — в основном оно сводилось к тому, что я безуспешно пытался заказывать ему разные некрологи.)

В начале 1990-х Тимофеевский, по сути, придумал и разработал тот язык, которым стала говорить — писать — новая русскоязычная журналистика. Этот язык был очень умным, полнокровным и гибким; его наследником в той или иной степени является все хорошее современное журналистское письмо на русском — причем самое разное: от максимально витиеватой культурной критики до деловой журналистики по фактам. Больше того: этот язык создавал не только тексты на бумаге, но и новую российскую реальность — ей нужно было как-то изъясняться, и Тимофеевский ей в этом очень успешно помогал, по мере сил подтягивая до своего культурного уровня. Думаю, люди, которые это видели своими глазами и соучаствовали, расскажут куда лучше и точнее.

Собственно, и сам Тимофеевский об этом прекрасно рассказывал и писал. Например, в номере и книжке «Афиши» (которая тоже его трудов потомок, конечно) про историю медиа. Надеюсь, в редакции додумаются вытащить эти реплики во что-то читаемое, но пока — вот такие кривые ссылки: про начало «Коммерсанта» (Тимофеевский вступает ближе к концу) и про продолжение, там уже почти манифест. По второму адресу про газету еще рассказывает другой великий русский редактор — Максим Ковальский. Он умер год назад.

Помимо многого прочего, в 2000-х Тимофеевский делал журнал «Русская жизнь» — я и тогда его очень любил, а с дистанции он кажется еще более значительным. То, чему в основном посвящен этот канал, я обычно называю нарративной журналистикой — это, конечно, калька с английского, вполне дурацкая; и на английском есть еще один термин похожего смысла — literary journalism, литературная журналистика. Вот «Русская жизнь» занималась именно литературной журналистикой, причем настолько же в русле «Нью-Йоркера» (вечного местного тотема), насколько позапрошловечных «Отечественных записок» и «Современника». Этот журнал одинаково хорошо бы смотрелся в 1996 году и в 2020-м — но в 2008-м он, конечно, был совершенной белой вороной, абсолютно выламывался из времени; и сейчас понятно, что и это было достоинство, потому что — ну а с чем там было совпадать-то, в 2008 году, не с чем ведь абсолютно. Архив той «РЖ», к счастью, полностью сохранился; там есть, что почитать, — лучшие репортерские тексты Кашина, криминальные хроники Евгении Долгиновой (абсолютный такой трумен-капоте на материале русской хтони), Пищикова, Данилов, Кузьминский, Семеляк etc. etc.; там сходились на соседних страницах люди максимально разных воззрений, потому что важны были не взгляды, но смыслы — ну и стиль, конечно. Несколько текстов с участием самого Тимофеевского там тоже есть.

В 2012 году Тимофеевский и Дмитрий Ольшанский, которые делали первую «РЖ», ненадолго перезапустили ее в онлайн-формате. Я тогда у них взял для «Афиши» по этому поводу интервью — не то чтобы какое-то выдающееся, хотя какие-то мысли А. Т. как будто про сейчас (про то, как печально, что из реальности стирается сложность, например). Помню, что мы сидели в каком-то максимально странном заведении в Лубянском проезде; помню, что пили водку (я скорее для поддержания разговора). Вообще это было какое-то совсем другое все. Ни той «Афиши» уже нет, ни той Москвы, ни той России, на самом-то деле.

Теперь нет и Тимофеевского. Но язык, которым он говорил, — останется.

Когда я был очень-очень юн, это была моя самая любимая песня. Кто ж знал, что иногда они возвращаются
https://youtu.be/rvfG2_69ePA

Премия "Просветитель" продолжает собирать на нереально клёвые лекции. Вот, например, взгляд климатолога не только на глобальную пандемию, но и на Game of Thrones ))
Климатолог проверенный, человекообразный!
https://www.youtube.com/watch?v=oohrdGqIqac