А также сходила вчера на док «Прогулка по Кракову» с Романом Поланским в главной роли. Он слоняется по улицам родного города в компании друга детства, нынче нью-йоркского фотографа Ричарда Горовица. И тот и другой скоро будут праздновать девяностолетие, но энергии им не занимать. В первые же десять минут Поланский просит остановить машину, на которой они следуют из аэропорта - с целью «поправить макияж», а именно выщипать Горовицу волосы в носу. Затем, стоя на могиле отца, рассказывает курьезную историю его похорон - как еще в советские годы перевозил тело из Парижа в Краков при помощи бюро ритуальных услуг под названием «Бонго». На протяжении всего фильма режиссер язвит в адрес прошлого и связанных с ним сантиментов. Жизнь выдалась такая, что Поланский не стремится ничего вспоминать. Войну, как известно, он провел в подполе у сердобольных крестьян - мать погибла в Аушвице, отец сумел выжить в Матхаузене. Семью Горовица спас Шиндлер, хотя и Ричарду довелось посетить Освенцим. Ты с какого возраста себя помнишь - шутит Поланский - с гетто или с концентрационного лагеря? Затем они принимаются с большим аппетитом дегустировать на центральной площади сосиски. Все гениальное - просто, особенно если в кадре гений (извините). Вообще удивительно с какой невыносимой легкостью они болтают о (не)бытие при нацистах или погромах при коммунистах. Горовиц смеется, поравнявшись со своей школой: представляешь физрук был настолько идейным, что заставлял нас петь славословия Сталину на идиш. В финале, естественно под дождем, они молча разглядывают мокрый булыжник под ногами, за кадром звучат «Утомленные солнцем», в оригинале «Последнее воскресение». Много людей покончило с собой под эту музыку - замечает Поланский. Горовиц молчит - на секунду кажется, будто он жалеет, что они с Ромеком выжили. Если бы тебе выпал шанс снова прожить жизнь, но в точности такой, какой она и была, ты бы согласился? - интересуется Поланский. Нет уж, спасибо - отвечает тот. В общем, полное впечатление, что этому маленькому фильму удалось набрать скорость света. Поймала себя на мысли, что при всем желании и решимости, не могу осуждать Поланского с феминистских позиций. То есть могу, но через силу(
https://www.kommersant.ru/doc/6084241 возможно единственный приличный фильм в летнем российском прокате, да еще и про эмиграцию.
Коммерсантъ
Место пусто
«Король улиц»: эмиграция глазами беглого бандита
Этим летом я ударила внезапно по комиксам. И вот мой топ-три :
1. «Однажды во Франции» Фабьена Нури и Сильвана Валле - увесистый том, премированный в Ангулеме в 2011. Это история Йозефа Йованновича, выходца из Российской Империи, эмигрировавшего в двадцатые в Париж, всю войну снабжавшего немцев железом и одновременно на вырученные деньги, спонсировавшего Сопротивление. После победы союзников Йованновича судили , хотя в его пользу свидетельствовали многие спасенные им евреи, на процессе он сказал: «каждый боролся с нацистами, как мог, я вот стал им назло миллиардером». В итоге Йованнович попытался скрыться в Израиле, но ему отказали в праве на алию за сотрудничество с Гестапо. Кстати, за все время лишь три человека получили такой отказ: Йованнович, американский гангстер Мейер Лански и психиатр, а по совместительству советский шпион Роберт Соблен.
2. Новый Джоан Сфар с нуаром «Ривьера» про еврея горе-ресторатора с темным прошлым, которого по старой памяти просят перевезти в разгар ковида кэш из Парижа в Ниццу и тут же начинается… у Сфара получилось не только залихватское роуд-муви про секс с роковыми кассиршами бензозаправок и пьянки в Негреско, но и анархистская критика нынешней галльской действительности, полная очень горького юмора.
3. Классика 9 искусства: сборник Лусталя-Паринго, куда вошли все нетленки вроде «Барни или голубая нота» (про джазмена - героинщика в Париже пятидесятых), «Романтический парень» (про любовь жиголо с Лазурного берега и русской принцессы), «Сердце-пустыни» (про двух теннисисток, связанных не только спортом, но и однополой страстью, путешествующих на пароходе из НЙ в Марокко тоже в пятидесятые).
Все, в принципе, можно давать читать детям, разве, что у Лусталя с Паринго многовато секса, каждый раз причем заканчивающегося страшными нравственными мучениями.
1. «Однажды во Франции» Фабьена Нури и Сильвана Валле - увесистый том, премированный в Ангулеме в 2011. Это история Йозефа Йованновича, выходца из Российской Империи, эмигрировавшего в двадцатые в Париж, всю войну снабжавшего немцев железом и одновременно на вырученные деньги, спонсировавшего Сопротивление. После победы союзников Йованновича судили , хотя в его пользу свидетельствовали многие спасенные им евреи, на процессе он сказал: «каждый боролся с нацистами, как мог, я вот стал им назло миллиардером». В итоге Йованнович попытался скрыться в Израиле, но ему отказали в праве на алию за сотрудничество с Гестапо. Кстати, за все время лишь три человека получили такой отказ: Йованнович, американский гангстер Мейер Лански и психиатр, а по совместительству советский шпион Роберт Соблен.
2. Новый Джоан Сфар с нуаром «Ривьера» про еврея горе-ресторатора с темным прошлым, которого по старой памяти просят перевезти в разгар ковида кэш из Парижа в Ниццу и тут же начинается… у Сфара получилось не только залихватское роуд-муви про секс с роковыми кассиршами бензозаправок и пьянки в Негреско, но и анархистская критика нынешней галльской действительности, полная очень горького юмора.
3. Классика 9 искусства: сборник Лусталя-Паринго, куда вошли все нетленки вроде «Барни или голубая нота» (про джазмена - героинщика в Париже пятидесятых), «Романтический парень» (про любовь жиголо с Лазурного берега и русской принцессы), «Сердце-пустыни» (про двух теннисисток, связанных не только спортом, но и однополой страстью, путешествующих на пароходе из НЙ в Марокко тоже в пятидесятые).
Все, в принципе, можно давать читать детям, разве, что у Лусталя с Паринго многовато секса, каждый раз причем заканчивающегося страшными нравственными мучениями.
Прочитала критическую заметку Надежды Стрелец о Париже: отель Costes тесный, ресторан Loulou невкусный, парижане много курят и пьют (увы, не латте на альтернативном молоке), художник Баския, выставленный в фонде LV, странный, а еще россиянам не оформляют tax free. Как говорится, и эти люди учат нас жить, ежедневно чередуя в своем авторитетном блоге рекомендации из журнала Работница за 83 год с интеграциями всякого говна, типа сочинской недвижимости по астрономическим ценам, из окон которой Эйфелеву башню не видать, зато хинкали вкусные. Нет, никогда мне не понять загадочную душу отечественного инфлюэнсера без тени стеснения признающегося: привет, я такая-то и я совсем не соображаю, лайк, шер, репост, по ком звонит колокольчик.
Лучшая роль Джейн Биркин, конечно, у Аньес Варда в «Джейн Б. глазами Аньес В.». Ей там только что исполнилось сорок. Она подстриглась и больше не носит прозрачные мини или крошечные кроп-топы. Она не живет с Сержем Генсбуром. Она не хочет быть чьей-то эротической мечтой, лицом эпохи или it-bag. Но той самой сумкой, за которой и тридцать лет спустя на улице Сент-Оноре стоят в очереди граждане КНР — чтобы причаститься мечте, эпохе, стилю,— Джейн размахивает, когда, устремившись в будущее, решительно пересекает Елисейские Поля. В Париже осень 1987 года. К концу подходит первый срок Миттерана. Среди его политических оппонентов — коммунистов и правых — новое имя, Жан-Мари Ле Пен. В мае умерла Далида. В июле осудили Клауса Барби в Лионе. Послевоенное поколение, бунтовавшее против любой власти, так как смысл власти лишь в экспансии, готовится сойти со сцены. Еще пара лет, и Годар высмеет, а затем похоронит идеалы своей юности в «Новой волне». В фильме снимется Делон, когда-то раздевавший Джейн у кромки «Бассейна»,— из самураев он теперь разжалован в лакеи. Время не щадит никого, особенно разрушительно оно для звезд — часто кажется, что уже никому не нужно, чтобы они зажигались.
Но Джейн, садясь напротив Аньес в районном бистро, где так и не освобожденный пролетариат Мао предпочитает пастис и яйца вкрутую, выдыхает, словно ребенок, всласть наигравшийся и набегавшийся во дворе. Она прекрасно помнит ночи в «Максиме» и дни в Сен-Тропе, но не хочет все эти городские легенды вспоминать. Зритель знает лучше героини факты ее биографии: трех мужей — Барри, Генсбура, Дуайона, трех дочерей — Кейт, Шарлотту и Лу, три ипостаси — модели, актрисы, певицы. Ни зрителю, ни Джейн, ни Аньес эти женские истории и табель о рангах не интересны. Разговор пойдет о том, чего не было, а не о том, что произошло и давно зафиксировано в анналах мировой поп-культуры от Lui до Rolling Stone.
Ты готова рассказать о себе? Тебе нравится, когда тебя разглядывают? — спрашивает Джейн Аньес. И да и нет,— следует как будто наивный ответ. Ну что же,— рассуждает Аньес,— тогда, как и полагается поступать со священными монстрами, мы сделаем из тебя зеркало, что отражает мои мысли и чаяния, а также мысли и чаяния всех, кто захочет к этому зеркалу приблизиться. Разве не в этом заключается роль по-настоящему большой звезды — быть лучшей версией того, кто ей поклоняется, единственной на миллион, но вместе с тем частью каждого из нас. Джейн согласна. Она привыкла не спорить с режиссерами, только с ветром — так пел один из ее мужей.
Аньес Варда в интервью часто повторяла, что ее кинематограф вибрирует на линии разрыва, между объективным и субъективным. Портрет Джейн Биркин — художественный эксперимент на документальной основе, излюбленный прием Аньес, смешать жизнь и искусство, правду и вымысел и посмотреть, что будет, кто возьмет верх. Конечно вечность, за ней всегда последнее слово. Слово «душа» давно вышло из моды и изгнано из словарей всех серьезных авторов. Но у Аньес Варда душой обладает целый мир, даже «мертвая природа», ведь и она всегда является проекцией чьей-то души. Того, кто умеет смотреть, а увиденное превращать в историю.
Джейн Биркин в глазах Аньес тоже становится историями, именно во множественном числе, потому что история — это прошлое, а истории — это континуум, дарующий смертным бессмертие. Из Джейн Б. она перевоплощается в Клод Жад, любимую актрису Трюффо, во всем соглашающуюся с капризным Жан-Пьером Лео, пережившим своего мэтра, затем в Каламити Джейн, оставившую Дикий Запад ради шестого аррондисмана, а покорению фронтира предпочитающую теперь феминизм, ведь на этом фронте — борьбы непочатый край. Неслучайно Джейн Б. со смущенной улыбкой извиняется за эксплотейшен «революционных лет» — в звукозаписывающей студии Генсбура или на площадке у Антониони.
Из музы в воительницы, даже латы Жанны д’Арк, сменившей непорочность на непостоянность, Джейн у Аньес по плечу. В отличие от сумки «Биркин» — слишком дорого стоит, быстро приходит в негодность, тяжеловата. Как и любой другой атрибут звезды. Поэтому Джейн Б.
Но Джейн, садясь напротив Аньес в районном бистро, где так и не освобожденный пролетариат Мао предпочитает пастис и яйца вкрутую, выдыхает, словно ребенок, всласть наигравшийся и набегавшийся во дворе. Она прекрасно помнит ночи в «Максиме» и дни в Сен-Тропе, но не хочет все эти городские легенды вспоминать. Зритель знает лучше героини факты ее биографии: трех мужей — Барри, Генсбура, Дуайона, трех дочерей — Кейт, Шарлотту и Лу, три ипостаси — модели, актрисы, певицы. Ни зрителю, ни Джейн, ни Аньес эти женские истории и табель о рангах не интересны. Разговор пойдет о том, чего не было, а не о том, что произошло и давно зафиксировано в анналах мировой поп-культуры от Lui до Rolling Stone.
Ты готова рассказать о себе? Тебе нравится, когда тебя разглядывают? — спрашивает Джейн Аньес. И да и нет,— следует как будто наивный ответ. Ну что же,— рассуждает Аньес,— тогда, как и полагается поступать со священными монстрами, мы сделаем из тебя зеркало, что отражает мои мысли и чаяния, а также мысли и чаяния всех, кто захочет к этому зеркалу приблизиться. Разве не в этом заключается роль по-настоящему большой звезды — быть лучшей версией того, кто ей поклоняется, единственной на миллион, но вместе с тем частью каждого из нас. Джейн согласна. Она привыкла не спорить с режиссерами, только с ветром — так пел один из ее мужей.
Аньес Варда в интервью часто повторяла, что ее кинематограф вибрирует на линии разрыва, между объективным и субъективным. Портрет Джейн Биркин — художественный эксперимент на документальной основе, излюбленный прием Аньес, смешать жизнь и искусство, правду и вымысел и посмотреть, что будет, кто возьмет верх. Конечно вечность, за ней всегда последнее слово. Слово «душа» давно вышло из моды и изгнано из словарей всех серьезных авторов. Но у Аньес Варда душой обладает целый мир, даже «мертвая природа», ведь и она всегда является проекцией чьей-то души. Того, кто умеет смотреть, а увиденное превращать в историю.
Джейн Биркин в глазах Аньес тоже становится историями, именно во множественном числе, потому что история — это прошлое, а истории — это континуум, дарующий смертным бессмертие. Из Джейн Б. она перевоплощается в Клод Жад, любимую актрису Трюффо, во всем соглашающуюся с капризным Жан-Пьером Лео, пережившим своего мэтра, затем в Каламити Джейн, оставившую Дикий Запад ради шестого аррондисмана, а покорению фронтира предпочитающую теперь феминизм, ведь на этом фронте — борьбы непочатый край. Неслучайно Джейн Б. со смущенной улыбкой извиняется за эксплотейшен «революционных лет» — в звукозаписывающей студии Генсбура или на площадке у Антониони.
Из музы в воительницы, даже латы Жанны д’Арк, сменившей непорочность на непостоянность, Джейн у Аньес по плечу. В отличие от сумки «Биркин» — слишком дорого стоит, быстро приходит в негодность, тяжеловата. Как и любой другой атрибут звезды. Поэтому Джейн Б.
с легкостью вытряхивает ее содержимое на камеру, забывая лакшери-аксессуар, названный в свою честь, на мокром газоне. Быть Джейн Биркин — всего лишь часть истории, не пункт назначения, а пункт пересадки, за этим сюжетом обязательно последует новый, правда, не все, как Аньес В., смогут его разглядеть.
Тоже посмотрела "Снегирь" и осталась скорее в замешательстве. Фильм страшный, но вместе с тем довольно бессмысленный, из категории "то-то и оно". Предельно схематичная метафора России, на которую явно замахнулся автор - ржавая посудина с кучей нетрезвых и жестоких мужчин, готовых без подсказки ненавидеть все на них непохожее, особенно молодое и трепетное - тонет в привычной для Хлебникова неоднозначности (национального характера или зла). Вроде несчастным стажерам, нанявшимся на рыболовецкий корабль, опытные моряки тут же учиняют безобразную дедовщину, но в трудную минуту те же моряки рвутся спасать коллег-норвежцев в стилистике "а вот скажи мне, немец/скоро вашей Америке кирдык". Короче, типичные отношения русского интеллигента с Родиной: все понимаю, слабоумие осуждаю, отвагой, зато, не могу не умилиться. Россия - давно разоблаченная морока, но если по дороге куст встает особенно рябина... Антон Долин написал, что это дань времени, читай, цензуре. Я так не думаю. Думаю, что русское кино в отличие от русской души очень узкое. Смешно другое - для продюсера Сельянова "Снегирь" уже второй за год фильм про то, что бывает, когда на море качка (зимой еще был совершенно идиотский "Лили и море" Друкаровой). Вот если бы в финале, в разгар шторма команда "Снегиря" спасла вместо норвежцев Друкарову, тогда бы со смыслами было лучше, как-то однозначнее.
https://seance.ru/blog/three-minutes-of-sadness/ впрочем, есть другое мнение, настолько круто изложенное, что считаю долгом поделиться.
Журнал «Сеанс»
Синхронное плавание — «Снегирь» и «Треугольник печали»
Корабль на экране всегда больше, чем просто корабль. Это модель общества, культуры и цивилизации. О двух попавших в шторм суднах — Рубена Остлунда и Бориса Хлебникова — пишет Константин Шавловский.
В Le Monde серия статей про Жерара Депардье, начинающаяся с многостраничной констатации грустного факта: Жерар - все, дело его швах, после обвинений в изнасиловании, неподобающем поведении и просто элементарном хамстве, никто не хочет его снимать и даже концерты повсеместно отменяют. Кстати, в качестве примера неподобающего поведения (или все же хамства) Le Monde приводит следующий: одной из визажисток Жерар заявил «ты сложена, как украинка, я бы тебе вдул». В общем, засвидетельствовав крушение звезды в первом тексте, авторы тут же забывают про все грехи своего героя и начинают его воспевать в сугубо киноведческих одах (постойте, вы же объяснили нам, что Жерар никому неинтересен) - особенно любопытно выглядит эссе про отношения Мориса Пиала с Жераром. Пиала четыре раза снимал Депардье в главной роли («Лулу», «Полисс», «Под солнцем сатаны», «Сорванец» - все сплошь шедевры), у них сложился отличный тандем, поскольку Пиала славился ещё более омерзительным характером. Вместе они тиранили юную Софи Марсо или Изабель Юппер, вместе доводили до белого каления продюсеров. В 1987 «Под солнцем сатаны» взял золотую ветку в Каннах, когда Ив Монтан объявил победителя, в зале раздался презрительный свист, поднявшись на сцену Пиала сказал: «я вас тоже не люблю, идите в жопу». К концу жизни с Пиала никто не общался, кроме Жерара, ведь абсолютно всех великий режиссер успел унизить или оскорбить. Слыша имя Пиалы, любая феминистка готова была схватиться за пистолет. Пиала умер в 2003, а в 2013 в Синематеке устроили его ретроспективу, на которую Депардье заявился инкогнито, выскочил к микрофону после сеанса и закричал: «перед смертью Пиала шепнул мне на ухо одну фразу, я хочу с вами ею поделиться, это очень важно - берегите женщин!!!». Уж не знаю, что подумал зал, но сам Депардье, видимо, понял завещание Пиала превратно. С другой стороны он продолжает все отрицать и просто продолжает.., после начала войны, его вынудили публично осудить Путина, но уже через неделю он демонстративно давал интервью ультраправой прессе - печально известному журналу Elements. Впрочем, и левая пресса тоже продолжает - осуждать Жерара и зарабатывать на нем лайки, других священных монстров во Франции нет.
https://www.kommersant.ru/doc/6097756 кино на выходные - автор умудрился скучно рассказать о Хельмуте Ньютоне(
Коммерсантъ
Секс за работой
«Хельмут Ньютон: отвратительный и великолепный»: неубедительный байопик великого фотографа
Что касается «Оппенгеймера», то это easily самый скучный фильм всех времен и народов, летний прокат он сдаст «Барби» без шума и ядерной пыли. Три часа говорильни мужчин в пиджаках и гимнастерках (убедительнее прочих Дауни Дж. и Кейси Аффлек в роли белогвардейского недобитка) о квантовой физике и коммунизме. Когда Кристофер Нолан все же отвлекается от буквальной экранизации Википедии и вспоминает, что он демиург, невыносимо «линейное» повествование прерывается все теми же заставками Windows, которые, видимо, у режиссеров-авторов, начиная с Терренса Малика, символизируют тайны Вселенной. Киллиан Мерфи полагает, что он действует загадочно и по Фрейду, а по сути просто таращится в телесуфлер, зачитывая пафосные псевдонаучные сентенции. Особенно смехотворно выглядит сцена его допроса (на предмет шпионажа в пользу СССР) - признаваясь, что спал с коммунисткой Флоренс Пью, он видит себя голым и совокупляющимся прямо в офисе ФБР - потрясающе оригинальная метафора беззащитности человека перед государством. Короче, и на этот раз Нолану не удалось спасти кинематограф. А ведь рецепт простой - надувать щеки или переворачивать в могиле Эйнштейна не надо, надо по примеру Тома Круза, прыгнув на мотоцикле со скалы, приземлиться на мчащийся в ущелье поезд. И делов-то. Впрочем, уважать зрителя для Нолана - невыполнимая миссия. Он все больше о себе и духе времени, что якобы его устами глаголет. Даже ядерная угроза не так пугает, как самомнение Нолана.
Венецианский кинофестиваль объявил программу, в которой доминирует кино про ряженых) Брэдли Купер перевоплотился в Леонарда Бернстайна, да ещё и сам себя режиссирует - полагаю, это будет действительно ужасно. София Коппола воспевает Присциллу Пресли - героиня, кстати, скорее для Пабло Ларраина (тоже в конкурсе с фантазией о Пиночете - решил сделать перерыв с истеричными женщинами после Джеки и Спенсер, правда не надолго, уже подписался на байопик Марии Каллас). Адам Драйвер, набивший руку на итальянском акценте, снялся в сиквеле «Дома Гуччи» под названием «Феррари». Вуди Аллен опять собрал солянку селебов для прощальной картины «Великая ирония». Уэс Андерсон, к сожалению, успел смастерить новый кукольный домик «Чудесная история Генри Шугара». Дэвид Финчер вернулся к убийцам, правда не серийным, а наемным. В принципе, интригуют лишь две картины: Хамагути «Зла не существует» и «Бедные-несчастные» Лантимоса. На фоне забастовок в Голливуде до Лидо доедет только артист Петров, принявший участие во «Дворце» Поланского. Но вряд ли ему удастся раскачать ред карпет - ведь он может грабить банки без маски, кто его узнает)
Смотреть «Барби», как я и думала, невозможно. Не кино, а говна на лопате. Одна смешная шутка (про Кубрика) в самом начале, затем два часа розовых феминистских соплей и навязчивого маркетинга Шанель. Здоровое питание всегда несъедобное. Еще очень жалко Райана Гослинга. Его-то за что, он ведь неплохой парень и актёр.
https://www.kommersant.ru/doc/6112027 вспомнила и вздрогнула или немного секса на выходные.
Коммерсантъ
В будущее возьмут не секс
Секс в сериалах: от просвещения до замещения
Посмотрела на удивление достойную картину - «Белый список» Алисы Хазановой. Опять по сценарию Романа Волобуева, который уже много лет усердно молится на Дэвида Финчера и на этот раз бог кино молитвы Романа услышал. Время действия 2015 и наши дни. Главные герои - два мента, бывалый и энтузиаст, пытающиеся безрезультатно разобраться в серии подростковых самоубийств. Кто виноват? В целом, почти сразу понятно, что Россия, но есть и конкретные ответчики - по их петляющему между панелек следу идут протагонисты - один, теряя разум, другой, особо ни на что не рассчитывая. Ну а Россия, как мы помним, место безлюдное, хоть порой и с хорошим интернетом (в основе «Белого списка» нашумевшая игра «Синий кит»), ускоряющим не обмен данными, а энтропию. Это, наверное, основная мысль «Белого списка» - безнадёга от Калининграда до Владивостока. Сидите, смерть сама откроет. Бывалого уверенно играет Алексей Серебряков, являющий собой главную энигму современности - до 24.02 он ругал власть из каждого утюга и сторонился российского кинематографа, после, вопреки всякой логике, совершил триумфальный камбэк и не вылезает с отечественных экранов. Всех остальных (жертв) изображают приятные актеры без единого намёка на харизму - просто фамилии из списков, ведомостей, отчетов, прямиком отправляющихся на дно коробки и в архив. Во многом фильм Хазановой напомнил прошлогоднее «Таинственное убийство» Доминика Моля. Тоже кино о печальной статистике. В прокате «Белый список», кажется, с ноября.
Я хоть и открываю регулярно канал С. Альпериной, которая освещает, как умалишенная новости родной киноиндустрии - всякую мыслимую и немыслимую срань (например, сериал «Обмороженные» о бандитах 90х, пролежавших в криокамере до СВО, дабы прямиком из «геополитической катастрофы» рассказать молодежи, что сила в правде), однако, проморгала экранизацию Александром Велединским романа «1993» Сергея Шаргунова - про то, как начиналась наша власть. А тем временем вышел трейлер с Евгением Цыгановым, разумеется, вопрошающим под водочку Александра Робака почему либералы бросили народ и где вообще в России справедливость. Роман я не читала, его прочитал 10 лет назад Олег Кашин. Из рецензии очевидно, что Шаргунов плохой советский писатель. Хороший ли Велединский советский режиссёр, в общем, тоже гадать не приходится. Съемки осуществлены при поддержке канала Россия, в отличие от либералов, народ не бросавшего ни на секунду. Трейлер в ютюб. А вот рецензия
https://m.colta.ru/articles/literature/700-sovetskiy-roman-dlya-blogerov-i-hipsterov
https://m.colta.ru/articles/literature/700-sovetskiy-roman-dlya-blogerov-i-hipsterov
www.colta.ru
Советский роман для блогеров и хипстеров
Олег Кашин прочитал книгу Сергея Шаргунова об октябрьских событиях 1993 года