Отложенный пост про то, как снимались «Челюсти». Сперва Спилберг пообещал Юниверсал, что «Челюсти» будут похожи на «Дуэль» только вместо грузовика акула. Подписав контракт и дочитав до конца еще неопубликованный роман Питера Бенчи он понял, что акулу придется реально показывать в кадре. Консультация с ихтиологами Спилберга опечалила. Большие белые акулы, да и любые другие, как выяснилось, дрессировке не поддаются. Было принято решение городить макет. Для этого с пенсии вернули единственного в Голливуде специалиста по подводным спецэффектам, ответственного за гигантского осьминога в экранизации Жюль Верна. Он, конечно, покрутил у виска пальцем, но все же сделал три механических чудища. Всех трех на второй день сьемок Спилберг обозвал коллективным прозвищем «Брюс» - в честь своего адвоката, который тоже очень дорого стоил и при этом от него не было никакого толку. Каждый раз, когда снимали Брюса, что-то шло не так. Однажды Брюс врезался в лодку, на которой сидели все актеры и находилось все оборудование. Лодка тут же начала тонуть. Со своего катера Спилберг кричал в громкоговоритель: спасайте Дрейфуса! А линейный продюсер орал: нафиг Дрейфуса, спасайте оборудование! В итоге на площадке воцарилась атмосфера беспримесной ненависти, никто ни с кем не здоровался, а «Jaws» переименовали во «Flaws». Спилбергу даже донесли, что во время «шапки» группа планирует его утопить. В какой-то момент Спилберга все же осенило - раз ничего не работает, надо поступить по-хичкоковски, то есть не показывать чудовище, лишь кровавые круги на воде. Во время монтажа Спилберг хотел покончить с собой раз десять. Мало того, что отснятый материал выглядел ужасно, так еще и автор романа Питер Бенчи предъявлял претензии. «В вашей т.н. книжке все герои настолько отвратительны, что зритель мечтает - когда уже их в алфавитном порядке сожрет акула». «Спилберг ни черта не знает ни про акул, ни про людей, поэтому сделает великолепную карьеру помрежа» (обменивались они любезностями в прессе). На тестовом сеансе в Атлантик-Сити Спилберг прятался за портьерой, объевшись успокоительных. Через полчаса первый зритель покинул бегом кинозал. За ним еще пара. Спилберг решил, что дело швах. Однако зрители вернулись - они удалялись в уборную, так как их тошнило от страха. Когда боссы Юниверсал посмотрели «Челюсти», они задумались лишь об одном - какой мерч должен сопровождать этот future hit of all times. Спилберг предложил шоколадное печенье в виде рыбки с клюквенной начинкой. Дурак, что ли? - сказал ему Занук-младший - так мы свои миллионы не заработаем. Но они заработали столько, что лишь Лукасу удалось побить рекорд, который потом снова побил сам Спилберг с «E.T». В анналы также вошла ремарка Пола Шрейдера: «после «Психо» люди боялись принимать душ, после «Челюстей» люди боялись акул, даже стоя в душе».

Еще в честь праздника труда с трудом посмотрела две очень разные картины «Все страхи Бо» и «Нюрнберг». Фильм Астера мне предсказуемо напомнил посты чувака из Вымпелкома, который грозился прийти в Кофеманию не за сырниками или оливье с перепелкой, а чтобы обоссать газету Коммерсант. Те же цветистые метафоры бреда (вроде антропоморфного пениса) с целью донести до нас оригинальную максиму: жизнь - боль. Особенно жизнь шлемазла, соскучившегося по маменьке. У каждого режиссера наступает момент, когда он хочет поведать обо всем везде и сразу, ну то есть о себе (из недавнего «Бардо» Иньярриту), в итоге зрителя приглашают поглядеть на то, как автор посещает уролога. Ну-с, снимайте бурнус. Что касается «Нюрнберга», то там даже издеваться не над чем. Все герои внешне похожи на стульчак для унитаза - чтобы начальству из ФСБ было комфортнее присесть на историю. Все диалоги соответственно отпечатаны на туалетной бумаге: ну что, Евгеньич, покажем гитлеровскому подполью…. Показали, спасибо.

Настроение середины 2023.

Дон Аминадо
«Колыбельная»

Спи, мой мальчик,
спи, мой чиж.
Саша Чёрный

Спи, Данилка. Спи, мой чиж.
Вот и мы с тобой в Париж,
Чтоб не думали о нас,
Прикатили в добрый час.

Тут мы можем жить и ждать,
Не бояться, не дрожать.
Здесь - и добрая Sainte Vierge,
И консьержка и консьерж,
И жандарм с большим хвостом,
И республика притом.

Это, братец, не Москва,
Где на улицах трава.
Здесь асфальт, а в нём газон,
И на всё есть свой резон.

Вишь, как в самое нутро
Ловко всажено метро,
Мчится, лязгает, грызёт,
И бастует - и везёт.

Значит, нечего тужить.
Будем ждать и будем жить.
Только чем?! Ну что ж, мой чиж,
Ведь на то он и Париж,
Город-светоч, город-свет.
Есть тут русский комитет.
А при нем бюро труда.
Мы пойдём с тобой туда
И заявим: "Я и чиж
Переехали в Париж.
Он и я желаем есть.
Что у вас в Париже есть?!"

Ну, запишут, как и что.
Я продам своё пальто
И куплю тебе банан,
Саблю, хлыст и барабан.
День пройдёт. И два. И пять.
Будем жить и будем ждать.

Будем жаловаться вслух,
Что сильнее плоть, чем дух,
Что до Бога высоко,
Что Россия далеко,
Что Данилка и что я -
Две песчинки бытия
И что скоро где-нибудь
Нас положат отдохнуть
Не на час, а навсегда,
И за счёт бюро труда.
"Здесь лежат отец и чиж",
И напишут: "Знай, Париж!
Неразлучные друзья,
Две песчинки бытия,
Две пылинки, две слезы,
Две дождинки злой грозы,
Прошумевшей над землёй,
Тоже бедной, тоже злой".

1920

Цикл голливудских побасенок закончу историей про Стэнли Кубрика. Когда у Кубрика слетел из-за дороговизны «Наполеон», ставший его личным Ватерлоо (на роль Бонапарта, кстати, претендовал Николсон), он решил экранизировать Теккерея. Ему казалось, что история Барри Линдона станет превосходной метафорой общественного цинизма, расцветшего при Никсоне. Главным художественным решением стал выбор освещения. Это будет шедевр при свечах - заявил Кубрик и без того напуганным продюсерам. Миллионы свечей заказали в итоге на фабрике в Баттерси, обслуживавшей десятилетиями Римскую Католическую Церковь. Снимать планировали в Ирландии, группа уже изнемогала от педантизма режиссера, носившегося с каждым париком или мушкой. В какой-то момент сотрудники упросили Кубрика сесть за стол переговоров - бюджет разъезжался, сценария толком никто не видел. Кубрик согласился при одном условии, что ему выдадут колокольчик - если переговоры по его мнению зайдут в тупик, он прозвонит и все от него отстанут. Сотрудники обрадовались (совершенно зря). Каким должен быть этот колокольчик - задумался Кубрик. Бипер - слишком банально, традиционный колокольчик - слишком аристократично, кажется, я слышал про колокольчики, что делают в Непале… Короче, за стол переговоров никто так и не сел. В Ирландии, куда, наконец, доехала группа, атмосфера была напряженная. ИРА заваливало продакшен угрозами, но Кубрик хорохорился. В конце концов угроз в его жизни после «Заводного апельсина» хватало. Однако, когда члены ИРА заявились к нему в дом и приставили пистолет к голове прислуги, Кубрик сказал: вы знаете, я тут подумал, давайте поедем в Англию. За два месяца до релиза Кубрик попросил у Warner еще 3 миллиона, хотя потратили уже 8. Но мы не видели ни единого кадра - возмущались боссы. Будете жадничать, не увидите ничего - значилось в ответной телеграмме. Целиком картину Warner представили за 2 недели до премьеры. Не родился еще человек, способный торговаться с Кубриком - сокрушались в Голливуде. «Барри Линдон» получил в основном плохую прессу. Фильм пахнет воском, а прокат ладаном - шутили критики. На Оскар Кубрик, конечно, не полетел. Смотрел трансляцию из дома без звука. Презрение к миру требует полной тишины - объяснил он жене. Жена не стала спорить.

На днях поддавшись ностальгии, приобрела книгу под названием «The Queer Milieu of fin-de-siècle Saint-Petersburg: places of tenderness and heat». Автор некая Ольга Петри, тоже уроженка болот, а этот опус, видимо, ее диссертация, писавшаяся в Кембридже, изданная Корнуэллом. Удивительный и вместе с тем возмутительный текст. Маломальской информации - страницы на четыре, а написано двести. Нам сообщают, что весь квир в Петербурге рубежа веков был сконцентрирован либо в номерных банях на Бассейной, либо в публичном туалете около Аничкова моста, либо в Таврическом саду, либо на втором этаже Пассажа. Эти выводы сделаны из пары полицейских отчетов и свидетельств Михаила Кузьмина, составлявшего вместе с Константином Сомовым гей-маршруты Северной столицы. В переводе на английский все, как всегда, выглядит предельно комично: «tetki loved soldatnya» или «banschchiki were central figures in bania». Еще комичнее выглядит огромное и бессодержательное вступление. В данной работе, относящейся к департменту социальной географии, я буду рассуждать не столько о квир, хотя подчеркну, что квир не ограничивается однополым анальным сексом, сколько о любимом городе, ведь он такой красивый. Что есть милье - это дети, если верить французам, середина места. Что есть - фин де сьекль - это конец эпохи. Типичная наукообразная лажа. И самое прекрасное - в книге о квир-людях Российской империи НИ РАЗУ не сказано каковы их дела nowadays, все ли у них в порядке. Ах, ну да, город же красивый, Петра творение, чего же боле нам желать.

Пишет мой друг Максим Заговора:
«Оказывается делу против Жени Беркович и Светланы Петрийчук уже почти месяц. Оно было заведено аж 10 апреля. А задержали девушек вчера не просто так, а после проведения «деструктологической экспертизы». Я вот прямо сейчас её читаю и это один из самых бредовых текстов, которые попадались мне в жизни.

«Одобрение ИГИЛ выражено через противопоставление "Тридесятого царства" и российского общества» — сук!

Автор этой «экспертизы» — создатель науки, блядь, «деструктология» Роман Силантьев. Конченый обладатель говорящей головы для всех РИА, Спутников и прочих Царьградов. Чувак, который экспертно заявлял, что половина российских колумбайнов готовились в Украине, в основе которой, естесственно, «язычество сатанинского характера».

И вот это всё будет зачитываться в суде. Судья будет с серьезным лицом это слушать. Адвокаты — опровергать. Прокуроры (чтоб у них жопы отвалились) — этот бред горячечный доказывать. А две прекрасные девушки будут на это смотреть, понимая, что вот так решается их судьба на ближайшие 5-7 лет.

Какой окончательный кошмар.»

В кои-то веки пост про Париж, точнее про то, каким он был когда-то.
1. Оказывается, до середины шестидесятых мясные лавки не имели стекол в окнах, вместо холодильников использовалась естественная вентиляция, на ночь от воров загораживались решетками. Фасад всегда был красного цвета, чтобы кровь не так бросалась в глаза. По протоколу мясники должны были носить галстук с белой рубашкой и поверх передник (с одной бретелькой). Между собой мясники общались на профильном арго: первая буква каждого слова переносилась в конец, а в начало ставили букву «л», к любому слову добавлялось окончание «ем» или «ок». Например, слово boucher (мясник) звучало следующим образом: loucherbem.
2. Общественные туалеты в Париже, придуманные в 1834 году префектом Рамбуто (в количестве 2000 шт), стояли по всему городу до 1981. Выглядели, как металлическая ракушка и были предназначены исключительно для мужчин. Назывались они «веспасьен» в честь римского императора Веспасиана, первым решившего обложить налогом мочеиспускание. Сегодня сохранился лишь один «веспасьен» напротив знаменитой тюрьмы Ля Санте.
3. До 1978 года провожающие должны были покупать «билет на перрон», также этот билет покупали те, у кого не было денег сесть в поезд и отправиться к морю, но кто хотел поглазеть, как это делают более удачливые сограждане. Стоил такой билет чуть дешевле билета в кино.
4. Задолго до прихода Тиндера в нашу жизнь французы знакомились через приложение газеты Либерасьон под недвусмысленным названием «Сэндвич». Объявления были бесплатными и носили исключительно эротический характер. Разрешалось печатать все, кроме призывов к сексу несовершеннолетних. Часто в анонсах фигурировали сноски (от наборщиц), которые поясняли от себя те или иные «романтические метафоры». «Сэндвич» перестал выходить после избрания президентом Франсуа Миттерана.

Недавно коллеги из Антиглянца удивлялись порнографическим пассажам в новом романе «Американская фуга» министра экономики Бруно Ле Мэра. А удивляться не стоит. В юности Бруно под идиотским псевдонимом «Герцог Уильям» написал целую книгу о сексуальных похождениях врачей. Под своим именем он опубликовал десять лет назад роман «Министр» - с любопытными сценами оргий. На все эти эротоманские выходки Бруно вдохновляет жена, потомственная дворянка, с которой связана другая, менее возбуждающая история: с 2007 по 2013 Ле Мэр фиктивно устроил супругу секретаршей в Национальную Ассамблею, пополнив таким образом семейный бюджет. Собственно «Американская фуга» еще довольно безобидный роман, очень прилично написанный - речь там про Владимира Горовица, психиатром которого становится рассказчик, немецкий еврей, сбежавший с родителями от Гитлера. Ле Мэр, кстати, близко дружит с Уэльбеком (вот истинный источник вдохновения) и выведен в последнем романе Мишеля «Anéantir» - в роли себя самого. Литература популярное хобби в среде французских политиков. Порнографией когда-то баловался Жискар, бывший министр культуры Фредерик Миттеран в мемуарах признавался в совращении несовершеннолетних на отдыхе в Тайланде, а сейчас выпустил гомоэротичную биографию Брэда Питта, Эдуард Филипп тоже любит взяться за перо, Ле Мэр, однако, из них всех самый талантливый.

Ходила под проливным дождем в отремонтированный музей Бурделя. Его мастерская расположена на задворках Монпарнас, в бывшем ателье плотника, зашитом нынче в уродливый кирпич. Бурдель учился у Родена, учил Мухину и Джакометти. Связь поколений, однако, проследить трудно, разве что с авторкой «Рабочего и колхозницы» - все творчество Бурделя выглядит, как апофеоз фашизма задолго до становления постыдной идеологии. Какие-то колоссы на посконных щах, беспардонно заявляющие свое родство с античностью. Высказывания Бурделя, украшающие стены - тоже общее место «в жизни скульптора облик - случайность, а глубина - судьба». С другой стороны, если были у Бурделя произведения уровня «Умирающего кентавра» и «Лиц войны»…

А еще, кстати, дочитала вышеупомянутую «Американскую фугу», авторства министра экономики Ле Мэра. И вот что хочу сказать - это идеальный роман для русского эмигранта, как, впрочем, и для его друзей, оставшихся в России. В центре сюжета величайший пианист всех времен и народов, уроженец города Бердичев, Владимир Горовиц, с 1939 года проживающий в НЙ. На дворе уже 1953 и у Владимира Горовица тяжелейшая депрессия. Она продлится 12 лет, два года он и вовсе не будет выходить из дома. Только лежать перед телевизором на диване, смотреть бокс и поглаживать плюшевого фиолетового котёнка. Пару раз за вечер, со второго этажа будет раздаваться ворчание жены - Ванды Тосканини: «Володья, ну так ведь нельзя, ты же гений, ты что хочешь, чтобы тебя обскакал этот пошляк Рубинштейн?» В ответ Володья только делает бокс погромче. А своему психиатру говорит, попивая джин без тоника: психиатрия или психотерапия - так же бесполезна, как простата или этюды Черни. Я - русский, моя история не поддается лечению, я очень устал, перезвоните позже. В 1965 году Володья встанет и пойдет в Карнеги-Холл. Люди на улице будут кричать - мы в очереди с ночи. Сопровождающая Володью Ванда скажет: дорогуши, я в очереди с 1953. В 1985 Горовиц доедет до Москвы. В его честь или в честь перестройки дадут банкет в Кремле. Ванда поднимет бокал со следующими словами: «при царе у русских не было ничего (пауза), а сейчас и того меньше». Горовиц промолчит, возможно, вспоминая репрессированного отца или, как большевики выкидывали его рояль в окно. Короче, Ле Мэр реконструирует красочно, даже если врет, то очень точно. Лучше чем Барнс про Шостаковича, например. Тем, кто сейчас лежит, поглаживая котенка, его Горовиц, как будто дарит надежду. Настоящего Горовица можно слушать, с выдуманным толковать. За это министру экономики Франции особая благодарность - транскрипция непереводимых терзаний подоспела с неожиданной стороны.

Микки Рурк отчитался о проделанной работе в «Дворце» Полански. Говорит, что при всем уважении к старику, после «стоп, снято» сжег кринжовый белый парик. «Дворец» повествует о богатых и знаменитых, празднующих НГ в Гштаде, где сам Полански столько лет прятался от американского правосудия. В картине также снялся А. Петров - и этот факт настораживает больше чем парик Рурка (в России «Дворец» выпустит Провзгляд ближе к концу года).

https://www.kommersant.ru/doc/5967547 в российском прокате нужный российскому обществу фильм из прошлогоднего конкурса Канн. Что такое исламизм, а что такое феминизм объясняет режиссер Али Аббаси.

Читаю тут переписку Моцарта с отцом. Леопольд в Зальцбурге, Вольфганг в Париже. «Папа, если бы ты знал какие все французы идиоты и скряги! В светских гостиных, где я играю всегда не топят, месье-дам ничего не понимают в искусстве. Каждый раз садясь за инструмент, я вижу их глупые лица, слышу их глупые разговоры и думаю - даже стены, стулья и столы лучше разбираются в музыке. Живу я в комнате - длиной будто в тысячу шагов, а шириной в один. Погода ужасная. Мучает насморк. Когда уже все это закончится, папа?»
«Сын, ну нельзя же так глубоко все переживать, не вздумай открывать свое сердце французам, кому угодно, только не этим лицемерам. Что касается Парижа, да, действительно, женщины там не очень, а от питьевой воды, которую они берут из Сены - страшная диарея!»

Недавно в стриме Олег Кашин говорил, что маховик истории набрал такую скорость - никто уже не помнит ни про Дарью Дугину, ни про крейсер «Москва». И я, глядя на Олега Кашина в экране своего телефона, молча кивала. Однако вчера утверждение Олега Владимировича опровергли французы. Существующий с 1973 года журнал «Элементы», издаваемый Обществом по изучению европейских цивилизаций разродился специальным выпуском про Святую Русь. Редакционная колонка называется «Наша Дарья - наша Россия». Журнал «Элементы», несмотря на то, что находится в свободной продаже, совершенно непотребное издание, время от времени даже отрицающее Холокост. Выпуск про Россию, впрочем, состоит из сплошных утверждений - в статьях разных лет. Внимание привлекает текст «Кино при Сталине, когда пропаганда была талантливая» или «Гоголь: малороссиянин ставший великим русским». Есть и интервью с Дугиным-старшим «Кто ты, Путин?». Меня больше всего заинтересовала передовица 79 года, ее автор пишет, обращаясь к парижским левакам: «не надо думать, что СССР - оплот борьбы с американским господством, советский национализм сидит не в Кремле, а в лесах стран Балтии, в Украине и на страницах Солженицына, вот где наша надежда, вот, кто нас спасет». Через 44 года, однако, надежда все же переехала в Кремль. «Да, мы заблуждались… - начинается соседний бредовый текст.

Пьер Ришар уже обнялся с Джонни Деппом на красной дорожке, звучит музыка Сен-Санса, ближайшие десять дней все посты только о кино.