21 марта в Хьюстоне в возрасте 76 лет ушел из жизни двукратный чемпион мира, один из величайших супертяжеловесов в истории бокса Джордж Форман по прозвищу Большой Джордж. Специально для Republic-Weekly и неожиданно для себя попробовала объяснить, как Форман своей крайне кинематографичной биографией почти опроверг поговорку «Двум смертям не бывать».

Сегодня в рубрике «Забытые имена» - Жермен Канова, выдающаяся коллега Ли Миллер, занимавшаяся до Второй Мировой портретной съемкой легенд кино и политики (от Арлетти до Черчилля), запечатлевшая во время войны, в Лондоне многих лидеров и участников Сопротивления (от Де Голля до Мельвиля), а также осуществившая уникальные репортажи с фронта и нацистских концлагерей, в момент их освобождения союзниками (прежде всего эльзасского Штрутгофа). Ее биография до сих пор мало изучена. Канова родилась в 1902, в Булонь-сюр-Мер, в семье булочника. Из-за слабого здоровья практически не получила образования. Рано вышла замуж за шотландского журналиста и переехала с ним в Англию. Брак был несчастливым, судя по всему Жермен была жертвой домашнего насилия. Ее вторым супругом стал чешский магнат, владелец хрустальной мануфактуры. В конце 1930-х гг Канова открыла в Лондоне фотоателье и довольно быстро превратилась в большую звезду, попасть в объектив к Жермен и остаться в вечности мечтали и аристократы и революционеры. С самого начала войны муж Кановы активно помогал французскому Сопротивлению, поэтому в ее портфолио солидная подборка портретов связных и командиров партизанских отрядов. В 1944 она отправилась на фронт, а затем и по местам преступлений Третьего Рейха. После победы Жермен вернулась в Париж, ее студия находилась в 17 округе, вместо коврика перед дверью лежал нацистский флаг. В пятидесятые она близко дружила с Жанной Моро, часто снимала на киноплощадках, например, у Отто Премингера юную Джин Сиберг и ее возлюбленного Романа Гари. А в шестидесятые внезапно забросила карьеру и удалилась в Бургундию, где 10 лет держала кинотеатр и бар, просвещая провинциалов. Умерла Канова в 1975 в Антибах, всеми забытая. Огромный архив достался внучатому племяннику и до последнего времени хранился у него в гараже. Лишь пару лет назад были обнаружены сотни уникальных фотографий, что скоро можно будет увидеть на выставке, посвященной юбилею победы в Бретани, в флоте Сен-Луи. Как и Ли Миллер Канова, очевидно, не смогла справиться с увиденным в окопах и за колючей проволокой, все послевоенные годы мечтала лишь об одном - позабыть, поэтому сознательно не занималась сохранением ни своей памяти, ни общечеловеческой, видимо, полагая, что даже такие свидетельства, как ее, не в силах предотвратить повторение ужаса, а «никогда больше» - просто фраза, пара слов среди прочих.

Посетила вчера вечер балета (Шарон Эяль + Матс Эк), завершившийся трогательным чествованием последнего. Эк вышел на поклоны, вместе с залом посмотрел короткометражный фильм о жизни, что оказалась длинной, а в искусстве, наверное, вечной. Герои его «Квартиры» спасаются от суицидальных мыслей влажной уборкой, раскладывая пустоту бытия по полочкам, каждая драма начищена до блеска, словно столовое серебро. Все семьи несчастливы одинаково, трагедию, вопреки поговорке, не заметают под ковер, а тщательно от нее избавляются при помощи пылесоса Dyson. В конце концов почему бы и не привести свое отчаяние в порядок. На выходе прочитала пост коллеги, Дениса Катаева, иронизировавшего над засильем соотечественников в Гарнье. Денису не хочется, чтобы под сводами одной из самых красивых опер мира пахло Русью и журчала родная речь. Такая драма республиканского снобизма, идея-фикс санировать свою вынужденную эмиграцию до сплошного аллонзанфан. Шер компатриот, спешу напомнить, что столь любимая тобой Франция все же не является твоей квартирой, если кому-то и принадлежит, то скорее наследникам героев Риветта из известного фильма, потом всему человечеству и в последнюю очередь тошнотворному дискурсу «вот и сидите со своим Путиным». Порадуйся за земляков и их страсть к прекрасному, ведь они могли бы предпочесть Матсу Эку ресторан Maxim’s или магазин Louis Vuitton. Вместе с тем твое пренебрежение к «своим» делает тебя стопроцентно русским, типичным москвичом, зацикленным на эксклюзивах. А эксклюзив тут один - мы и ни там и ни здесь. Все квартиры - съемные, а все движение - к смерти, как и в балете Эяль, как и на упомянутом тобой Титанике. Вив ля Франс, дружище, этсетера.

Не прошло и полгода со смерти Бертрана Блие, как вдруг выяснилось, что он тоже был ужасным человеком, а не прекрасным режиссером. Анук Гринберг, кстати правнучка Максима Винавера, лидера Конституционно-демократической партии и сокамерника В.Д.Набокова, выпустила мемуары с исчерпывающим заголовком «Respect», в которых муза и спутница автора «Вальсирующих» рассказала всю правду об их совместной и творческой жизни. Гринберг стала жертвой сексуального насилия в детстве. Сперва над ней надругался отчим одноклассницы, затем родной брат. Родители, якобы закрывали глаза, ибо мать Гринберг скиталась по психиатрическим клиникам, страдая депрессией, а отец погибал на работе, в компании Gillette. Анук начала сниматься в конце 1970-х гг и получила известность после картины Блие «Спасибо, жизнь». В дальнейшем Блие снял Гринберг, уже мать его ребенка в ещё нескольких фильмах, в частности в «Моем мужчине», полном довольно откровенных сцен, хоть, как и всегда у режиссера, глубоко самоироничных. В своей книге Гринберг утверждает, что Блие принуждал ее принимать психотропные вещества, чтобы раскрепоститься на площадке, умышленно вписывал в сценарий эпизоды, унижавшие ее достоинство, да и за кадром, в частной обстановке регулярно вел себя, как свинья. Отменят ли Блие post mortem или нет - предположить сложно. Интересно, однако, другое - феминизм и самоуважение никак не помешали Анук Гринберг принять в 2022 участие в одной из последних работ Депардье «Зелёные ставни», хотя уж про поведенческие модели Жерара в индустрии и не только было известно за десятилетия до нынешнего суда.

Ещё прочитала последний роман Карин Туиль «Война другими средствами». С творчеством Туиль российский зритель вполне возможно знаком благодаря картине 2021 года «Дела человеческие» - экранизации одноимённого романа на тему metoo с Шарлоттой Генсбур в роли фемактивистки, сына которой внезапно обвиняют в изнасиловании. В заголовок новой книги вынесена актуальная цитата Клаузевица («Политика - это война другими средствами»), поскольку сюжет закручивается вокруг бывшего президента 5 республики - собирательный образ на основе биографий Олланда и Саркози. Дан Леман проиграл выборы голему Макрона и Ле Пен, его импульсивный брак с кинозвездой на 20 лет младше трещит по швам, он тоскует по бывшей жене, известной писательница и интеллектуалке, чей бестселлер о домашнем насилии внезапно стал фильмом из конкурса Канн, да еще и по прихоти судьбы в нем снялась его нынешняя спутница жизни. Туиль прекрасно удаются сцены из депрессивной буржуазной жизни, разбор политических полетов и, конечно, ехиднейшие описания блеска пайеток и духовной нищеты Круазетт. Вымышленные режиссеры-авторы преследуют по террасам Карлтона вполне конкретных Тьерри Фремо и Изабель Юппер. Декаданс республиканских ценностей и галльского легкого дыхания не может не забавлять, все французские писатели вышли из шинели Мишеля Уэльбека, давно аттестовавшего Родину, как Диснейленд для богатых жлобов и нищих дуремаров. Единственное, что сцены секса у Туиль подкачали. Там, где Уэльбек беспощадно возбужден и беспрекословно раздавлен даже бурным оргазмом, Туиль в рамках фемоптики деликатничает и будто воспроизводит текст инструкции к миксеру (он вставил, она взяла). В любом случае - идеальное чтение в преддверии 78 Фестиваля.

Умер Церетели, про которого давно все позабыли, потому что эстетический беспредел в Москве купеческой перестал кого бы то ни было волновать лет цать назад на фоне главной философской дилеммы РФ нового образца - вопроса (само)убийства. Человеку вообще, а бунтующему в особенности в столице нашей родины есть от чего содрогаться помимо бронзовой угадайки Зураба Константиновича, мир его праху. Москва, наконец, построилась в идеальную, ментовскую громаду, с рестиками-арестиками (извините) и прочим контрарианством эпохи «будете у нас на Колыме, милости просим». Теперь-то Церетели кажется лукавым дедушкой в перстнях, перепутавшим свой день рождения с днем города. У меня к нему личное, ностальгическое - самая первая публикация в стиле кэжуал разнос была именно о грузинском мэтре. Все шутки и надежды остались в том 2008, когда он во время аудиенции цитировал картину «Не горюй» и был абсолютно прав, видимо, догадываясь, что ещё успеем конкретно пригорюниться.

В Цюрихе вчера состоялась премьера «Мертвого города» в постановке Дмитрия Чернякова. Оперу о вреде безудержной ностальгии Корнгольд написал в юности, вдохновившись символистской повестью «Мертвый Брюгге» Жоржа Роденбаха. Ревущие двадцатые, во главе с танцовщицей Мариеттой зовут вдовца Пауля вперед, к торжеству прогресса и триумфу плоти, а он упрямо оглядывается на прекрасный 19 век, навсегда уснувший, как и его жена Мари. В оригинале «Мертвый город» был трагедией, у Корнгольда стал кошмарным сном, а Черняков резонно превратил муки Пауля в кинематографическую симфонию ужаса. Основные реверансы, конечно, в адрес Хичкока. От «Ребекки» до «Окна во двор» или «Головокружения». Но можно вспомнить и другую великую классику, например, «А теперь не смотри», в которой фигурировал ещё один мертвый город - Венеция. Прошлое нависает над днем сегодняшним в виде тяжелого эркера, в освещенных окнах буржуазной квартиры разыгрываются сцены домашнего насилия. Пауль показан мизогином и абьюзером и в этом смысле предложенное Черняковым решение - именно подглядеть за героями - абсолютно гениально. А внизу своим чередом несутся будни - по вращающейся платформе катаются на роликах богемные приятели Мариетты, бегут спортсмены, бредут монашки - и все они, словно у Кубрика в «Eyes wide shut», еще одном коллективном сне, не признают Пауля или ведут себя максимально странно. В общем, уехавший от нацизма в Голливуд Корнгольд был бы доволен, ну а по-настоящему профессиональный разбор рекомендую посмотреть у Вадима Журавлева, подписывайтесь, дерзайте.

Послушала тут интервью Елизаветы Лихачевой Желнову, которого судя по всему оземпик угнетает больше чем совок. Антон уже целый год проводит беседы в формате «Дети подземелья», хотя ему, наверное, кажется, что в комнате двое взрослых - он и правда жизни. Как бы там ни было каждое слово Лихачевой можно смело высекать в граните (на месте Последнего адреса). Вот несколько афоризмов: «сейчас время пост-смуты, то есть консолидации, абсолютно в логике исторического развития, иначе страна бы развалилась», sic «Путин - Наполеон», «опала - дело такое, Суворова тоже отстраняли», «тюрьма - это нестрашно, страшно, когда дети умирают», «я сегодня - не лишний человек, лишняя - продавщица в Бутово», «это на Западе думают, что за честность их кто-то вознаградит типа Бога, а я свободна от предрассудков» итд. Как говорится, и хочешь посочувствовать, но кроме продавщиц из Бутово некому. Ну не Желнову же, изображающему Дон Кихота на велотренажере, перед вентилятором. И не Лихачевой, возомнившей себя Жанной д’Арк - ради сохранения вертикали власти она готова гореть на частном консалтинге у девелоперов моно-городов. Еще из хайлайтов, благодаря этим посиделкам, мы узнали про главную фобию Владимира Познера. Оказывается, он очень боится ослепнуть (и, наконец, сесть между стульев - сенсация, Познер промахнулся)! Господь всемилостивый, за что??!!

Другое, новое-веселое интервью - Зыгаря с Молочниковым. Вернее двух Зыгарей, поскольку Михаил с напарником, Саймоном Шустером явно делают blow dry в одной парикмахерской, причем в той же, что и герой Костолевского в «Завтраке с видом на Эльбрус». Вообще два Зыгаря - довольно пугающее зрелище, страшнее, наверное, только два Идова (оба пишут колонки в NYT о том, что свобода - это радио, а правда - это газета). Но вернемся к Молочникову, который вслед за Робертино Лоретти подрос и не боится при Трампе ругать левацкую повестку. Невозможно не симпатизировать его задорному оппортунизму именно на фоне вялой конъюнктуры Зыгаря, по привычке упрекающего белых, цисгендерных мужчин. Михаил, видимо, и сам понимает, что лед тронулся. Так часто бывает в горах, заказал американо при ясной погоде, пригубил в метель и срочно надо сворачиваться, словно в картине «Форс-мажор» двухкратного лауреата Канн Рубена Эстлунда.

Алексей Серебряков скоро опять окажется в Каннах. Программа «Двухнедельник режиссеров» пополнилась новым фильмом Надава Лапида «Yes» о компромиссах творческой элиты Израиля в контексте посттравматического синдрома 7 октября. Главный герой, джазовый музыкант, которого просят написать версию национального гимна, а значит поступиться принципами. Надав Лапид известен своим критическим отношением к политике родной страны, ещё в «Синонимах» он исчерпывающе высказался по всем вопросам. Серебряков, наверное, играет репатрианта из РФ, будут ли в картине рассуждения о войне в Украине и разные, скандальные параллели пока неизвестно.