Сегодня в супермаркете:
- Вы из России?
- Да, а что?
- Этот ваш совсем с ума сошел.
- А почему Вы решили, что он мой?
- Не ваш?
- Не мой.
- А. Адьос.
- Адьос.
- Вы из России?
- Да, а что?
- Этот ваш совсем с ума сошел.
- А почему Вы решили, что он мой?
- Не ваш?
- Не мой.
- А. Адьос.
- Адьос.
Это было тихое и красивое благополучие.
Иностранная речь на Невском - болельщики из разных стран приехали на чемпионат Европы по футболу.
Мягкий оранжевый цвет заката обнимал Неву.
Я была очень счастлива вернуться в мой лучший город Земли - туда, где я родилась и где прожила свою прекрасную юность.
Я фотографировала цветы жасмина около Адмиралтейства, растворяясь в воспоминаниях. И снова была той маленькой большой девочкой с предвкушением радостного будущего.
На Дворцовой площади шла репетиция Алых Парусов.
В Гавани продавали мягкое мороженое со вкусом вечного студенчества.
В воздухе пахло миром и свободой.
Казалось, что долгий ковидный год позади, границы приоткрылись, маски приспустились, мы выжили и вступаем в новую эру просветлённого счастья, где все знают, что нет ничего дороже человеческой жизни.
Я смотрю на эти фото, как на далекое прошлое.
Потому что мне вдруг представилось очень реальным, что закроют границу, и я никогда не вернусь в Петербург, никогда не увижу своих родных и друзей.
Никогда не приберусь на кухне у отца, где чайник стоит между мотоциклетным шлемом и домашней яблонькой.
Никогда больше не посижу задумчиво у могилы своей матери.
Мы приезжаем с братом на кладбище и обязательно из-за общего стресса ссоримся, а потом подходим к могиле и вспоминаем, что мама говорила, что это страшно, когда мы деремся, потому что нет ничего ужаснее ссоры внутри семьи - ужаснее этого только война.
Эту неделю многие люди почувствовали, как месяц. По концентрации страшных новостей и изменений.
Сейчас уже всем очевидно, что пройдена точка невозврата.
И никогда не будет, как было.
Но а какова будет наша реальность, никто не знает, потому что история сильно ускорилась и на свете появилось так много всего нового, что опыт прошлых столетий с его причинно-следственными связями вряд ли поможет предсказать будущее.
Прежней реальности yжe нет, а новой еще нет.
Но по-прежнему самое главное на свете - это человеческая жизнь.
Пусть будет мир!
Иностранная речь на Невском - болельщики из разных стран приехали на чемпионат Европы по футболу.
Мягкий оранжевый цвет заката обнимал Неву.
Я была очень счастлива вернуться в мой лучший город Земли - туда, где я родилась и где прожила свою прекрасную юность.
Я фотографировала цветы жасмина около Адмиралтейства, растворяясь в воспоминаниях. И снова была той маленькой большой девочкой с предвкушением радостного будущего.
На Дворцовой площади шла репетиция Алых Парусов.
В Гавани продавали мягкое мороженое со вкусом вечного студенчества.
В воздухе пахло миром и свободой.
Казалось, что долгий ковидный год позади, границы приоткрылись, маски приспустились, мы выжили и вступаем в новую эру просветлённого счастья, где все знают, что нет ничего дороже человеческой жизни.
Я смотрю на эти фото, как на далекое прошлое.
Потому что мне вдруг представилось очень реальным, что закроют границу, и я никогда не вернусь в Петербург, никогда не увижу своих родных и друзей.
Никогда не приберусь на кухне у отца, где чайник стоит между мотоциклетным шлемом и домашней яблонькой.
Никогда больше не посижу задумчиво у могилы своей матери.
Мы приезжаем с братом на кладбище и обязательно из-за общего стресса ссоримся, а потом подходим к могиле и вспоминаем, что мама говорила, что это страшно, когда мы деремся, потому что нет ничего ужаснее ссоры внутри семьи - ужаснее этого только война.
Эту неделю многие люди почувствовали, как месяц. По концентрации страшных новостей и изменений.
Сейчас уже всем очевидно, что пройдена точка невозврата.
И никогда не будет, как было.
Но а какова будет наша реальность, никто не знает, потому что история сильно ускорилась и на свете появилось так много всего нового, что опыт прошлых столетий с его причинно-следственными связями вряд ли поможет предсказать будущее.
Прежней реальности yжe нет, а новой еще нет.
Но по-прежнему самое главное на свете - это человеческая жизнь.
Пусть будет мир!
Всем, кто почему-то верит в разумность происходящего, напомню анекдот:
Группу лучших советских космонавтов вызывают в политбюро и ставят им задачу:
-В связи с тем, что американцы высадились на Луне, ваша новая миссия - полет на Солнце. -Вы что, серьезно? Там же огромная температура! Мы ведь погибнем! -В ЦК тоже не дураки сидят… ночью полетите.
Группу лучших советских космонавтов вызывают в политбюро и ставят им задачу:
-В связи с тем, что американцы высадились на Луне, ваша новая миссия - полет на Солнце. -Вы что, серьезно? Там же огромная температура! Мы ведь погибнем! -В ЦК тоже не дураки сидят… ночью полетите.
Я живу в Европе уже восемь лет специально, чтобы рассказать вам о русофобии, которой нет.
А вот интерес к т.н. русскому характеру действительно был. До недавнего времени.
«Русский» для испанца или француза означало «крутой и опасный».
А один англичанин, который много работал с нашими, любил удивляться тому, какие же русские smart and tough.
А вспомните все эти милые тренды тиктока про то, как русский выживет везде, «а ты нет».
Россия представлялась среднему европейцу суровой страной с сильными мужиками, которые не танцуют, мальчиками, которые не плачут и умопомрачительно красивыми женщинами, которые читают Достоевского и готовят лучше, чем в ресторане.
Это было недели три назад, когда Европа мирно наблюдала вокруг себя спокойный комфорт высокой цивилизации.
Теперь же при слове «Россия» все говорят только о том аде, который затеяло наше государство по отношению к своим соседям.
Теперь российское государство для них - это уже не тот молодцеватый далекий мужик, смелый и невозмутимый, а совсем другой - потерявший человеческий облик ненасытный маньяк, который рубит близких себе людей.
А вот интерес к т.н. русскому характеру действительно был. До недавнего времени.
«Русский» для испанца или француза означало «крутой и опасный».
А один англичанин, который много работал с нашими, любил удивляться тому, какие же русские smart and tough.
А вспомните все эти милые тренды тиктока про то, как русский выживет везде, «а ты нет».
Россия представлялась среднему европейцу суровой страной с сильными мужиками, которые не танцуют, мальчиками, которые не плачут и умопомрачительно красивыми женщинами, которые читают Достоевского и готовят лучше, чем в ресторане.
Это было недели три назад, когда Европа мирно наблюдала вокруг себя спокойный комфорт высокой цивилизации.
Теперь же при слове «Россия» все говорят только о том аде, который затеяло наше государство по отношению к своим соседям.
Теперь российское государство для них - это уже не тот молодцеватый далекий мужик, смелый и невозмутимый, а совсем другой - потерявший человеческий облик ненасытный маньяк, который рубит близких себе людей.
Чай уже остыл, а десерты так и не принесли. Я заказала сразу два, потому что на общем фоне катастрофы этот яд уже ничего не значит.
За соседним столом мужик семитского вида задумчиво наматывал макаронину на вилку. Его светловолосая губастая подруга скороговоркой объясняла что-то на немецком и тыкала в телефон. Мужик почти не отвлекался от трапезы, но кивал.
В центре зала за самым большим столом расположилась молчаливая благодаря гаджетам семья. Дети играли в Майнкрафт, а взрослые перекрёстно показывали друг другу новости в телефонах.
Справа от меня громко клацала по клавиатуре ноутбука беременная подружка повара.
Когда-то она работала тут официанткой - помнится, всегда путала заказы и что-то роняла.
Нынешнее положение ей шло больше, чем работа.
Но живот был таким огромным, что мне казалось, она вот-вот начнет рожать.
Было бы прикольно, если прям как в кино у нее эффектно отошли воды, и все в кафе отвлеклись бы на что-то такое.
Как говорится, из области насущного.
У выхода сидел необычный дед, похожий на аристократичного бомжа. Он рисовал в блокноте лебедя.
Старый добрый эскапизм - читать книги или рисовать в блокнотиках - общество успешно заменило втыканием в телефон. Однако бывалый хиппи предпочитал классику. Рисовал он хорошо - намного лучше, чем я.
Но хотелось сказать ему, что /в свете последних событий/ лебедь должен быть черным, а он рисовал белого.
Внутри моей сумки вибрировал телефон, а портить настроение не входило в мои планы, поэтому я просто отодвинула от себя сумку, сидела и рассматривала невозмутимый пейзаж за окном.
Пейзаж, который вряд ли изменит даже ядерная война.
Потому что это океан. Он был тут всегда.
И будет всегда.
А мы?
Мои размышления (о ядерном самоубийстве человечества) прервали эклеры.
Я откусила от обоих, допила чай и вышла.
Мне стало намного легче, и я даже взяла в руки телефон.
За соседним столом мужик семитского вида задумчиво наматывал макаронину на вилку. Его светловолосая губастая подруга скороговоркой объясняла что-то на немецком и тыкала в телефон. Мужик почти не отвлекался от трапезы, но кивал.
В центре зала за самым большим столом расположилась молчаливая благодаря гаджетам семья. Дети играли в Майнкрафт, а взрослые перекрёстно показывали друг другу новости в телефонах.
Справа от меня громко клацала по клавиатуре ноутбука беременная подружка повара.
Когда-то она работала тут официанткой - помнится, всегда путала заказы и что-то роняла.
Нынешнее положение ей шло больше, чем работа.
Но живот был таким огромным, что мне казалось, она вот-вот начнет рожать.
Было бы прикольно, если прям как в кино у нее эффектно отошли воды, и все в кафе отвлеклись бы на что-то такое.
Как говорится, из области насущного.
У выхода сидел необычный дед, похожий на аристократичного бомжа. Он рисовал в блокноте лебедя.
Старый добрый эскапизм - читать книги или рисовать в блокнотиках - общество успешно заменило втыканием в телефон. Однако бывалый хиппи предпочитал классику. Рисовал он хорошо - намного лучше, чем я.
Но хотелось сказать ему, что /в свете последних событий/ лебедь должен быть черным, а он рисовал белого.
Внутри моей сумки вибрировал телефон, а портить настроение не входило в мои планы, поэтому я просто отодвинула от себя сумку, сидела и рассматривала невозмутимый пейзаж за окном.
Пейзаж, который вряд ли изменит даже ядерная война.
Потому что это океан. Он был тут всегда.
И будет всегда.
А мы?
Мои размышления (о ядерном самоубийстве человечества) прервали эклеры.
Я откусила от обоих, допила чай и вышла.
Мне стало намного легче, и я даже взяла в руки телефон.
Как неудобно перед Доном Педро, нашим Альмодовром, что в сложившихся обстоятельствах его прекрасное новое творение «Madres paralelas» вряд ли выйдет в широкий прокат в России.
А ведь в этом фильме так выпукло и красочно показана настоящая Испания, с жизнерадостной кухней и гордой фламенковской осанкой кареглазых женщин.
И ещё яркое солнце, вечное лето и эти высокие потолки с эффектным видом из окон на строгий, но справедливый центр Мадрида.
В целом всё очень атмосферно и актуально - и во внешнем, эстетическом, содержании, и во внутреннем, этическом смысле картины - со всей этой южноевропейской толерантностью и пиететом перед правами людей - где каждый младенец имеет право на счастье, а каждый предок из братской могилы времён Франко имеет право на уважительное захоронение.
Построманские страны мне очень симпатичны своим гедонизмом и вытекающим из него естественным стремлением к справедливости и процветанию.
Как постулат - жизнь не обязательно терпеть и преодолевать, жизнь можно приятно провести.
А ведь в этом фильме так выпукло и красочно показана настоящая Испания, с жизнерадостной кухней и гордой фламенковской осанкой кареглазых женщин.
И ещё яркое солнце, вечное лето и эти высокие потолки с эффектным видом из окон на строгий, но справедливый центр Мадрида.
В целом всё очень атмосферно и актуально - и во внешнем, эстетическом, содержании, и во внутреннем, этическом смысле картины - со всей этой южноевропейской толерантностью и пиететом перед правами людей - где каждый младенец имеет право на счастье, а каждый предок из братской могилы времён Франко имеет право на уважительное захоронение.
Построманские страны мне очень симпатичны своим гедонизмом и вытекающим из него естественным стремлением к справедливости и процветанию.
Как постулат - жизнь не обязательно терпеть и преодолевать, жизнь можно приятно провести.
Не пиши о том, что ты думаешь.
Не пиши о том, что ты чувствуешь.
Охраняй в себе кусок частности
В этом мире всеобщей публичности.
Не пиши о том, что ты чувствуешь.
Охраняй в себе кусок частности
В этом мире всеобщей публичности.