Bed rotting родился в соцсетях, после его подхватили крупные медиа: The Guardian призвала не винить себя и других за желание понежиться под одеялом, а New York Post запереживала по поводу будущего зумеров-лежебок. В итоге в прошлом году термин увековечили в Dictionary.com. Число постов с хештегом #bedrotting растет (только в TikTok больше 50 тыс. роликов), и мнения, как всегда, расходятся.

Многие причисляют валяние в кровати к важным традициям. «Воскресный бедроттинг даже не подлежит обсуждению. Это ритуал, к которому я серьезно отношусь, — делится блогер в TikTok. — Телефон в режиме „не беспокоить“, на мне комфортная пижама, рядом стакан минералки и пара пачек мармелада, на экране классное шоу. И я наедине с собой. Пожалуйста, уважайте границы моего бедроттинга».

Принцип работы Gero
Gero использует искусственный интеллект для анализа миллионов электронных медкарт (их анонимно предоставляют фармацевтические гиганты Pfizer и Chugai Pharmaceutical), чтобы найти «терапевтические мишени» — поддающиеся корректировке места в механизме старения. По словам Холина, их ИИ-модель уже «предсказывает будущую медицинскую историю пациента, как Google предсказывает следующие слова в предложении».

Уровень I: «Ремонт»
Сюда входят сенолитики и другие методы частичного оздоровления и омоложения, которые чинят конкретные поломки и болезни. По словам Холина, такие решения могут дать нам дополнительные 10–15 лет здоровой жизни.

Уровень II: «Стабилизация»
Это более тонкое вмешательство — подавление так называемого физиологического шума, или хаоса в организме (в частности, в генах), который нарастает с возрастом. Как говорит Максим Холин, работа на этом уровне позволит жить более 100 лет без болезней.

Уровень III: «Замедление»
Это самая амбициозная цель — вмешательство в фундаментальную скорость старения. Вместо того чтобы постоянно латать организм, можно научиться предотвращать его разрушение в принципе.

Природа показывает, что это возможно. Взять голого землекопа: шансы этого грызуна на естественную смерть в два года и в 20 лет практически одинаковы, тогда как у человека этот риск удваивается каждые восемь лет.

Этот и другие примеры «нестареющих» животных, от гренландских китов до морских ежей, превращают увядание из незыблемого закона природы в решаемую инженерную задачу, над которой и работает Gero. Как шутит Холин, это будет «одно из самых скучных лекарств, которое можно придумать»: после терапии пациент просто перестанет стареть и практически не будет меняться.