Встреча В. Путина и Д. Трампа на Аляске призвана подчеркнуть готовность Москвы идти на уступки Вашингтону по многим вопросам, но не по Украине.

Российское руководство дает понять, что готово приехать в США и обсуждать урегулирование экзистенциального для себя вопроса. Впрочем, вероятнее всего, это предполагает и ответный визит Трампа в Россию, но с неопределенными сроками и возможностями уклонения.

Весной 2025 г. о таком визите говорилось не мало, вплоть до присутствия американского президента в Москве 9 мая. Все это оказалось слухами, но после визита Путина на Аляску официальные нарративы о визите Трампа в Россию – будут обширными.

Формат встречи на Аляске (без посредников и нейтральных площадок) подчеркивает совместное нежелание Москвы и Вашингтона терять контакты друг с другом. Сам формат позволяет укрепить эти контакты по широкому кругу вопросов, однако возможности договоренностей по Украине – по-прежнему проблематичны.

На этом этапе речь идет о том, что Москва и Вашингтон полностью синхронизируют свои действия по треку и выработают единую программу. Россия, например, может ввести (даже в одностороннем формате, хотя вряд ли в одностороннем) «воздушное перемирие», а в ответ Вашингтон приостановит поставки оружия и обмен данных с ВСУ. То есть, будет прямое принуждение Киева к завершению конфликта. Запуск ракет и ПВО Украиной во многом зависит от США, поэтому воздушное перемирие технически достижимо даже на этом этапе. Хотя всегда остаются возможности эксцессов на местах и провокаций.

Пока же В. Зеленский (посовещавшись с Великобританией и руководством Евросоюза) заявляет, что никакого размена территорий не планируется. А именно это считается методологическим основанием остановки военных действий в логике переговоров Трампа и Путина.

Для Евросоюза прямой и усиливающийся диалог Москвы и Вашингтона – это преимущественно негативный фактор, который они с помощью Киева пытаются нивелировать. Евросоюз и Великобритания не согласны на игнорирование собственной позиции и как все это вместить в мирный процесс – совершенно непонятно. Геополитическая квадратура круга сохраняется.

Ингредиентов для мирного урегулирования по-прежнему не хватает. Однако под давлением Трампа можно констатировать, что эта очередная настойчивая попытка консолидировать эти инградиенты и качественно продвинуть решение вопроса об окончании военных действий.

Прогноз: качественное продвижение будет, а урегулирование пока не случится. И на следующем этапе риски отката будут по-прежнему высоки.

По итогам встречи президентов России и США остается полное впечатление, что все это – результат избыточной эмоционально-медийной активности Трампа. Конечно, быть в центре внимания – стиль политики (и всей жизни) Трампа, но встреча явно была не подготовлена. И Москва своими комментариями перед встречей к этому всех подготовила.

В. Путин показал, что готов идти Д. Трампу на формальные уступки. Даже на Аляску прилетал, к соседу и получается даже без особой нужды. А ведь путь не близкий, но ничего.

По сути дела: даже воздушного перемирия объявлено не было, но формулу размена территорий согласовали. Впрочем, Трамп еще до встречи на Аляске одобрил формулу обмена территорий, от которой Киев сейчас отказывается. Поэтому и формула размена территориями не требовала такого визита.

Российское руководство в прежней логике договаривается большим пакетом с администрацией Д. Трампа, включая и ядерное вооружение и другие вопросы. Камнем преткновения остается Украина. Евросоюз, Лондон и Киев всю неделю реагировал на возможные решения на встрече в Анкоридже – и весь расклад был известен. Он не предполагал каких-то прорывных договоренностей.

Что сейчас? Продолжение того, что было. У Трампа огромное число ресурсов, однако по политическим соображениям он не может надавить всем своим политическим телом на Киев или Евросоюз. Его тут же маркируют как агента Кремля, и он потеряет часть политического капитала. Если же попытаться надавить на Россию – можно прийти снова к околонулевому результату. Например, организовать еще одну встречу, на этот раз в Москве. Ухудшать отношения с российским руководством Трамп явно не хочет, и даже не может.

Вывод: встреча на Аляске стала возможным из-за того, что Трамп вынужден каждый день комментировать СВО и ему это очень не нравится. В порыве негодования он пригрозил экономическим партнерам России повышенными пошлинами и другими неприятностями и даже ввел повышенные пошлины против Индии. Очная встреча разрядила ситуацию.

Сейчас, после встречи в Анкоридже, вопрос новых рестрикций временно снят с повестки. Ситуативно Трамп своей же двухходовкой помог Путину усилить свой авторитет, в том числе и в глазах лидеров стран БРИКС и других незападных государств.

Неизменный сигнал в том, что отношения Трампа и Путина – крепкие и линий разрыва не намечается. Ингредиентов для договоренностей по прекращению военных действий на постсоветском пространстве по-прежнему не хватает.

Сам формат переговорного трека наводит на печальную мысль о его неполноценности. Экстрафактором реального урегулирования видится Китай, а не Трамп и симулякры нобелевской премии.

В реальности мы имеем четко определенные позиции почти всех участников – Киева, Евросоюза, Великобритании, с одной стороны, а с другой – России. И только США при Д. Трампе остается переменной, отсюда и нерв моторики переговоров – влиять/манипулировать/управлять Трампом.

Впрочем, даже поверхностный взгляд мир-системного анализа показывает, что такой длительный региональный военный конфликт не может быть разрешен без участия Китая. Пекин в период президентства в США Д. Байдена не хотел санкций и выступал за сворачивание конфликта на постсоветском пространстве. Сейчас – нет, в том числе и потому что не боится торговых войн с США Трампа.

Сейчас Китай не вовлечен в повестку урегулирования, а она идет почти холостым путем. Политологи ищут какие-то смыслы и изобретают что-то типа «Трамп понял, что Россию не победить военным путем». Хотя это не новость и не смысл, весь подход Запада с 2022 г. «не дать победить России» (то есть и не дать ей проиграть). Ближе к осени 2022 г. противная Д. Трампу администрация Д. Байдена тоже придерживала контрнаступление ВСУ. США явно не провоцировали прямой конфликт с Россией и на ядерную риторику администрация Байдена тоже реагировали не очень конфронтационно. Явно желая локализовать конфликт в региональных реалиях, а не выводить его на континентальный/межконтинентальный уровень.

Поэтому полагаю, что никаких смыслов встреча на Аляске миру не открыла. Более того, сейчас Трамп хлебнет критики (и прочей субстанции), которую выльют на него его многочисленные противники. Вероятно, через 2-3 недели (не позже) он снова выразит недовольство и сделает какие-то резкие выступления против российского руководства.

Только с каждой такой бессмысленной (почти) флуктуацией Трамп утрачивает самим им созданный образ доминанты, способной урегулировать конфликт. Трамп не только не доминанта урегулирования, он даже и не экстрафактор. А роль экстрафактора урегулирования отплывает, между тем, в сторону Китая. Только Пекин не торопиться реализовать свою возможность.

На сегодняшней встрече В. Зеленского и Д. Трампа не стоит ожидать показательной порки, как это было на встрече в феврале в Овальном офисе.

Скорее, администрация Трампа возьмет уважительный тон и будет подчеркивать, что окончательное решение за Киевом. Диспозиция же такая: либо принятие условий обмена территорий и мира на российских (согласованных с США) условиях, либо полный отказ от военной помощи Киеву и прочих форм сотрудничества.


Вместе с Зеленским в Вашингтон прилетала огромная делегация европейских союзников (Э. Макрон, Ф. Мерц, К. Стармер и многие другие). Их всех Трамп не может одновременно отчитывать, а их задача полностью девальвировать достигнутые на Аляске договоренности. Полностью итоги Аляски девальвировать они не смогут, но размыть позицию Трампа – вполне способны.

Вновь возникли разговоры о размещении войск государств «коалиции желающих» на территории Украины после завершения активной фазы военных действий и транслируется риторика «мир через силу».

Трамп не может (а, возможно, и не очень хочет) продавить эту коалицию на однозначные решения. Да, отказ США поддерживать Киев, в том числе и отказ продавать европейцам американское вооружение для Украины – очень весомый аргумент. Но ситуация выглядит так, что инерция конфликта пока трудно преодолима.

Ни про какую трёхстороннюю встречу В. Путин – Д. Трамп – В. Зеленский всерьез на этом этапе говорить не стоит. Будет инерция продолжающегося военного конфликта и новые попытки найти что-то подходящее для мирного договора. Подход Трампа таков, что Киев и европейские союзники тоже должны идти на уступки. На этот раз Зеленский хорошо подготовился и нарисует Трампу вектор возможных уступок, каждая из которых предполагает оговорки, не приемлемые для России.

Резюме: в Вашингтоне ни о чем не договорятся, Зеленский избежит унижения, но его ситуация ухудшится. Тем не менее, у него еще будет время для того, чтобы найти способы как выйти из ухудшающихся для него ситуации, а военные действия продолжатся.

Ковидная фармакратия и продолжающиеся годы секьюритизации дали немало пищи для размышлений о будущем мир-системы. Вот некоторые из них:

1.Не стоит прогнозировать наступления «эры цифровой демократии» или «эры тотального цифрового концлагеря». Мир и мир-система не только останется многослойной, но и диапазон этой многослойности будет увеличиваться. От пещерного образа жизни и архаизированных диктатур, подавляющих все вокруг до современных и высокотехнологичных городов-государств древнегреческого типа с активным использованием блокчейн и децентрализованных автономных управленческих систем.

2.Технологический прогресс неминуемым, как и усиление социальной дифференциации. Но эпоха секьюритизации показывает, что правящие верхушки не только авторитарных и тоталитарных, но и демократических государств могут переворачивать все с помощью войн (в том числе и информационных). Создание образа врага или реальный военный конфликт меняет структуру общественных настроений в странах и открывает шлюзы для принятия непопулярных решений под видом национальной консолидации. Более того, эта же секьюритизированная практика позволяет правящей верхушки сдерживать социальную дифференциацию и ради удержания власти ограничивать социальный и гуманитарный прогресс. Ограничения в работе интернета есть не только в Туркменистане или Китае, но уже и Великобритания идет этим путем. При всей очевидной разнице между примерами – ограничения интернета и свободной коммуникации оказывается важнейшим инструментом госуправления.

3.Экспансионистская модель демократизации всему миру оказывается функционально малоприменимой. Последним ее адептом был Д. Байден, у Д. Трампа совершенно другой подход. Действительно, становится бесперспективным под видом мягкой силы распространять демократизацию на страны второго и третьего мира. Трамп отказался от этого подхода, а вот Китай с его подходом «покупаем элиты стран второго и третьего мира» выглядит более перспективным с точки зрения реальной политической прагматики. Модель, позволяющая слабеющим элитам в странах второго и третьего мира удерживать власть за счет жесткого авторитаризма и усиления цифрового контроля, вплоть до нейросетового подавления инакомыслия – вот будущее незападного мира на ближайшие 20-30 лет. Запрос на импорт этой модели в странах второго и третьего мира будет расти.

4.Уже сейчас есть структурные инструменты, позволяющие устанавливать диджитал демократическое правление на основе цифровых инструментов (блокчейн, алгоритмическое моделирование) и достижений цивилизации в виде прав человека (свобода слова, демократические процедуры). Однако элиты во всех (без исключения) стран видят в этом угрозу своей власти. Это обстоятельство заставляет их активнее подавлять альтернативные варианты развития ситуации и усиливать традиционный институт централизованного государства. Этой инерции хватит на несколько десятилетий, но децентрализованные структуры все равно будут развиваться и прорывать ткань централизованных государств.

5.ИИ дает огромные возможности для демократизации, но сейчас, в эпоху секьюритизации работает, преимущественно, на укрепление иерархических и сложившегося социально-экономического государств. Точнее, элиты во всем мире стараются сделать так, чтобы ИИ работал на укрепление их влияния. Показательно, что в Швеции, где средний класс особенно силен, общественное мнение выступило против использования ИИ премьер-министром У. Кристерссоном. «Мы голосовали не за ИИ» – и это весьма симптоматичная реакция людей на то, что применение ИИ чревато значительными рисками усиления социального и экономического неравенства. У населения большинства других стран мира ментального неприятия роста экономического и социального неравенства нет и это говорит в пользу того, что следующие десятилетия только усилят неравенство между странами и внутри государств.

Готовящаяся в секторе Газа фундаментальная операция может изменить баланс общественных настроений в Европе. Под воздействием палестинского фактора значительная часть Европы уже стремительно левеет.

Информация о том, что ЦАХАЛ выводят гражданское население из сектора Газа и примерно через месяц планируют еще один, очень мощный этап спецоперации, подтверждается. Миллион гражданских планируется вывести из сектора Газа и ликвидировать военное командование ХАМАС. Вероятная гибель израильских заложников негласно рассматривается как неминуемое зло.

С военной точки зрения готовящаяся операция очень опасная и чреватая большими жертвами. Сам факт проведения такой операции сильно влияет на политический истеблишмент во всем мире и прежде всего на Западе.

Тема независимости Палестины для европейских политиков становится не способом набора политических очков, а единственно возможной позицией, отступать от которой – не позволяет общественное мнение и избиратели. Вся интеллектуальная Франция в возрастающей степени зависит от левых нарративов (яркий пример, Le Figaro), в Испании у власти – левые. Ф. Мерц заявляет, что Германия не может больше поддерживать высокие стандарты социального обеспечения, прежде всего, из-за мигрантов.

Палестина и сектор Газа – это мощный фактор наступления левых на правых в современной Европе. И если общественное мнение в Израиле остается более-менее резистентно (хотя там тоже масса оговорок) к таким нарративам, то на европейцев это влияет сильно. В лице Палестины мигранты и левые получают экстрафактор, который усиливает запрос на равенство и ослабление не только правых, но и действия европейских политических институтов.

Это значит, что в логике возвратной колонизации ближневосточные проблемы становятся головной болью европейского политического истеблишмента на ближайшие годы.

Руководство Испании отказалась тратить на вооружение больше, а Германия или Франция отказаться не могут. Между тем, секьюритизация и формирование конструкции экзистенциальных угроз (под которыми подразумевают Россию) накладываются на левую палестинизацию общественно-политических нарративов. От Европы требуют инклюзивности и открыть шлюзов для мигрантов, но следствием этого является правый запрос на «поживем для себя».

Разгром ХАМАС в секторе Газа только усилит левые настроения мигрантов и их симпатизантов. Возможная ликвидация ХАМАС даст Израилю спокойствие и возможность наступать на своих врагов на Ближнем Востоке и дальше. Но, кажется, что этот вариант не слишком вероятен. Очень серьезные и системные силы на Западе не заинтересованы в деХАМАСизации сектора Газа.

Если же она произойдет – левые по всей Европе получат море симпатизантов и начнут новый раунд наступлений на правых. На фоне возрастающих трат на вооружение Евросоюза это чревато структурными конфликтами и кризисами.

Впрочем, это не означает каких-либо опрокидывающих сценариев, скорее репрессивно-подавляющие механизмы европейских демократий будут расти, как и авторитарные тенденции. В эпоху секьюритизации никакая демократизация невозможна, а рост авторитарности, так или иначе, происходит. В том числе и потому, что цифровой авторитаризм или «мягкий» высокотехнологичный тоталитаризм снимает вопросы о различиях правых и левых и ставят во главу угла другую дихотомию «правящая верхушка – управляемая масса». Все остальное – нарративная лирика и забавы для околополитической общественности.

Продолжаю футурологические размышления о будущем государств и мир-системе.

В ближайшие 10-15 лет современным государствам (как институтам) не угрожают структурные вызовы, но противоречия накапливаются. Многие футурологи прогнозируют через пятьдесят-шестьдесят лет увеличение числа государств в 1,5 раза до 300 (сейчас 195 признанных государств и 193 члена ООН). Пока же правящие элиты контролируют технологический прогресс и усердно пытаются поставить под контроль децентрализованные потоки, чтобы не дать плебсу разгуляться во всех отношениях.

Правящая верхушка Ирана, несмотря на ощутимый урон после недавней войны с Израилем, сохранилась. В Кубе достаточно раздать 10 млн смартфонов и подключить (через спутники) к нормальному интернету и произойдет социальный взрыв. Но США (ни при Д. Байдене, ни тем более при Д. Трампе) делать это не будут, так как боятся геополитических последствий и не хотят притока нелегальных мигрантов. США не смогли «демократизировать» средневековый Афганистан, а про Туркменистан, у которого есть свой экономический фундамент, и говорить не приходится. Все это заставляет иначе взглянуть на судьбу failed state, даже если от этого определения отказываться не стоит. Гниение, агония и деградация таких государств может продолжаться десятилетиями и даже больше.

Вызовы для государств и мир-системы есть всегда, но, например, сто лет назад их было гораздо больше. Цикл революций, национальное строительство и Коминтерн, претендовавший на социалистические революции в Германии или Испании (при поддержке И. Сталиным республиканцев). То есть под угрозой были страны первого мира, недавние Империи, а не страны второго или третьего (эти под угрозой всегда, так как большинство из них рыхлые failed state) миров. Сейчас такого масштаба вызовов нет.

Это говорит в пользу инерционного сценария на ближайшие два десятилетия. Пока элиты по всему миру контролируют технологии и нет никаких Прометеев, готовых поделиться благами технологического прогресса с плебсом – ситуация будет оставаться относительно стабильной.

Большинство интеллектуалов в современном западном мире – склонны к левизне, особенно это заметно по интеллектуальной жизни во Франции, но сложить какие-либо опрокидывающие сценарии они пока не могут. Пассионарной силой в этих условиях является Ислам с его акцентом на традиционализм, а кое-где и прямо на архаику (не только в Афганистане).

Сейчас, в эпоху секьюритизации государства больше ориентированы на национальное строительство и милитаризацию, даже в рамках Евросоюза члены-обьединения усилили в последние годы выстраивание собственной логики нацстроительства под логикой зонтичного милитаризма (НАТО). Этот сценарий страхует правящие элиты от утраты власти. Это США на волне успехов в Холодной войне попытались организовать «волну демократизации», которая дошла до стран Балтии и Восточной Европе, но захлебнулась на Афганистане (11 сентября 2001 г.).

Китай, который все активнее задает ритм ходу мир-системы таких задач не ставит. Его цель – контроль национальных элит и выкачивание ресурсов и новые рынки сбыта своей продукции. Эта такая условно полуколониальная модель или модель прагматичного и аккуратного колониализма. Она не способна (и не ставит своей задачей) поменять облик мир-системы в ближайшие годы, не ставит она и задач майданизировать страны второго мира. Как раз наоборот, Китай хочет иметь дело с царями горы в своих национальных границах. С той лишь оговоркой, что стоит задача консолидировать незападные страны в своем антизападном векторе на предмет формирования биполярного мира. Но это уже мир-система проходила в ХХ в., хотя и в другом составе.

Тем не менее, технологический прогресс позволяет человечеству надеется на улучшение качества жизни, а сдерживать его государствам становится все сложнее. Поэтому во второй половине ХХI придут мощные вызовы, расшатывающие государственные институции со стороны негосударственных и сетевых структур, идейная их основа будет левая – справедливость и равный доступ к благам всем.

Постиндустриализация войны, мир-системные проекции и притязания Китая на глобальное управление: размышления о некоторых мегатрендах ближайших десятилетий.

Постсоветский военный конфликт очень важен в истории человечества тем, что это затяжной военный конфликт с участием постиндустриальных экономик. Понятно, что ни Россия, ни Украина не могут считаться постиндустриальными и высокотехнологичными в полном смысле слова, но в этих странах доля постиндустриальной экономики все же существенна. А если учесть и фактор Запада, который фактически участвует в конфликте и фактор Китая, который поставляет технологии и компоненты для дронов участникам – вывод о постиндустриализации может быть принят с этими оговорками.

Долгое время в социальной философии считалось, что постиндустриализирующиеся общества характеризуются высоким уровнем потребления и низкой готовностью граждан воевать. Именно в этом плане конфликт на постсоветском пространстве важен, например, европейским политикам-ястребам. Они поставили задачу осуществить эту конверсию и повысить готовность граждан сытых обществ воевать за счет классического гипертрофирования «внешней угрозы», в лице России.

И даже если кардинально решить этот вопрос в ближайшие 5-10 лет не получится – массированнное применение дронов ставит вопрос о роботизированных альтернативах на войне. Жителям развитых экономик с обширным потреблением запрос на роботизацию армии очень сильно по вкусу. Можно даже сказать, что это демократический запрос, так как его искренне поддержит большинство граждан европейских стран. Спекуляции и манипуляции относительно «внешних угроз» работают на приглушение пацифизма в общественных настроениях и с этим в Брюсселе с трудом, но справляются.

И, с другой стороны – Китай, который не играет ни в какую демократию, но испытывает в чем-то схожие проблемы. Китайская армия начиная с 1960-х гг. пыталась утвердиться много раз, но значительных успехов не достигла. Болезненное поражение в войне с Вьетнамом (1979 г.) остановил китайский милитаризм на много десятилетий и поставил Поднебесную на путь экономического развития.

Недавний парад в Китае, посвященный 80-летию окончания Второй мировой войны показал потенциальную мощь роботизированной китайской армии. Китай, также как и западные демократии (но по другим причинам) не рассчитывает на значительное вовлечение населения в военные планы и стремится роботизировать армию.

Постсоветский военный конфликт в этой логике не совсем сторонних и не совсем наблюдателей (то есть Запада и Китая) выглядит как долгий полигон испытаний столь нужного всем им перехода на постиндустриализированную и роботизированную военную реальность.

Китай, между тем, видит возможности взять на себя стратегическую инициативу и заявляет амбиции на глобальное управление. В условиях краха регулирующих возможностей ООН технологический прогресс рискует быть поставлен на нужды войны в широком смысле этого слова. Война и конфликт диалектически и исторически – это источник развития, но огромной ценой прежде всего для живуших здесь и сейчас людей.

И самое опасное в том, что все это может продолжаться до тех пор, пока многочисленные акторы не договорятся между собой соблюдать правила игры, а до этого, похоже, очень и очень далеко. Не видно никаких реальных механизмов такого урегулирования.

Мир-системные проекции эпического бегства правительства из Непала после успешного госпереворота. Спойлер: глобальные выводы делать не следует, а задуматься всегда есть о чем.

Запад в нынешней своей политической форме для того, чтобы взять под свой контроль небольшое государство, расположенное между Китаем и Индией. При Б. Обаме, например, американцы этим явно попытались бы воспользоваться, а сейчас такие планы гораздо менее вероятны. Прежде всего, потому что политика Д. Трампа не предполагает распыление ресурсов на периферийные задачи. Поэтому разговоров про демократизацию Непала и прочую риторику прав человека сейчас относительно немного.

Прозападные силы к власти в Непале могут прийти только теоретически. Страна имеет прочные связи с Индией, но больше ориентируется на Китай в плане экономики и стратегического будущего. Именно эти две гигантские страны и определят политическое будущее Непала и выберут обновленный состав элит.

Сам кейс «революция зумеров из-за запретов соцсетей» показателен для, например, Грузии или Казахстана, но никак не для евразийских мега-стран с сильной централизованной властью и мощными инструментами подавления недовольства.

Трос, сброшенный с вертолета, за который зацепились члены правительства (уже бывшего) Непала, тем не менее важен не только символически. Китай, с его амбициями на глобальное управление постоянно прорабатывает и делится вариантами укрепления действующих политрежимов в незападных странах за счет ограничений интернета. Свои проекты на этот счет есть и в Москве, которая налаживает экспорт своих рецептов в другие страны.

В этом плане кейс Непала будет внимательно изучаться на предмет ошибок и коррекций. В нынешних условиях они только усилят наступление на глобальный интернет и его перевод в разряд суверенного. Это становится sine qua non (необходимым условием) выживания авторитарных и тоталитарных режимов. Впрочем, не только их. Ограничения интернета сейчас заметны и в Великобритании, и в других западных странах.

Суверенитизация интернета – это способ правящих элит продлить свое политическое доминирование еще на 15-30 лет (в разных странах по-разному). Однако все это осуществляется за счет накопления противоречий и нарастающего левого запроса на социальную справедливость, который хорошо миксуется, например, с радикализацией Ислама (не только в палестинско-ХАМАСовском варианте, но и в других).

Кое-где сильные государственные аппараты его смогут подавить путем ужесточения и цифровых концлагерей, а кое-где и это не поможет. На текущем этапе централизованные государственные образования, сформированные в период развитого Модерна, переигрывают постмодернистские сетевые структуры и соответствующие запросы масс. Но так будет не всегда. Пока же Непал смотрится одним из исключений из общего тренда...

По теме Шенгенских виз для россиян: разменная монета геополитической конфронтации, бюрократическая бессмыслица и пища для пропаганды разных лагерей.

Еврокомиссия к декабрю 2025 г. сформирует свои рекомендации странам по выдачи Шенгенских виз для россиян. Сам политический повод возник из-за того, что европейские политики (демагогической ориентации) заявили, что количество выданных виз россиянам стало расти и дошло до 0,5 млн виз в год.

В 2019 г. выдавали 8 млн виз, причем многие страны охотно давали долгосрочные. Сейчас уже почти никто не выдает туристические визы на год-два, а выдают краткосрочные. Таким образом, сокращение выдач, если судить по гражданам (а не по штуковизам) примерно в 10-15 раз. Но, скорее всего, сейчас еще больше сократят.

Нарративы европейских секьюритизаторов апеллируют спекуляциями про угрозы безопасности. По факту, в Евросоюз могут въезжать жители Молдовы, Грузии или некоторых стран Латинской Америки без всяких виз. Ситуация в Евросоюзе такова, что найти адептов, готовых за 50-500 евро совершать политические провокации (антиизраильские, антимусульманские и любые другие) найдется не мало и без россиян-туристов.

Среди российских туристов преобладает законопослушность, плюс приезжают люди с деньгами, но сейчас это никого не волнует в Брюсселе.

Тема Шенгена для россиян стала разменной монетой в условиях конфронтации. Нужно обмениваться недружественными шагами, вот и решили пусть в ход визовый вопрос. Показательно, что запрет (или резкие ограничения) выдачи виз россиянам обсуждаются в условиях когда Евросоюз по факту закупает российскую нефть (напрямую и через Индию), о чем недавно рассуждал Дональд Трамп.

Такие действия только усиливают разочарование в Западе среди 10-15% образованных россиян, которые хотят мирного сосуществования и взаимодействия культур. Сейчас это, по большому счету, никого не интересует. Слишком далеко зашла конфронтация.

Прогноз. Будут увеличены бюрократические препоны, количество стран, фактически, не выдающих туристические визы россиянам увеличится (сейчас это 11 стран), но полного запрета не будет.

Рекомендации будут такие: если есть родственники или собственность – выдавать визы можно, остальным – не рекомендовать или сократить количество слотов. Это германский, строгий подход, у Франции – совершенно иной, более либеральный. Вряд ли в этом вопросе Париж даст себя прогнуть Берлину, но в масштабах евробюрократии – вопрос копеечный.

Никакого геополитического эффекта от него, конечно, не будет. Причем не будет в любом случае, какое бы решение не приняли в Брюсселе. А количество россиян, отказывающихся от поездок в Европу по идейным соображениям – будет и дальше увеличиваться.

Таковы реалии секьюритизации. В Европе решили делать из России врага и останавливаться не собираются. Эти силы имеют преимущество в Евросоюзе, но не доминируют. Тем не менее, быстро и легко им свою повестку продавить не получится.

Ускользающий переговорный процесс, в результативность которого почти не верится. В. Зеленский заявил: Украина готова говорить о новых границах де-факто, если у Киева не будет сил, чтобы вернуться к этой теме в будущем.

Между тем заявления Дональда Трампа по теме напоминают бесконечное круговое движение. «Есть прогресс, готовимся к встречам» – «Я разочарован позицией Москвы» – «Я очень разочарован и введу ограничения» – затем нервный срыв «пусть убивают друг друга дальше» и потом «есть прогресс в переговорном процессе». И так снова и снова.

Кремль уже очень вяло реагирует на эти нарративы, так как они напоминают бесконечное «у попа была собака, он ее любил». Трамп медиа зависим и его синоптикальная модель позиционирования требует от него быть в центре внимания.

Зеленский же идет на вербальные уступки тогда, когда видит, что они все равно не будут реализованы Москвой. Сейчас он допускает границы де-факто, но через некоторое время может все это отрицать. Ни одна из сторон конфликта не собирается его завершать, такова реальность.

Китай же смотрит на это со стороны и тоже никуда не торопится. Трамп не может (и не сможет) принудить Пекин к изменению своей политики по отношению к конфликту на постсоветском пространстве. Часть ТикТока Трамп получил, но Пекин, по-прежнему хочет Тайвань и предпосылок к изменению позиции нет.

Повышение налогов в России лучше всего остального показывает реальные прогнозы относительно пролонгации конфликта. Дистанцирование США от конфликта во многом мнимое. Столкнуть европейцев с Россией в логике американского истеблешмента допустимо и даже желательно, но ослабление контроля над Евросоюзом – принципиально недопустимо. Поэтому вряд ли стоит принимать риторику Трампа и его тезисы про дистанцирование США от конфликта – как истинную. Скорее, Трампу выгодно чтобы так думали во всем мире. В том числе и потому, что Трамп-миротворец – провалился. Не потому что он слаб. Нет, Трамп не слаб, но самонадеянность он явно проявил и платит за это утратой политического капитала и падением рейтингов.

Ув. Толкователь анализирует труды и высказывания Дмитрия Травина и соглашается с его мнением о том, что Россия – полупериферия Запада. Это давно известный тезис, но интереснее другое, а может ли Россия стать полупериферией Китая, причем не конъюнктурно, а в историческом масштабе?

1.Западная цивилизация накладывает отпечаток на весь мир уже пять веков и это исторический факт. Идеи, технологии и практики, сгенерированные на Западе, доходят с искажениями до всего мира, не только до России. В этом выражается и накопленная Западом мягкая сила и привлекательность (а для кого-то отвратительность) его модуса существования. Впервые за несколько веков в технологическом плане появилась альтернатива – Китай. В XIV-XV вв. в Китае династии Мин сложились предпосылки промышленной революции, но из-за политико-консервативных причин элиты их решили подавить и это привело к тому, что Китай в XIX в. стал колониальным failed state. Сейчас правящие в Пекине элиты не собираются давать США и другим западным странам такого преимущества.

2.В эпоху секьюритизации и геополитической конфронтации мягкая сила стремительно утрачивает свое значение. Преимущества получают государства, которые никогда не ставили на такую мягкую силу. Тот же Китай. У Поднебесной явные проблемы с мягкой силой, зато хорошо отлаженные механизмы скупки национальных элит в странах периферии и полупериферии.

3.Россия, в моем понимании не-Западная страна, которая долгие столетия формирует свою национальную идентичность на противостоянии Западу или желании его догнать и перегнать или подружиться с ним, а затем снова вступить в конфронтацию. Словом, что-то доказать этому Западу. В этом плане, действительно, цикличность очень значительная. Вопрос лишь в том, сколько длится будут различные фазы этого цикличного процесса.

4.Миропорядок, который хочет сформировать Китай, предполагает нивелирование мягкой силы, постоянные военные и прочие конфликты вокруг Поднебесной, но не вовлечение Пекина в них напрямую. В этом миропорядке каждый за себя и нет никаких объединяющих правил. Китай – не доминатор, но самый авторитетный актор, который может выступать в роли ситуативного арбитра и разводящего. А варвары пусть бьются друг с другом. Нынешняя Россия в такую систему вписывается вполне. Тем более, что США не хочет больше (при Д. Трампе) пытаться играть в роль арбитра и ресурсов для этого недостаточно. Про ООН как регулирующую организацию и говорить нечего.

5.Относительно прозападности или европейскости России полагаю, что даже в нынешнем виде она привлекательнее для социума больше чем ханьскость, с его идеями социального рейтингования. Все так, но есть несколько ограничителей. Во-первых, общество не спрашивают, а во-вторых, этой дихотомии (Запад VS Восток) противопоставляется цивилизационная особость и национальная центрированность. А это, в глазах большинства общества, гораздо привлекательнее.

Выводы. В экономическом, и, особенно, технологическом плане Россия может (и, скорее, уже стала) полупериферией Китая. В плане суверенитета и международных конфликтов – нет, и не станет, тем более в условиях нарастания конфликтности в мир-системе.

Разворот ко всему китайскому, как в 1990-е гг. ко всему западному, скорее, происходит вынужденно. Без соответствующих карго-культов, только в практичном, я бы сказал, утилитарном аспекте. Элиты сейчас строят национально-ориентированное общество, так как видят в этом свою устойчивость и способ пролонгации своей власти.

И еще один момент. Я бы не стал недооценивать важность политической конъюнктуры. За 20-30 лет она способна выветрить очень многое из прозападного (или считающимся таковым, но уже ставшим общечеловеческим), что еще остается в российском социуме.


https://t.me/tolk_tolk/25882