Сокращение сроков, которые Д. Трамп предоставляет российскому руководству для прекращения огня в Украине – это часть сделки с Евросоюзом.
Трамп вынудил Евросоюз принять выгодные для США таможенные пошлины (в 15%), а американские товары в Европе будут торговаться без пошлин. Но, похоже, в эту же сделку включена и более жесткая позиция Трампа по отношению к России, которую он и обозначил в Шотландии. Европейцы прогнулись под пошлины, а Трамп пошел им на уступки по Украине. Насколько серьезные – пока не ясно, но сам факт уступок – очевиден.
Заставит ли эта ситуацию Москву действовать и идти на встречу Трампу? Первое – да, второе – навряд ли. Этим ультиматумом, который для Москвы неприемлем (и по сути, и по форме) заканчивается постэлекторально-букетный период взаимодействия американского и российского президентов. Трамп возвращается к политике Д. Байдена на постсоветском треке, хотя ранее он ее нещадно и красноречиво критиковал.
Евросоюзу и Великобритании гораздо важнее поддержка Киевского режима чем пошлины, который жадный до денег Трамп все равно бы ввел. А Трамп смотрит, где ему выгоднее. С Россией (в начале второго президентского срока) он связывал значительную выгоду в виде торговли российским газов в Европу и Северным морским путем. По газу в Европу Вашингтон решил вопрос иначе, а до серьезных бонусов Северного морского пути еще далековато, особенно по нынешним, очень динамичным временам.
Поэтому создается полное впечатление, что ситуация возвращается на круги своя. Трамп Европу не отпустил, но не смог (и не захотел) проигнорировать ее позицию по Украине.
У Кремля – достаточно большой радиус возможностей, прямо сейчас ничего резко не меняется. Тем не менее, это очень важный, возможно, поворотный момент всего конфликта на постсоветском пространстве, который будет иметь долгосрочные последствия. В возможность остановки конфликта через 10-12 дней не верится от слова совсем, но это лишь эмоциональная реакция на происходящее.
Трамп вынудил Евросоюз принять выгодные для США таможенные пошлины (в 15%), а американские товары в Европе будут торговаться без пошлин. Но, похоже, в эту же сделку включена и более жесткая позиция Трампа по отношению к России, которую он и обозначил в Шотландии. Европейцы прогнулись под пошлины, а Трамп пошел им на уступки по Украине. Насколько серьезные – пока не ясно, но сам факт уступок – очевиден.
Заставит ли эта ситуацию Москву действовать и идти на встречу Трампу? Первое – да, второе – навряд ли. Этим ультиматумом, который для Москвы неприемлем (и по сути, и по форме) заканчивается постэлекторально-букетный период взаимодействия американского и российского президентов. Трамп возвращается к политике Д. Байдена на постсоветском треке, хотя ранее он ее нещадно и красноречиво критиковал.
Евросоюзу и Великобритании гораздо важнее поддержка Киевского режима чем пошлины, который жадный до денег Трамп все равно бы ввел. А Трамп смотрит, где ему выгоднее. С Россией (в начале второго президентского срока) он связывал значительную выгоду в виде торговли российским газов в Европу и Северным морским путем. По газу в Европу Вашингтон решил вопрос иначе, а до серьезных бонусов Северного морского пути еще далековато, особенно по нынешним, очень динамичным временам.
Поэтому создается полное впечатление, что ситуация возвращается на круги своя. Трамп Европу не отпустил, но не смог (и не захотел) проигнорировать ее позицию по Украине.
У Кремля – достаточно большой радиус возможностей, прямо сейчас ничего резко не меняется. Тем не менее, это очень важный, возможно, поворотный момент всего конфликта на постсоветском пространстве, который будет иметь долгосрочные последствия. В возможность остановки конфликта через 10-12 дней не верится от слова совсем, но это лишь эмоциональная реакция на происходящее.
👍7🔥3😁1🤔1🤬1💯1
Д. Трамп быстро отреагировал на «сигналы» от С. Уиткоффа и ввел дополнительную импортную пошлину на товары из Индии в размере 25%. А в указе Трампа написано, что Россия продолжает предоставлять чрезвычайную угрозу национальной безопасности и внешней политике США (стандартная формулировка для введения санкций).
Не похоже, что Трамп торгуется, скорее, он пытается сохранить свое лицо на фоне анонсированной ранее нежелательной для него антироссийской активности. Переговоры Москвы и Вашингтона (при челночном участии С. Уиткоффа) сейчас больше не про урегулирования военного конфликта. Они больше про желание сторон сохранить конструктивную коммуникацию по широкому кругу вопросов в условиях отсутствия возможности хоть о чем-то договориться по Украине.
Уиткофф в этом (весьма ограниченном плане) важный персонаж, который позволяет Д. Трампу сохранить лицо и связи с Москвой. Трамп очень зависим от медийной повестки и его черты характера и статус президента заставляют его много говорить. И много делать тоже, но очень скоро выясняется: суета сует и ничего нового под солнцем нет.
Стоит ли говорить про перспективы воздушного перемирия? В нынешним виде это wishful thinking в чистом виде.
Ну а у Трампа прежний наступательный стиль и желание что-то делать, причем как можно быстрее. В магию Трампа очарованные верили в феврале или марте, но сейчас уже – нет. Поэтому вопрос о том, как эффективно манипулировать Трампом – один из самых актуальных в современной мировой политике. И многие руководители стран активно участвуют в этом сомнительном, но интересном соревновании. И тут сложно отрицать, что в этом «чемпионате» есть свои лидеры. Только с точки зрения движения к миру на постсоветском пространстве – это либо ничего, либо вовсе откат.
Не похоже, что Трамп торгуется, скорее, он пытается сохранить свое лицо на фоне анонсированной ранее нежелательной для него антироссийской активности. Переговоры Москвы и Вашингтона (при челночном участии С. Уиткоффа) сейчас больше не про урегулирования военного конфликта. Они больше про желание сторон сохранить конструктивную коммуникацию по широкому кругу вопросов в условиях отсутствия возможности хоть о чем-то договориться по Украине.
Уиткофф в этом (весьма ограниченном плане) важный персонаж, который позволяет Д. Трампу сохранить лицо и связи с Москвой. Трамп очень зависим от медийной повестки и его черты характера и статус президента заставляют его много говорить. И много делать тоже, но очень скоро выясняется: суета сует и ничего нового под солнцем нет.
Стоит ли говорить про перспективы воздушного перемирия? В нынешним виде это wishful thinking в чистом виде.
Ну а у Трампа прежний наступательный стиль и желание что-то делать, причем как можно быстрее. В магию Трампа очарованные верили в феврале или марте, но сейчас уже – нет. Поэтому вопрос о том, как эффективно манипулировать Трампом – один из самых актуальных в современной мировой политике. И многие руководители стран активно участвуют в этом сомнительном, но интересном соревновании. И тут сложно отрицать, что в этом «чемпионате» есть свои лидеры. Только с точки зрения движения к миру на постсоветском пространстве – это либо ничего, либо вовсе откат.
👍14❤1
Очная встреча В. Путина и Д. Трампа – это не про победу кого-то и не про сенсационные решения, это элемент политической коммуникации, который оказывается необходим обоим участникам встречи. И да, очная встреча – это мощный челлендж для президентов двух стран.
0.Речь пойдет о прекращении огня, но прекратить его в результате одной встречи – не получится. Трамп девальвирует свои ожидания по поводу прекращения огня, хотя и выказывает инструменты давления (в том числе и пошлины против Индии и другие возможные ограничения). Воздушное перемирие еще возможно (хотя пока тоже не очень вероятно), а сама постановка вопроса о нем – это тоже нивелирование ожиданий Трампа. Это создает фон для дальнейшего демпинга аналогичных ожиданий.
1.Плотность контактов Москвы и Вашингтона в нынешних реалиях – это уже новый элемент мир-системной архитектуры. Возможно, он полностью разрушиться через три с половиной года (когда Трамп уйдет), но сейчас он выстраивается. Очная встреча двух лидеров – тут смотрится логичной и необходимой для сторон.
2.Трамп думает пустить в ход свою харизму на то, чтобы убедить Путина в том, что от СВО он теряет больше, чем приобретает. Совершенно бесполезная затея. Возможно, психологически Трампу хочется по соревноваться с сильной личностью и для этого очная встреча – очень подходит. Российский президент к этой встрече особо не стремился, двухсторонний формат – это заменитель трехстороннему (+В. Зеленский) или четырехстороннему (+Р.Т. Эрдоган). Москва эти варианты отмела в силу очевидных причин. Но нельзя отметать все, нужно было на что-тот соглашаться. Вот и согласились на двухсторонний формат.
3.Диспозиция такова, что стороны готовы многое обсуждать и договариваться, но пока не по Украине. На этих переговорах Кремль будет стараться смягчить тяжесть этого ключевого вопроса, а у Трампа есть возможность повышать или наоборот понижать значение этого фактора. Однако диапазон возможностей Трампа, на самом деле тоже ограничен. Трамп сделал уже свою ставку на сотрудничество с Кремлем и отбить сформированный имидж резкими и демонстративными шагами не получится.
Выводы. Ожидать прорывных решений на встрече не стоит, стороны обеспокоены аккуратным сохранением устоявшегося статус-кво. Трамп думает, что он может надавить, но ему аккуратно покажут, что без ущерба для себя – этого сделать он не сможет.
0.Речь пойдет о прекращении огня, но прекратить его в результате одной встречи – не получится. Трамп девальвирует свои ожидания по поводу прекращения огня, хотя и выказывает инструменты давления (в том числе и пошлины против Индии и другие возможные ограничения). Воздушное перемирие еще возможно (хотя пока тоже не очень вероятно), а сама постановка вопроса о нем – это тоже нивелирование ожиданий Трампа. Это создает фон для дальнейшего демпинга аналогичных ожиданий.
1.Плотность контактов Москвы и Вашингтона в нынешних реалиях – это уже новый элемент мир-системной архитектуры. Возможно, он полностью разрушиться через три с половиной года (когда Трамп уйдет), но сейчас он выстраивается. Очная встреча двух лидеров – тут смотрится логичной и необходимой для сторон.
2.Трамп думает пустить в ход свою харизму на то, чтобы убедить Путина в том, что от СВО он теряет больше, чем приобретает. Совершенно бесполезная затея. Возможно, психологически Трампу хочется по соревноваться с сильной личностью и для этого очная встреча – очень подходит. Российский президент к этой встрече особо не стремился, двухсторонний формат – это заменитель трехстороннему (+В. Зеленский) или четырехстороннему (+Р.Т. Эрдоган). Москва эти варианты отмела в силу очевидных причин. Но нельзя отметать все, нужно было на что-тот соглашаться. Вот и согласились на двухсторонний формат.
3.Диспозиция такова, что стороны готовы многое обсуждать и договариваться, но пока не по Украине. На этих переговорах Кремль будет стараться смягчить тяжесть этого ключевого вопроса, а у Трампа есть возможность повышать или наоборот понижать значение этого фактора. Однако диапазон возможностей Трампа, на самом деле тоже ограничен. Трамп сделал уже свою ставку на сотрудничество с Кремлем и отбить сформированный имидж резкими и демонстративными шагами не получится.
Выводы. Ожидать прорывных решений на встрече не стоит, стороны обеспокоены аккуратным сохранением устоявшегося статус-кво. Трамп думает, что он может надавить, но ему аккуратно покажут, что без ущерба для себя – этого сделать он не сможет.
👍9🤔4👎2❤1👏1
Встреча В. Путина и Д. Трампа на Аляске призвана подчеркнуть готовность Москвы идти на уступки Вашингтону по многим вопросам, но не по Украине.
Российское руководство дает понять, что готово приехать в США и обсуждать урегулирование экзистенциального для себя вопроса. Впрочем, вероятнее всего, это предполагает и ответный визит Трампа в Россию, но с неопределенными сроками и возможностями уклонения.
Весной 2025 г. о таком визите говорилось не мало, вплоть до присутствия американского президента в Москве 9 мая. Все это оказалось слухами, но после визита Путина на Аляску официальные нарративы о визите Трампа в Россию – будут обширными.
Формат встречи на Аляске (без посредников и нейтральных площадок) подчеркивает совместное нежелание Москвы и Вашингтона терять контакты друг с другом. Сам формат позволяет укрепить эти контакты по широкому кругу вопросов, однако возможности договоренностей по Украине – по-прежнему проблематичны.
На этом этапе речь идет о том, что Москва и Вашингтон полностью синхронизируют свои действия по треку и выработают единую программу. Россия, например, может ввести (даже в одностороннем формате, хотя вряд ли в одностороннем) «воздушное перемирие», а в ответ Вашингтон приостановит поставки оружия и обмен данных с ВСУ. То есть, будет прямое принуждение Киева к завершению конфликта. Запуск ракет и ПВО Украиной во многом зависит от США, поэтому воздушное перемирие технически достижимо даже на этом этапе. Хотя всегда остаются возможности эксцессов на местах и провокаций.
Пока же В. Зеленский (посовещавшись с Великобританией и руководством Евросоюза) заявляет, что никакого размена территорий не планируется. А именно это считается методологическим основанием остановки военных действий в логике переговоров Трампа и Путина.
Для Евросоюза прямой и усиливающийся диалог Москвы и Вашингтона – это преимущественно негативный фактор, который они с помощью Киева пытаются нивелировать. Евросоюз и Великобритания не согласны на игнорирование собственной позиции и как все это вместить в мирный процесс – совершенно непонятно. Геополитическая квадратура круга сохраняется.
Ингредиентов для мирного урегулирования по-прежнему не хватает. Однако под давлением Трампа можно констатировать, что эта очередная настойчивая попытка консолидировать эти инградиенты и качественно продвинуть решение вопроса об окончании военных действий.
Прогноз: качественное продвижение будет, а урегулирование пока не случится. И на следующем этапе риски отката будут по-прежнему высоки.
Российское руководство дает понять, что готово приехать в США и обсуждать урегулирование экзистенциального для себя вопроса. Впрочем, вероятнее всего, это предполагает и ответный визит Трампа в Россию, но с неопределенными сроками и возможностями уклонения.
Весной 2025 г. о таком визите говорилось не мало, вплоть до присутствия американского президента в Москве 9 мая. Все это оказалось слухами, но после визита Путина на Аляску официальные нарративы о визите Трампа в Россию – будут обширными.
Формат встречи на Аляске (без посредников и нейтральных площадок) подчеркивает совместное нежелание Москвы и Вашингтона терять контакты друг с другом. Сам формат позволяет укрепить эти контакты по широкому кругу вопросов, однако возможности договоренностей по Украине – по-прежнему проблематичны.
На этом этапе речь идет о том, что Москва и Вашингтон полностью синхронизируют свои действия по треку и выработают единую программу. Россия, например, может ввести (даже в одностороннем формате, хотя вряд ли в одностороннем) «воздушное перемирие», а в ответ Вашингтон приостановит поставки оружия и обмен данных с ВСУ. То есть, будет прямое принуждение Киева к завершению конфликта. Запуск ракет и ПВО Украиной во многом зависит от США, поэтому воздушное перемирие технически достижимо даже на этом этапе. Хотя всегда остаются возможности эксцессов на местах и провокаций.
Пока же В. Зеленский (посовещавшись с Великобританией и руководством Евросоюза) заявляет, что никакого размена территорий не планируется. А именно это считается методологическим основанием остановки военных действий в логике переговоров Трампа и Путина.
Для Евросоюза прямой и усиливающийся диалог Москвы и Вашингтона – это преимущественно негативный фактор, который они с помощью Киева пытаются нивелировать. Евросоюз и Великобритания не согласны на игнорирование собственной позиции и как все это вместить в мирный процесс – совершенно непонятно. Геополитическая квадратура круга сохраняется.
Ингредиентов для мирного урегулирования по-прежнему не хватает. Однако под давлением Трампа можно констатировать, что эта очередная настойчивая попытка консолидировать эти инградиенты и качественно продвинуть решение вопроса об окончании военных действий.
Прогноз: качественное продвижение будет, а урегулирование пока не случится. И на следующем этапе риски отката будут по-прежнему высоки.
👍12❤3🤔3😁1💯1
По итогам встречи президентов России и США остается полное впечатление, что все это – результат избыточной эмоционально-медийной активности Трампа. Конечно, быть в центре внимания – стиль политики (и всей жизни) Трампа, но встреча явно была не подготовлена. И Москва своими комментариями перед встречей к этому всех подготовила.
В. Путин показал, что готов идти Д. Трампу на формальные уступки. Даже на Аляску прилетал, к соседу и получается даже без особой нужды. А ведь путь не близкий, но ничего.
По сути дела: даже воздушного перемирия объявлено не было, но формулу размена территорий согласовали. Впрочем, Трамп еще до встречи на Аляске одобрил формулу обмена территорий, от которой Киев сейчас отказывается. Поэтому и формула размена территориями не требовала такого визита.
Российское руководство в прежней логике договаривается большим пакетом с администрацией Д. Трампа, включая и ядерное вооружение и другие вопросы. Камнем преткновения остается Украина. Евросоюз, Лондон и Киев всю неделю реагировал на возможные решения на встрече в Анкоридже – и весь расклад был известен. Он не предполагал каких-то прорывных договоренностей.
Что сейчас? Продолжение того, что было. У Трампа огромное число ресурсов, однако по политическим соображениям он не может надавить всем своим политическим телом на Киев или Евросоюз. Его тут же маркируют как агента Кремля, и он потеряет часть политического капитала. Если же попытаться надавить на Россию – можно прийти снова к околонулевому результату. Например, организовать еще одну встречу, на этот раз в Москве. Ухудшать отношения с российским руководством Трамп явно не хочет, и даже не может.
Вывод: встреча на Аляске стала возможным из-за того, что Трамп вынужден каждый день комментировать СВО и ему это очень не нравится. В порыве негодования он пригрозил экономическим партнерам России повышенными пошлинами и другими неприятностями и даже ввел повышенные пошлины против Индии. Очная встреча разрядила ситуацию.
Сейчас, после встречи в Анкоридже, вопрос новых рестрикций временно снят с повестки. Ситуативно Трамп своей же двухходовкой помог Путину усилить свой авторитет, в том числе и в глазах лидеров стран БРИКС и других незападных государств.
Неизменный сигнал в том, что отношения Трампа и Путина – крепкие и линий разрыва не намечается. Ингредиентов для договоренностей по прекращению военных действий на постсоветском пространстве по-прежнему не хватает.
В. Путин показал, что готов идти Д. Трампу на формальные уступки. Даже на Аляску прилетал, к соседу и получается даже без особой нужды. А ведь путь не близкий, но ничего.
По сути дела: даже воздушного перемирия объявлено не было, но формулу размена территорий согласовали. Впрочем, Трамп еще до встречи на Аляске одобрил формулу обмена территорий, от которой Киев сейчас отказывается. Поэтому и формула размена территориями не требовала такого визита.
Российское руководство в прежней логике договаривается большим пакетом с администрацией Д. Трампа, включая и ядерное вооружение и другие вопросы. Камнем преткновения остается Украина. Евросоюз, Лондон и Киев всю неделю реагировал на возможные решения на встрече в Анкоридже – и весь расклад был известен. Он не предполагал каких-то прорывных договоренностей.
Что сейчас? Продолжение того, что было. У Трампа огромное число ресурсов, однако по политическим соображениям он не может надавить всем своим политическим телом на Киев или Евросоюз. Его тут же маркируют как агента Кремля, и он потеряет часть политического капитала. Если же попытаться надавить на Россию – можно прийти снова к околонулевому результату. Например, организовать еще одну встречу, на этот раз в Москве. Ухудшать отношения с российским руководством Трамп явно не хочет, и даже не может.
Вывод: встреча на Аляске стала возможным из-за того, что Трамп вынужден каждый день комментировать СВО и ему это очень не нравится. В порыве негодования он пригрозил экономическим партнерам России повышенными пошлинами и другими неприятностями и даже ввел повышенные пошлины против Индии. Очная встреча разрядила ситуацию.
Сейчас, после встречи в Анкоридже, вопрос новых рестрикций временно снят с повестки. Ситуативно Трамп своей же двухходовкой помог Путину усилить свой авторитет, в том числе и в глазах лидеров стран БРИКС и других незападных государств.
Неизменный сигнал в том, что отношения Трампа и Путина – крепкие и линий разрыва не намечается. Ингредиентов для договоренностей по прекращению военных действий на постсоветском пространстве по-прежнему не хватает.
👍19❤8🤬2👎1🤔1
Сам формат переговорного трека наводит на печальную мысль о его неполноценности. Экстрафактором реального урегулирования видится Китай, а не Трамп и симулякры нобелевской премии.
В реальности мы имеем четко определенные позиции почти всех участников – Киева, Евросоюза, Великобритании, с одной стороны, а с другой – России. И только США при Д. Трампе остается переменной, отсюда и нерв моторики переговоров – влиять/манипулировать/управлять Трампом.
Впрочем, даже поверхностный взгляд мир-системного анализа показывает, что такой длительный региональный военный конфликт не может быть разрешен без участия Китая. Пекин в период президентства в США Д. Байдена не хотел санкций и выступал за сворачивание конфликта на постсоветском пространстве. Сейчас – нет, в том числе и потому что не боится торговых войн с США Трампа.
Сейчас Китай не вовлечен в повестку урегулирования, а она идет почти холостым путем. Политологи ищут какие-то смыслы и изобретают что-то типа «Трамп понял, что Россию не победить военным путем». Хотя это не новость и не смысл, весь подход Запада с 2022 г. «не дать победить России» (то есть и не дать ей проиграть). Ближе к осени 2022 г. противная Д. Трампу администрация Д. Байдена тоже придерживала контрнаступление ВСУ. США явно не провоцировали прямой конфликт с Россией и на ядерную риторику администрация Байдена тоже реагировали не очень конфронтационно. Явно желая локализовать конфликт в региональных реалиях, а не выводить его на континентальный/межконтинентальный уровень.
Поэтому полагаю, что никаких смыслов встреча на Аляске миру не открыла. Более того, сейчас Трамп хлебнет критики (и прочей субстанции), которую выльют на него его многочисленные противники. Вероятно, через 2-3 недели (не позже) он снова выразит недовольство и сделает какие-то резкие выступления против российского руководства.
Только с каждой такой бессмысленной (почти) флуктуацией Трамп утрачивает самим им созданный образ доминанты, способной урегулировать конфликт. Трамп не только не доминанта урегулирования, он даже и не экстрафактор. А роль экстрафактора урегулирования отплывает, между тем, в сторону Китая. Только Пекин не торопиться реализовать свою возможность.
В реальности мы имеем четко определенные позиции почти всех участников – Киева, Евросоюза, Великобритании, с одной стороны, а с другой – России. И только США при Д. Трампе остается переменной, отсюда и нерв моторики переговоров – влиять/манипулировать/управлять Трампом.
Впрочем, даже поверхностный взгляд мир-системного анализа показывает, что такой длительный региональный военный конфликт не может быть разрешен без участия Китая. Пекин в период президентства в США Д. Байдена не хотел санкций и выступал за сворачивание конфликта на постсоветском пространстве. Сейчас – нет, в том числе и потому что не боится торговых войн с США Трампа.
Сейчас Китай не вовлечен в повестку урегулирования, а она идет почти холостым путем. Политологи ищут какие-то смыслы и изобретают что-то типа «Трамп понял, что Россию не победить военным путем». Хотя это не новость и не смысл, весь подход Запада с 2022 г. «не дать победить России» (то есть и не дать ей проиграть). Ближе к осени 2022 г. противная Д. Трампу администрация Д. Байдена тоже придерживала контрнаступление ВСУ. США явно не провоцировали прямой конфликт с Россией и на ядерную риторику администрация Байдена тоже реагировали не очень конфронтационно. Явно желая локализовать конфликт в региональных реалиях, а не выводить его на континентальный/межконтинентальный уровень.
Поэтому полагаю, что никаких смыслов встреча на Аляске миру не открыла. Более того, сейчас Трамп хлебнет критики (и прочей субстанции), которую выльют на него его многочисленные противники. Вероятно, через 2-3 недели (не позже) он снова выразит недовольство и сделает какие-то резкие выступления против российского руководства.
Только с каждой такой бессмысленной (почти) флуктуацией Трамп утрачивает самим им созданный образ доминанты, способной урегулировать конфликт. Трамп не только не доминанта урегулирования, он даже и не экстрафактор. А роль экстрафактора урегулирования отплывает, между тем, в сторону Китая. Только Пекин не торопиться реализовать свою возможность.
👍6🤔6👎3🔥3❤1
На сегодняшней встрече В. Зеленского и Д. Трампа не стоит ожидать показательной порки, как это было на встрече в феврале в Овальном офисе.
Скорее, администрация Трампа возьмет уважительный тон и будет подчеркивать, что окончательное решение за Киевом. Диспозиция же такая: либо принятие условий обмена территорий и мира на российских (согласованных с США) условиях, либо полный отказ от военной помощи Киеву и прочих форм сотрудничества.
Вместе с Зеленским в Вашингтон прилетала огромная делегация европейских союзников (Э. Макрон, Ф. Мерц, К. Стармер и многие другие). Их всех Трамп не может одновременно отчитывать, а их задача полностью девальвировать достигнутые на Аляске договоренности. Полностью итоги Аляски девальвировать они не смогут, но размыть позицию Трампа – вполне способны.
Вновь возникли разговоры о размещении войск государств «коалиции желающих» на территории Украины после завершения активной фазы военных действий и транслируется риторика «мир через силу».
Трамп не может (а, возможно, и не очень хочет) продавить эту коалицию на однозначные решения. Да, отказ США поддерживать Киев, в том числе и отказ продавать европейцам американское вооружение для Украины – очень весомый аргумент. Но ситуация выглядит так, что инерция конфликта пока трудно преодолима.
Ни про какую трёхстороннюю встречу В. Путин – Д. Трамп – В. Зеленский всерьез на этом этапе говорить не стоит. Будет инерция продолжающегося военного конфликта и новые попытки найти что-то подходящее для мирного договора. Подход Трампа таков, что Киев и европейские союзники тоже должны идти на уступки. На этот раз Зеленский хорошо подготовился и нарисует Трампу вектор возможных уступок, каждая из которых предполагает оговорки, не приемлемые для России.
Резюме: в Вашингтоне ни о чем не договорятся, Зеленский избежит унижения, но его ситуация ухудшится. Тем не менее, у него еще будет время для того, чтобы найти способы как выйти из ухудшающихся для него ситуации, а военные действия продолжатся.
Скорее, администрация Трампа возьмет уважительный тон и будет подчеркивать, что окончательное решение за Киевом. Диспозиция же такая: либо принятие условий обмена территорий и мира на российских (согласованных с США) условиях, либо полный отказ от военной помощи Киеву и прочих форм сотрудничества.
Вместе с Зеленским в Вашингтон прилетала огромная делегация европейских союзников (Э. Макрон, Ф. Мерц, К. Стармер и многие другие). Их всех Трамп не может одновременно отчитывать, а их задача полностью девальвировать достигнутые на Аляске договоренности. Полностью итоги Аляски девальвировать они не смогут, но размыть позицию Трампа – вполне способны.
Вновь возникли разговоры о размещении войск государств «коалиции желающих» на территории Украины после завершения активной фазы военных действий и транслируется риторика «мир через силу».
Трамп не может (а, возможно, и не очень хочет) продавить эту коалицию на однозначные решения. Да, отказ США поддерживать Киев, в том числе и отказ продавать европейцам американское вооружение для Украины – очень весомый аргумент. Но ситуация выглядит так, что инерция конфликта пока трудно преодолима.
Ни про какую трёхстороннюю встречу В. Путин – Д. Трамп – В. Зеленский всерьез на этом этапе говорить не стоит. Будет инерция продолжающегося военного конфликта и новые попытки найти что-то подходящее для мирного договора. Подход Трампа таков, что Киев и европейские союзники тоже должны идти на уступки. На этот раз Зеленский хорошо подготовился и нарисует Трампу вектор возможных уступок, каждая из которых предполагает оговорки, не приемлемые для России.
Резюме: в Вашингтоне ни о чем не договорятся, Зеленский избежит унижения, но его ситуация ухудшится. Тем не менее, у него еще будет время для того, чтобы найти способы как выйти из ухудшающихся для него ситуации, а военные действия продолжатся.
👍11❤3👎2💯2🤬1
Ковидная фармакратия и продолжающиеся годы секьюритизации дали немало пищи для размышлений о будущем мир-системы. Вот некоторые из них:
1.Не стоит прогнозировать наступления «эры цифровой демократии» или «эры тотального цифрового концлагеря». Мир и мир-система не только останется многослойной, но и диапазон этой многослойности будет увеличиваться. От пещерного образа жизни и архаизированных диктатур, подавляющих все вокруг до современных и высокотехнологичных городов-государств древнегреческого типа с активным использованием блокчейн и децентрализованных автономных управленческих систем.
2.Технологический прогресс неминуемым, как и усиление социальной дифференциации. Но эпоха секьюритизации показывает, что правящие верхушки не только авторитарных и тоталитарных, но и демократических государств могут переворачивать все с помощью войн (в том числе и информационных). Создание образа врага или реальный военный конфликт меняет структуру общественных настроений в странах и открывает шлюзы для принятия непопулярных решений под видом национальной консолидации. Более того, эта же секьюритизированная практика позволяет правящей верхушки сдерживать социальную дифференциацию и ради удержания власти ограничивать социальный и гуманитарный прогресс. Ограничения в работе интернета есть не только в Туркменистане или Китае, но уже и Великобритания идет этим путем. При всей очевидной разнице между примерами – ограничения интернета и свободной коммуникации оказывается важнейшим инструментом госуправления.
3.Экспансионистская модель демократизации всему миру оказывается функционально малоприменимой. Последним ее адептом был Д. Байден, у Д. Трампа совершенно другой подход. Действительно, становится бесперспективным под видом мягкой силы распространять демократизацию на страны второго и третьего мира. Трамп отказался от этого подхода, а вот Китай с его подходом «покупаем элиты стран второго и третьего мира» выглядит более перспективным с точки зрения реальной политической прагматики. Модель, позволяющая слабеющим элитам в странах второго и третьего мира удерживать власть за счет жесткого авторитаризма и усиления цифрового контроля, вплоть до нейросетового подавления инакомыслия – вот будущее незападного мира на ближайшие 20-30 лет. Запрос на импорт этой модели в странах второго и третьего мира будет расти.
4.Уже сейчас есть структурные инструменты, позволяющие устанавливать диджитал демократическое правление на основе цифровых инструментов (блокчейн, алгоритмическое моделирование) и достижений цивилизации в виде прав человека (свобода слова, демократические процедуры). Однако элиты во всех (без исключения) стран видят в этом угрозу своей власти. Это обстоятельство заставляет их активнее подавлять альтернативные варианты развития ситуации и усиливать традиционный институт централизованного государства. Этой инерции хватит на несколько десятилетий, но децентрализованные структуры все равно будут развиваться и прорывать ткань централизованных государств.
5.ИИ дает огромные возможности для демократизации, но сейчас, в эпоху секьюритизации работает, преимущественно, на укрепление иерархических и сложившегося социально-экономического государств. Точнее, элиты во всем мире стараются сделать так, чтобы ИИ работал на укрепление их влияния. Показательно, что в Швеции, где средний класс особенно силен, общественное мнение выступило против использования ИИ премьер-министром У. Кристерссоном. «Мы голосовали не за ИИ» – и это весьма симптоматичная реакция людей на то, что применение ИИ чревато значительными рисками усиления социального и экономического неравенства. У населения большинства других стран мира ментального неприятия роста экономического и социального неравенства нет и это говорит в пользу того, что следующие десятилетия только усилят неравенство между странами и внутри государств.
1.Не стоит прогнозировать наступления «эры цифровой демократии» или «эры тотального цифрового концлагеря». Мир и мир-система не только останется многослойной, но и диапазон этой многослойности будет увеличиваться. От пещерного образа жизни и архаизированных диктатур, подавляющих все вокруг до современных и высокотехнологичных городов-государств древнегреческого типа с активным использованием блокчейн и децентрализованных автономных управленческих систем.
2.Технологический прогресс неминуемым, как и усиление социальной дифференциации. Но эпоха секьюритизации показывает, что правящие верхушки не только авторитарных и тоталитарных, но и демократических государств могут переворачивать все с помощью войн (в том числе и информационных). Создание образа врага или реальный военный конфликт меняет структуру общественных настроений в странах и открывает шлюзы для принятия непопулярных решений под видом национальной консолидации. Более того, эта же секьюритизированная практика позволяет правящей верхушки сдерживать социальную дифференциацию и ради удержания власти ограничивать социальный и гуманитарный прогресс. Ограничения в работе интернета есть не только в Туркменистане или Китае, но уже и Великобритания идет этим путем. При всей очевидной разнице между примерами – ограничения интернета и свободной коммуникации оказывается важнейшим инструментом госуправления.
3.Экспансионистская модель демократизации всему миру оказывается функционально малоприменимой. Последним ее адептом был Д. Байден, у Д. Трампа совершенно другой подход. Действительно, становится бесперспективным под видом мягкой силы распространять демократизацию на страны второго и третьего мира. Трамп отказался от этого подхода, а вот Китай с его подходом «покупаем элиты стран второго и третьего мира» выглядит более перспективным с точки зрения реальной политической прагматики. Модель, позволяющая слабеющим элитам в странах второго и третьего мира удерживать власть за счет жесткого авторитаризма и усиления цифрового контроля, вплоть до нейросетового подавления инакомыслия – вот будущее незападного мира на ближайшие 20-30 лет. Запрос на импорт этой модели в странах второго и третьего мира будет расти.
4.Уже сейчас есть структурные инструменты, позволяющие устанавливать диджитал демократическое правление на основе цифровых инструментов (блокчейн, алгоритмическое моделирование) и достижений цивилизации в виде прав человека (свобода слова, демократические процедуры). Однако элиты во всех (без исключения) стран видят в этом угрозу своей власти. Это обстоятельство заставляет их активнее подавлять альтернативные варианты развития ситуации и усиливать традиционный институт централизованного государства. Этой инерции хватит на несколько десятилетий, но децентрализованные структуры все равно будут развиваться и прорывать ткань централизованных государств.
5.ИИ дает огромные возможности для демократизации, но сейчас, в эпоху секьюритизации работает, преимущественно, на укрепление иерархических и сложившегося социально-экономического государств. Точнее, элиты во всем мире стараются сделать так, чтобы ИИ работал на укрепление их влияния. Показательно, что в Швеции, где средний класс особенно силен, общественное мнение выступило против использования ИИ премьер-министром У. Кристерссоном. «Мы голосовали не за ИИ» – и это весьма симптоматичная реакция людей на то, что применение ИИ чревато значительными рисками усиления социального и экономического неравенства. У населения большинства других стран мира ментального неприятия роста экономического и социального неравенства нет и это говорит в пользу того, что следующие десятилетия только усилят неравенство между странами и внутри государств.
👍16🤔5❤4🔥4👎1
Готовящаяся в секторе Газа фундаментальная операция может изменить баланс общественных настроений в Европе. Под воздействием палестинского фактора значительная часть Европы уже стремительно левеет.
Информация о том, что ЦАХАЛ выводят гражданское население из сектора Газа и примерно через месяц планируют еще один, очень мощный этап спецоперации, подтверждается. Миллион гражданских планируется вывести из сектора Газа и ликвидировать военное командование ХАМАС. Вероятная гибель израильских заложников негласно рассматривается как неминуемое зло.
С военной точки зрения готовящаяся операция очень опасная и чреватая большими жертвами. Сам факт проведения такой операции сильно влияет на политический истеблишмент во всем мире и прежде всего на Западе.
Тема независимости Палестины для европейских политиков становится не способом набора политических очков, а единственно возможной позицией, отступать от которой – не позволяет общественное мнение и избиратели. Вся интеллектуальная Франция в возрастающей степени зависит от левых нарративов (яркий пример, Le Figaro), в Испании у власти – левые. Ф. Мерц заявляет, что Германия не может больше поддерживать высокие стандарты социального обеспечения, прежде всего, из-за мигрантов.
Палестина и сектор Газа – это мощный фактор наступления левых на правых в современной Европе. И если общественное мнение в Израиле остается более-менее резистентно (хотя там тоже масса оговорок) к таким нарративам, то на европейцев это влияет сильно. В лице Палестины мигранты и левые получают экстрафактор, который усиливает запрос на равенство и ослабление не только правых, но и действия европейских политических институтов.
Это значит, что в логике возвратной колонизации ближневосточные проблемы становятся головной болью европейского политического истеблишмента на ближайшие годы.
Руководство Испании отказалась тратить на вооружение больше, а Германия или Франция отказаться не могут. Между тем, секьюритизация и формирование конструкции экзистенциальных угроз (под которыми подразумевают Россию) накладываются на левую палестинизацию общественно-политических нарративов. От Европы требуют инклюзивности и открыть шлюзов для мигрантов, но следствием этого является правый запрос на «поживем для себя».
Разгром ХАМАС в секторе Газа только усилит левые настроения мигрантов и их симпатизантов. Возможная ликвидация ХАМАС даст Израилю спокойствие и возможность наступать на своих врагов на Ближнем Востоке и дальше. Но, кажется, что этот вариант не слишком вероятен. Очень серьезные и системные силы на Западе не заинтересованы в деХАМАСизации сектора Газа.
Если же она произойдет – левые по всей Европе получат море симпатизантов и начнут новый раунд наступлений на правых. На фоне возрастающих трат на вооружение Евросоюза это чревато структурными конфликтами и кризисами.
Впрочем, это не означает каких-либо опрокидывающих сценариев, скорее репрессивно-подавляющие механизмы европейских демократий будут расти, как и авторитарные тенденции. В эпоху секьюритизации никакая демократизация невозможна, а рост авторитарности, так или иначе, происходит. В том числе и потому, что цифровой авторитаризм или «мягкий» высокотехнологичный тоталитаризм снимает вопросы о различиях правых и левых и ставят во главу угла другую дихотомию «правящая верхушка – управляемая масса». Все остальное – нарративная лирика и забавы для околополитической общественности.
Информация о том, что ЦАХАЛ выводят гражданское население из сектора Газа и примерно через месяц планируют еще один, очень мощный этап спецоперации, подтверждается. Миллион гражданских планируется вывести из сектора Газа и ликвидировать военное командование ХАМАС. Вероятная гибель израильских заложников негласно рассматривается как неминуемое зло.
С военной точки зрения готовящаяся операция очень опасная и чреватая большими жертвами. Сам факт проведения такой операции сильно влияет на политический истеблишмент во всем мире и прежде всего на Западе.
Тема независимости Палестины для европейских политиков становится не способом набора политических очков, а единственно возможной позицией, отступать от которой – не позволяет общественное мнение и избиратели. Вся интеллектуальная Франция в возрастающей степени зависит от левых нарративов (яркий пример, Le Figaro), в Испании у власти – левые. Ф. Мерц заявляет, что Германия не может больше поддерживать высокие стандарты социального обеспечения, прежде всего, из-за мигрантов.
Палестина и сектор Газа – это мощный фактор наступления левых на правых в современной Европе. И если общественное мнение в Израиле остается более-менее резистентно (хотя там тоже масса оговорок) к таким нарративам, то на европейцев это влияет сильно. В лице Палестины мигранты и левые получают экстрафактор, который усиливает запрос на равенство и ослабление не только правых, но и действия европейских политических институтов.
Это значит, что в логике возвратной колонизации ближневосточные проблемы становятся головной болью европейского политического истеблишмента на ближайшие годы.
Руководство Испании отказалась тратить на вооружение больше, а Германия или Франция отказаться не могут. Между тем, секьюритизация и формирование конструкции экзистенциальных угроз (под которыми подразумевают Россию) накладываются на левую палестинизацию общественно-политических нарративов. От Европы требуют инклюзивности и открыть шлюзов для мигрантов, но следствием этого является правый запрос на «поживем для себя».
Разгром ХАМАС в секторе Газа только усилит левые настроения мигрантов и их симпатизантов. Возможная ликвидация ХАМАС даст Израилю спокойствие и возможность наступать на своих врагов на Ближнем Востоке и дальше. Но, кажется, что этот вариант не слишком вероятен. Очень серьезные и системные силы на Западе не заинтересованы в деХАМАСизации сектора Газа.
Если же она произойдет – левые по всей Европе получат море симпатизантов и начнут новый раунд наступлений на правых. На фоне возрастающих трат на вооружение Евросоюза это чревато структурными конфликтами и кризисами.
Впрочем, это не означает каких-либо опрокидывающих сценариев, скорее репрессивно-подавляющие механизмы европейских демократий будут расти, как и авторитарные тенденции. В эпоху секьюритизации никакая демократизация невозможна, а рост авторитарности, так или иначе, происходит. В том числе и потому, что цифровой авторитаризм или «мягкий» высокотехнологичный тоталитаризм снимает вопросы о различиях правых и левых и ставят во главу угла другую дихотомию «правящая верхушка – управляемая масса». Все остальное – нарративная лирика и забавы для околополитической общественности.
👍14🤔3❤2🤬2😁1💯1
Продолжаю футурологические размышления о будущем государств и мир-системе.
В ближайшие 10-15 лет современным государствам (как институтам) не угрожают структурные вызовы, но противоречия накапливаются. Многие футурологи прогнозируют через пятьдесят-шестьдесят лет увеличение числа государств в 1,5 раза до 300 (сейчас 195 признанных государств и 193 члена ООН). Пока же правящие элиты контролируют технологический прогресс и усердно пытаются поставить под контроль децентрализованные потоки, чтобы не дать плебсу разгуляться во всех отношениях.
Правящая верхушка Ирана, несмотря на ощутимый урон после недавней войны с Израилем, сохранилась. В Кубе достаточно раздать 10 млн смартфонов и подключить (через спутники) к нормальному интернету и произойдет социальный взрыв. Но США (ни при Д. Байдене, ни тем более при Д. Трампе) делать это не будут, так как боятся геополитических последствий и не хотят притока нелегальных мигрантов. США не смогли «демократизировать» средневековый Афганистан, а про Туркменистан, у которого есть свой экономический фундамент, и говорить не приходится. Все это заставляет иначе взглянуть на судьбу failed state, даже если от этого определения отказываться не стоит. Гниение, агония и деградация таких государств может продолжаться десятилетиями и даже больше.
Вызовы для государств и мир-системы есть всегда, но, например, сто лет назад их было гораздо больше. Цикл революций, национальное строительство и Коминтерн, претендовавший на социалистические революции в Германии или Испании (при поддержке И. Сталиным республиканцев). То есть под угрозой были страны первого мира, недавние Империи, а не страны второго или третьего (эти под угрозой всегда, так как большинство из них рыхлые failed state) миров. Сейчас такого масштаба вызовов нет.
Это говорит в пользу инерционного сценария на ближайшие два десятилетия. Пока элиты по всему миру контролируют технологии и нет никаких Прометеев, готовых поделиться благами технологического прогресса с плебсом – ситуация будет оставаться относительно стабильной.
Большинство интеллектуалов в современном западном мире – склонны к левизне, особенно это заметно по интеллектуальной жизни во Франции, но сложить какие-либо опрокидывающие сценарии они пока не могут. Пассионарной силой в этих условиях является Ислам с его акцентом на традиционализм, а кое-где и прямо на архаику (не только в Афганистане).
Сейчас, в эпоху секьюритизации государства больше ориентированы на национальное строительство и милитаризацию, даже в рамках Евросоюза члены-обьединения усилили в последние годы выстраивание собственной логики нацстроительства под логикой зонтичного милитаризма (НАТО). Этот сценарий страхует правящие элиты от утраты власти. Это США на волне успехов в Холодной войне попытались организовать «волну демократизации», которая дошла до стран Балтии и Восточной Европе, но захлебнулась на Афганистане (11 сентября 2001 г.).
Китай, который все активнее задает ритм ходу мир-системы таких задач не ставит. Его цель – контроль национальных элит и выкачивание ресурсов и новые рынки сбыта своей продукции. Эта такая условно полуколониальная модель или модель прагматичного и аккуратного колониализма. Она не способна (и не ставит своей задачей) поменять облик мир-системы в ближайшие годы, не ставит она и задач майданизировать страны второго мира. Как раз наоборот, Китай хочет иметь дело с царями горы в своих национальных границах. С той лишь оговоркой, что стоит задача консолидировать незападные страны в своем антизападном векторе на предмет формирования биполярного мира. Но это уже мир-система проходила в ХХ в., хотя и в другом составе.
Тем не менее, технологический прогресс позволяет человечеству надеется на улучшение качества жизни, а сдерживать его государствам становится все сложнее. Поэтому во второй половине ХХI придут мощные вызовы, расшатывающие государственные институции со стороны негосударственных и сетевых структур, идейная их основа будет левая – справедливость и равный доступ к благам всем.
В ближайшие 10-15 лет современным государствам (как институтам) не угрожают структурные вызовы, но противоречия накапливаются. Многие футурологи прогнозируют через пятьдесят-шестьдесят лет увеличение числа государств в 1,5 раза до 300 (сейчас 195 признанных государств и 193 члена ООН). Пока же правящие элиты контролируют технологический прогресс и усердно пытаются поставить под контроль децентрализованные потоки, чтобы не дать плебсу разгуляться во всех отношениях.
Правящая верхушка Ирана, несмотря на ощутимый урон после недавней войны с Израилем, сохранилась. В Кубе достаточно раздать 10 млн смартфонов и подключить (через спутники) к нормальному интернету и произойдет социальный взрыв. Но США (ни при Д. Байдене, ни тем более при Д. Трампе) делать это не будут, так как боятся геополитических последствий и не хотят притока нелегальных мигрантов. США не смогли «демократизировать» средневековый Афганистан, а про Туркменистан, у которого есть свой экономический фундамент, и говорить не приходится. Все это заставляет иначе взглянуть на судьбу failed state, даже если от этого определения отказываться не стоит. Гниение, агония и деградация таких государств может продолжаться десятилетиями и даже больше.
Вызовы для государств и мир-системы есть всегда, но, например, сто лет назад их было гораздо больше. Цикл революций, национальное строительство и Коминтерн, претендовавший на социалистические революции в Германии или Испании (при поддержке И. Сталиным республиканцев). То есть под угрозой были страны первого мира, недавние Империи, а не страны второго или третьего (эти под угрозой всегда, так как большинство из них рыхлые failed state) миров. Сейчас такого масштаба вызовов нет.
Это говорит в пользу инерционного сценария на ближайшие два десятилетия. Пока элиты по всему миру контролируют технологии и нет никаких Прометеев, готовых поделиться благами технологического прогресса с плебсом – ситуация будет оставаться относительно стабильной.
Большинство интеллектуалов в современном западном мире – склонны к левизне, особенно это заметно по интеллектуальной жизни во Франции, но сложить какие-либо опрокидывающие сценарии они пока не могут. Пассионарной силой в этих условиях является Ислам с его акцентом на традиционализм, а кое-где и прямо на архаику (не только в Афганистане).
Сейчас, в эпоху секьюритизации государства больше ориентированы на национальное строительство и милитаризацию, даже в рамках Евросоюза члены-обьединения усилили в последние годы выстраивание собственной логики нацстроительства под логикой зонтичного милитаризма (НАТО). Этот сценарий страхует правящие элиты от утраты власти. Это США на волне успехов в Холодной войне попытались организовать «волну демократизации», которая дошла до стран Балтии и Восточной Европе, но захлебнулась на Афганистане (11 сентября 2001 г.).
Китай, который все активнее задает ритм ходу мир-системы таких задач не ставит. Его цель – контроль национальных элит и выкачивание ресурсов и новые рынки сбыта своей продукции. Эта такая условно полуколониальная модель или модель прагматичного и аккуратного колониализма. Она не способна (и не ставит своей задачей) поменять облик мир-системы в ближайшие годы, не ставит она и задач майданизировать страны второго мира. Как раз наоборот, Китай хочет иметь дело с царями горы в своих национальных границах. С той лишь оговоркой, что стоит задача консолидировать незападные страны в своем антизападном векторе на предмет формирования биполярного мира. Но это уже мир-система проходила в ХХ в., хотя и в другом составе.
Тем не менее, технологический прогресс позволяет человечеству надеется на улучшение качества жизни, а сдерживать его государствам становится все сложнее. Поэтому во второй половине ХХI придут мощные вызовы, расшатывающие государственные институции со стороны негосударственных и сетевых структур, идейная их основа будет левая – справедливость и равный доступ к благам всем.
👍12🤔7🔥4❤3💯3
Постиндустриализация войны, мир-системные проекции и притязания Китая на глобальное управление: размышления о некоторых мегатрендах ближайших десятилетий.
Постсоветский военный конфликт очень важен в истории человечества тем, что это затяжной военный конфликт с участием постиндустриальных экономик. Понятно, что ни Россия, ни Украина не могут считаться постиндустриальными и высокотехнологичными в полном смысле слова, но в этих странах доля постиндустриальной экономики все же существенна. А если учесть и фактор Запада, который фактически участвует в конфликте и фактор Китая, который поставляет технологии и компоненты для дронов участникам – вывод о постиндустриализации может быть принят с этими оговорками.
Долгое время в социальной философии считалось, что постиндустриализирующиеся общества характеризуются высоким уровнем потребления и низкой готовностью граждан воевать. Именно в этом плане конфликт на постсоветском пространстве важен, например, европейским политикам-ястребам. Они поставили задачу осуществить эту конверсию и повысить готовность граждан сытых обществ воевать за счет классического гипертрофирования «внешней угрозы», в лице России.
И даже если кардинально решить этот вопрос в ближайшие 5-10 лет не получится – массированнное применение дронов ставит вопрос о роботизированных альтернативах на войне. Жителям развитых экономик с обширным потреблением запрос на роботизацию армии очень сильно по вкусу. Можно даже сказать, что это демократический запрос, так как его искренне поддержит большинство граждан европейских стран. Спекуляции и манипуляции относительно «внешних угроз» работают на приглушение пацифизма в общественных настроениях и с этим в Брюсселе с трудом, но справляются.
И, с другой стороны – Китай, который не играет ни в какую демократию, но испытывает в чем-то схожие проблемы. Китайская армия начиная с 1960-х гг. пыталась утвердиться много раз, но значительных успехов не достигла. Болезненное поражение в войне с Вьетнамом (1979 г.) остановил китайский милитаризм на много десятилетий и поставил Поднебесную на путь экономического развития.
Недавний парад в Китае, посвященный 80-летию окончания Второй мировой войны показал потенциальную мощь роботизированной китайской армии. Китай, также как и западные демократии (но по другим причинам) не рассчитывает на значительное вовлечение населения в военные планы и стремится роботизировать армию.
Постсоветский военный конфликт в этой логике не совсем сторонних и не совсем наблюдателей (то есть Запада и Китая) выглядит как долгий полигон испытаний столь нужного всем им перехода на постиндустриализированную и роботизированную военную реальность.
Китай, между тем, видит возможности взять на себя стратегическую инициативу и заявляет амбиции на глобальное управление. В условиях краха регулирующих возможностей ООН технологический прогресс рискует быть поставлен на нужды войны в широком смысле этого слова. Война и конфликт диалектически и исторически – это источник развития, но огромной ценой прежде всего для живуших здесь и сейчас людей.
И самое опасное в том, что все это может продолжаться до тех пор, пока многочисленные акторы не договорятся между собой соблюдать правила игры, а до этого, похоже, очень и очень далеко. Не видно никаких реальных механизмов такого урегулирования.
Постсоветский военный конфликт очень важен в истории человечества тем, что это затяжной военный конфликт с участием постиндустриальных экономик. Понятно, что ни Россия, ни Украина не могут считаться постиндустриальными и высокотехнологичными в полном смысле слова, но в этих странах доля постиндустриальной экономики все же существенна. А если учесть и фактор Запада, который фактически участвует в конфликте и фактор Китая, который поставляет технологии и компоненты для дронов участникам – вывод о постиндустриализации может быть принят с этими оговорками.
Долгое время в социальной философии считалось, что постиндустриализирующиеся общества характеризуются высоким уровнем потребления и низкой готовностью граждан воевать. Именно в этом плане конфликт на постсоветском пространстве важен, например, европейским политикам-ястребам. Они поставили задачу осуществить эту конверсию и повысить готовность граждан сытых обществ воевать за счет классического гипертрофирования «внешней угрозы», в лице России.
И даже если кардинально решить этот вопрос в ближайшие 5-10 лет не получится – массированнное применение дронов ставит вопрос о роботизированных альтернативах на войне. Жителям развитых экономик с обширным потреблением запрос на роботизацию армии очень сильно по вкусу. Можно даже сказать, что это демократический запрос, так как его искренне поддержит большинство граждан европейских стран. Спекуляции и манипуляции относительно «внешних угроз» работают на приглушение пацифизма в общественных настроениях и с этим в Брюсселе с трудом, но справляются.
И, с другой стороны – Китай, который не играет ни в какую демократию, но испытывает в чем-то схожие проблемы. Китайская армия начиная с 1960-х гг. пыталась утвердиться много раз, но значительных успехов не достигла. Болезненное поражение в войне с Вьетнамом (1979 г.) остановил китайский милитаризм на много десятилетий и поставил Поднебесную на путь экономического развития.
Недавний парад в Китае, посвященный 80-летию окончания Второй мировой войны показал потенциальную мощь роботизированной китайской армии. Китай, также как и западные демократии (но по другим причинам) не рассчитывает на значительное вовлечение населения в военные планы и стремится роботизировать армию.
Постсоветский военный конфликт в этой логике не совсем сторонних и не совсем наблюдателей (то есть Запада и Китая) выглядит как долгий полигон испытаний столь нужного всем им перехода на постиндустриализированную и роботизированную военную реальность.
Китай, между тем, видит возможности взять на себя стратегическую инициативу и заявляет амбиции на глобальное управление. В условиях краха регулирующих возможностей ООН технологический прогресс рискует быть поставлен на нужды войны в широком смысле этого слова. Война и конфликт диалектически и исторически – это источник развития, но огромной ценой прежде всего для живуших здесь и сейчас людей.
И самое опасное в том, что все это может продолжаться до тех пор, пока многочисленные акторы не договорятся между собой соблюдать правила игры, а до этого, похоже, очень и очень далеко. Не видно никаких реальных механизмов такого урегулирования.
👍10💯3❤1👎1🔥1
Мир-системные проекции эпического бегства правительства из Непала после успешного госпереворота. Спойлер: глобальные выводы делать не следует, а задуматься всегда есть о чем.
Запад в нынешней своей политической форме для того, чтобы взять под свой контроль небольшое государство, расположенное между Китаем и Индией. При Б. Обаме, например, американцы этим явно попытались бы воспользоваться, а сейчас такие планы гораздо менее вероятны. Прежде всего, потому что политика Д. Трампа не предполагает распыление ресурсов на периферийные задачи. Поэтому разговоров про демократизацию Непала и прочую риторику прав человека сейчас относительно немного.
Прозападные силы к власти в Непале могут прийти только теоретически. Страна имеет прочные связи с Индией, но больше ориентируется на Китай в плане экономики и стратегического будущего. Именно эти две гигантские страны и определят политическое будущее Непала и выберут обновленный состав элит.
Сам кейс «революция зумеров из-за запретов соцсетей» показателен для, например, Грузии или Казахстана, но никак не для евразийских мега-стран с сильной централизованной властью и мощными инструментами подавления недовольства.
Трос, сброшенный с вертолета, за который зацепились члены правительства (уже бывшего) Непала, тем не менее важен не только символически. Китай, с его амбициями на глобальное управление постоянно прорабатывает и делится вариантами укрепления действующих политрежимов в незападных странах за счет ограничений интернета. Свои проекты на этот счет есть и в Москве, которая налаживает экспорт своих рецептов в другие страны.
В этом плане кейс Непала будет внимательно изучаться на предмет ошибок и коррекций. В нынешних условиях они только усилят наступление на глобальный интернет и его перевод в разряд суверенного. Это становится sine qua non (необходимым условием) выживания авторитарных и тоталитарных режимов. Впрочем, не только их. Ограничения интернета сейчас заметны и в Великобритании, и в других западных странах.
Суверенитизация интернета – это способ правящих элит продлить свое политическое доминирование еще на 15-30 лет (в разных странах по-разному). Однако все это осуществляется за счет накопления противоречий и нарастающего левого запроса на социальную справедливость, который хорошо миксуется, например, с радикализацией Ислама (не только в палестинско-ХАМАСовском варианте, но и в других).
Кое-где сильные государственные аппараты его смогут подавить путем ужесточения и цифровых концлагерей, а кое-где и это не поможет. На текущем этапе централизованные государственные образования, сформированные в период развитого Модерна, переигрывают постмодернистские сетевые структуры и соответствующие запросы масс. Но так будет не всегда. Пока же Непал смотрится одним из исключений из общего тренда...
Запад в нынешней своей политической форме для того, чтобы взять под свой контроль небольшое государство, расположенное между Китаем и Индией. При Б. Обаме, например, американцы этим явно попытались бы воспользоваться, а сейчас такие планы гораздо менее вероятны. Прежде всего, потому что политика Д. Трампа не предполагает распыление ресурсов на периферийные задачи. Поэтому разговоров про демократизацию Непала и прочую риторику прав человека сейчас относительно немного.
Прозападные силы к власти в Непале могут прийти только теоретически. Страна имеет прочные связи с Индией, но больше ориентируется на Китай в плане экономики и стратегического будущего. Именно эти две гигантские страны и определят политическое будущее Непала и выберут обновленный состав элит.
Сам кейс «революция зумеров из-за запретов соцсетей» показателен для, например, Грузии или Казахстана, но никак не для евразийских мега-стран с сильной централизованной властью и мощными инструментами подавления недовольства.
Трос, сброшенный с вертолета, за который зацепились члены правительства (уже бывшего) Непала, тем не менее важен не только символически. Китай, с его амбициями на глобальное управление постоянно прорабатывает и делится вариантами укрепления действующих политрежимов в незападных странах за счет ограничений интернета. Свои проекты на этот счет есть и в Москве, которая налаживает экспорт своих рецептов в другие страны.
В этом плане кейс Непала будет внимательно изучаться на предмет ошибок и коррекций. В нынешних условиях они только усилят наступление на глобальный интернет и его перевод в разряд суверенного. Это становится sine qua non (необходимым условием) выживания авторитарных и тоталитарных режимов. Впрочем, не только их. Ограничения интернета сейчас заметны и в Великобритании, и в других западных странах.
Суверенитизация интернета – это способ правящих элит продлить свое политическое доминирование еще на 15-30 лет (в разных странах по-разному). Однако все это осуществляется за счет накопления противоречий и нарастающего левого запроса на социальную справедливость, который хорошо миксуется, например, с радикализацией Ислама (не только в палестинско-ХАМАСовском варианте, но и в других).
Кое-где сильные государственные аппараты его смогут подавить путем ужесточения и цифровых концлагерей, а кое-где и это не поможет. На текущем этапе централизованные государственные образования, сформированные в период развитого Модерна, переигрывают постмодернистские сетевые структуры и соответствующие запросы масс. Но так будет не всегда. Пока же Непал смотрится одним из исключений из общего тренда...
👍8😢4💯4