Делегирование Минздрава & имитация бурной деятельности
Федеральный Минздрав рекомендует региональным «активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников» и добиться того, что доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55-60%. С высокой долей вероятности судьба этой рекомендации будет аналогичной майским указам, значительная часть которых оказалась не выполненной.
Ковидные годы внесли значительную асимметрию в работу систем регионального здравоохранения: в наибольшей степени это было заметно по состоянию граничащих с московской агломерации регионов. Многие врачи и медработники, живущие в этих регионах, предпочитают работать в Москве или Московской области, так как зарплаты там в несколько раз выше. Ну а в Рязанской, Владимирской, Тверской и далее по списку областях многочисленные сложности с медработниками при очевидной невозможности местных властей платить им достойную зарпалту.
Сейчас, фактически, федеральный центр переходит к т.н. практикам "федерализма" в социальной политике, который был заметен ранее и выражался, например, в повышенной ответственности регионов за антиковидную политику в 2020 г.
Регионам мягко дается понять, что у федерального центра другие приоритеты, а вопросы повышения зарплат вчерашним героям страны пусть решают региональные администрации. И это в условиях очень серьезной просадки поступлений по НДФЛ и другим налогам в региональные бюджеты, которая будет ощутимой по итогам третьего квартала и очень заметной по итогам четвертого квартала 2022 г.
Впрочем, само рассуждение в терминах Центр – Регионы становится все более нерелевантным с точки зрения госуправления. В регионах сидят исполнители воли федерального центра, которые будут выполнять то, что можно выполнить, а то, что нельзя – мягко проигнорируют с помощью привычной для чиновников имитации бурной деятельности и нарисованных отчетов.
Федеральный Минздрав рекомендует региональным «активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников» и добиться того, что доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55-60%. С высокой долей вероятности судьба этой рекомендации будет аналогичной майским указам, значительная часть которых оказалась не выполненной.
Ковидные годы внесли значительную асимметрию в работу систем регионального здравоохранения: в наибольшей степени это было заметно по состоянию граничащих с московской агломерации регионов. Многие врачи и медработники, живущие в этих регионах, предпочитают работать в Москве или Московской области, так как зарплаты там в несколько раз выше. Ну а в Рязанской, Владимирской, Тверской и далее по списку областях многочисленные сложности с медработниками при очевидной невозможности местных властей платить им достойную зарпалту.
Сейчас, фактически, федеральный центр переходит к т.н. практикам "федерализма" в социальной политике, который был заметен ранее и выражался, например, в повышенной ответственности регионов за антиковидную политику в 2020 г.
Регионам мягко дается понять, что у федерального центра другие приоритеты, а вопросы повышения зарплат вчерашним героям страны пусть решают региональные администрации. И это в условиях очень серьезной просадки поступлений по НДФЛ и другим налогам в региональные бюджеты, которая будет ощутимой по итогам третьего квартала и очень заметной по итогам четвертого квартала 2022 г.
Впрочем, само рассуждение в терминах Центр – Регионы становится все более нерелевантным с точки зрения госуправления. В регионах сидят исполнители воли федерального центра, которые будут выполнять то, что можно выполнить, а то, что нельзя – мягко проигнорируют с помощью привычной для чиновников имитации бурной деятельности и нарисованных отчетов.
Околовластные акторы & Воля Олимпийских небожителей
Уголовные дела в отношении околовластных акторов, таких как получивший за госизмену 22 года тюрьмы Иван Сафронов или называемая автором анонимных телеграм-каналов Александра Баязитова – это слой проблемы, который никак не связан с репрессиями в отношении политической оппозиции или диссидентов.
Этот слой вызывает гораздо меньше общественного резонанса и, что важно, гораздо меньше общественных симпатий, причем не только из-за атомизированности и пофигизма российского социума.
Аполитичные граждане склонны считать, что политика – это дело не только грязное, но и опасное: в этом плане мелкие акторы, решившие заработать на конструировании противоречий внутри элитах или половить рыбку в мутной воде – еще менее симпатичные с точки зрения общества фигуры нежели оппозиционеры или диссиденты.
Власть не как единый социальный институт, а как набор обладающих полномочиями акторов властного поля проявляет корпоративную солидарность и дает понять, что вмешательство плебса в дела олимпийских небожителей является совершенно недопустимым и будет жестко наказываться.
К тому же, в обществе без оппозиции центр внимания властных центров автоматически смещается с прямой оппозиционной деятельности к контролю за различными действиями, которые не только власть в целом, но и отдельные ее представители могут расценивать как подозрительную или антисистемную.
Такая оптика имеет значительные и далеко идущие не только общественные, но и политические последствия и способна существенным образом трансформировать властно-управленческой поле: эти процессы, во многом уже запущены, логика их развития набирает обороты.
Уголовные дела в отношении околовластных акторов, таких как получивший за госизмену 22 года тюрьмы Иван Сафронов или называемая автором анонимных телеграм-каналов Александра Баязитова – это слой проблемы, который никак не связан с репрессиями в отношении политической оппозиции или диссидентов.
Этот слой вызывает гораздо меньше общественного резонанса и, что важно, гораздо меньше общественных симпатий, причем не только из-за атомизированности и пофигизма российского социума.
Аполитичные граждане склонны считать, что политика – это дело не только грязное, но и опасное: в этом плане мелкие акторы, решившие заработать на конструировании противоречий внутри элитах или половить рыбку в мутной воде – еще менее симпатичные с точки зрения общества фигуры нежели оппозиционеры или диссиденты.
Власть не как единый социальный институт, а как набор обладающих полномочиями акторов властного поля проявляет корпоративную солидарность и дает понять, что вмешательство плебса в дела олимпийских небожителей является совершенно недопустимым и будет жестко наказываться.
К тому же, в обществе без оппозиции центр внимания властных центров автоматически смещается с прямой оппозиционной деятельности к контролю за различными действиями, которые не только власть в целом, но и отдельные ее представители могут расценивать как подозрительную или антисистемную.
Такая оптика имеет значительные и далеко идущие не только общественные, но и политические последствия и способна существенным образом трансформировать властно-управленческой поле: эти процессы, во многом уже запущены, логика их развития набирает обороты.
Балтийская солидарность & Европейские институции
Ожидаемый фактический запрет на пересечение россиянами сухопутных границ с Латвией, Эстонией и Литвой по шенгенским визам – это пример дисциплинарных мер воздействия, которые применяют страны Балтии, вне зависимости от норм права. Правовых оснований явно недостаточно, но принцип «мы считаем так нужно» в этом случае превалирует и это никто не скрывает.
Впрочем, для руководства балтийских республик проводить такую политику не впервой: в 1990-е гг. они последовательно и настойчиво выдавливали русскоязычное население из своих республик, сейчас тоже самое хотят сделать и с теми россиянами и белорусами, которые обзавелись недвижимостью в этих странах.
Но главное дается понять, что присутствие российских туристов (в том числе и транзитных) на их территории является нежелательным. Можно называть руководство балтийских стран идиотами и говорить о том, что они не получат много прибыли от туристических потоков, однако это выбор этих стран. И озвученные меры дадут свой эффект: многие начнут выбирать другие маршруты вьезда в Евросоюз: через Турцию, Армению или Финляндию, которая, кстати, решила не присоединяться к балтийским мерам и продолжит соблюдать шенгенские соглашения в отношении россиян.
Все эти инфоповоды очень хорошо расходятся в масс-медиа и создают соответствующий конфронтационный фон, который смакуют пропагандисты с обоих сторон. Как, кстати, и информацию о том, что страны Евросоюза чаще стали отнимать наличную валюту у выезжающих с территории ЕС стран россиян, а также изымать товары при попытке получить такс-фри.
Возможность не впускать россиян по шенгенским визам полностью противоречит соглашению стран-участниц, однако балтийские государства заявляют, что будут делать так, как считают нужным. В этом плане европейские институции, так долго создававшиеся, действительно, ставятся под сомнение.
Сейчас России предстоит пройти то, что Белоруссия проходит уже несколько лет. А. Лукашенко для граждан Литвы и Латвии (а также имеющих статус неграждан в этой стране), открыл возможность безвизового посещения исходя из экономических и гуманитарных соображений. МИД России уже заявил, что не будет отвечать на недружественные действия балтийских республик и это смотрится также достаточно выигрышно, хотя кардинально репутацию российских властей на Западе не поменяет.
Ожидаемый фактический запрет на пересечение россиянами сухопутных границ с Латвией, Эстонией и Литвой по шенгенским визам – это пример дисциплинарных мер воздействия, которые применяют страны Балтии, вне зависимости от норм права. Правовых оснований явно недостаточно, но принцип «мы считаем так нужно» в этом случае превалирует и это никто не скрывает.
Впрочем, для руководства балтийских республик проводить такую политику не впервой: в 1990-е гг. они последовательно и настойчиво выдавливали русскоязычное население из своих республик, сейчас тоже самое хотят сделать и с теми россиянами и белорусами, которые обзавелись недвижимостью в этих странах.
Но главное дается понять, что присутствие российских туристов (в том числе и транзитных) на их территории является нежелательным. Можно называть руководство балтийских стран идиотами и говорить о том, что они не получат много прибыли от туристических потоков, однако это выбор этих стран. И озвученные меры дадут свой эффект: многие начнут выбирать другие маршруты вьезда в Евросоюз: через Турцию, Армению или Финляндию, которая, кстати, решила не присоединяться к балтийским мерам и продолжит соблюдать шенгенские соглашения в отношении россиян.
Все эти инфоповоды очень хорошо расходятся в масс-медиа и создают соответствующий конфронтационный фон, который смакуют пропагандисты с обоих сторон. Как, кстати, и информацию о том, что страны Евросоюза чаще стали отнимать наличную валюту у выезжающих с территории ЕС стран россиян, а также изымать товары при попытке получить такс-фри.
Возможность не впускать россиян по шенгенским визам полностью противоречит соглашению стран-участниц, однако балтийские государства заявляют, что будут делать так, как считают нужным. В этом плане европейские институции, так долго создававшиеся, действительно, ставятся под сомнение.
Сейчас России предстоит пройти то, что Белоруссия проходит уже несколько лет. А. Лукашенко для граждан Литвы и Латвии (а также имеющих статус неграждан в этой стране), открыл возможность безвизового посещения исходя из экономических и гуманитарных соображений. МИД России уже заявил, что не будет отвечать на недружественные действия балтийских республик и это смотрится также достаточно выигрышно, хотя кардинально репутацию российских властей на Западе не поменяет.
Постэлекторальные пунктиры…
Результаты выборов губернаторов в 14 регионах страны актуализируют дискуссию о целесообразности таких выборов. Итоговая явка в 30-40% не позволяет оценивать «туркменистанские» (80-85%) результаты как свидетельство консолидации общества и власти и фактор высокого уровня поддержки губернаторов.
Тем более, что даже на этом фоне Е. Куйвашев (Свердловская область), А. Бречалов (Удмуртия) и А. Парфенчиков (Карелия) показали достаточно скромные результаты. А скромные, в туркменистанской терминологии, это все цифры ниже 70%. В прошлом году еще более «скромный» результат показал, например, И. Руденя (Тверская область), которому еле-еле хватило голосов для победы в первом туре.
Большинство избирателей не пришло на эти выборы и это значимый фактор общественного сознания. Очевидно, что и региональные администрации (за исключением регионов, которых относят к электоральным султанатам) работали на низкую явку. Интерес к выборам целенаправленно нигде не повышался.
Низкая явка также является определенной страховкой от вбросов: в этом плане региональные власти в большинстве своем (даже в Бурятии или Марий Эл, но не в Саратовской или Тамбовской области) провели аккуратные выборы.
Дискурс о фальсификациях на этих выборах оказался дисквалифицированным: несистемная оппозиция и институт реальных наблюдателей оказались в силу разных причин отодвинуты, а диссиденты за пределами страны не могут предъявить фактуру, свидетельствующие о реальных нарушениях. Про иностранных наблюдателей на выборах больше никто и не говорит.
Также выборы показали, что политтехнологический инструментарий в нынешних условиях имеет сокращающееся значение: креатива все меньше, а работать над механистической мобилизацией бюджетников могут и не дорогостоящие политтехнологи, а клерки из муниципалитетов.
До следующих выборов еще год, а это, учитывая текущие реалии, очень много, однако закрытые дискуссий по поводу отмены выборов среди кураторов внутренней политики обязательно будут.
Результаты выборов губернаторов в 14 регионах страны актуализируют дискуссию о целесообразности таких выборов. Итоговая явка в 30-40% не позволяет оценивать «туркменистанские» (80-85%) результаты как свидетельство консолидации общества и власти и фактор высокого уровня поддержки губернаторов.
Тем более, что даже на этом фоне Е. Куйвашев (Свердловская область), А. Бречалов (Удмуртия) и А. Парфенчиков (Карелия) показали достаточно скромные результаты. А скромные, в туркменистанской терминологии, это все цифры ниже 70%. В прошлом году еще более «скромный» результат показал, например, И. Руденя (Тверская область), которому еле-еле хватило голосов для победы в первом туре.
Большинство избирателей не пришло на эти выборы и это значимый фактор общественного сознания. Очевидно, что и региональные администрации (за исключением регионов, которых относят к электоральным султанатам) работали на низкую явку. Интерес к выборам целенаправленно нигде не повышался.
Низкая явка также является определенной страховкой от вбросов: в этом плане региональные власти в большинстве своем (даже в Бурятии или Марий Эл, но не в Саратовской или Тамбовской области) провели аккуратные выборы.
Дискурс о фальсификациях на этих выборах оказался дисквалифицированным: несистемная оппозиция и институт реальных наблюдателей оказались в силу разных причин отодвинуты, а диссиденты за пределами страны не могут предъявить фактуру, свидетельствующие о реальных нарушениях. Про иностранных наблюдателей на выборах больше никто и не говорит.
Также выборы показали, что политтехнологический инструментарий в нынешних условиях имеет сокращающееся значение: креатива все меньше, а работать над механистической мобилизацией бюджетников могут и не дорогостоящие политтехнологи, а клерки из муниципалитетов.
До следующих выборов еще год, а это, учитывая текущие реалии, очень много, однако закрытые дискуссий по поводу отмены выборов среди кураторов внутренней политики обязательно будут.
Постсоветское двоемыслие & Логика мобилизации
Разработанные в свое время социологом Ю. Левадой характеристики советского и постсоветского человека как лукавого сейчас помогают понять алгоритмы массового поведения россиян в сложный исторический период.
Лукавый человек приспосабливается к социальной действительности, ища допуски и лазейки, а также способы использовать их в собственных интересах или обойти существующие «правила игры».
Это не конформизм в чистом виде: отчетливая неготовность противостоять власти сопутствует с желанием обойти правила игры и поставить себя в особое положение. То есть, реальность как таковая не устраивает человека, он хотел бы ее изменить, но готов ее менять не институционально, а конъюнктурно, только для себя и своей семьи, здесь и сейчас.
Этатистское мышление о том, что государство/власть обладает сверхресурсами и противостоять ему бесполезно, а, нередко, и опасно глубоко вошла в генетическую память россиян. Но с государством можно лукаво сосуществовать.
Лукавое двоемыслие отчетливо проявилось в 2021 г., когда власти попытались принудить общество к вакцинации от ковида, что обернулось покупкой сертификатов и других стратегиях ухода от принуждения.
Сейчас, в контексте появляющихся разговоров о мобилизации социум будет реагировать аналогично. Собственно, поэтому и всеобщая мобилизация как таковая не имеет перспектив, а сам дискурс вреден для рейтингов доверия властям, и они эти разговоры постараются как можно быстрее свернуть.
Но дело не только в мобилизации. Советский социум был более консолидировать в силу, социально-экономических и культурных факторов, а также наличия какой-никакой, но идеологии: все смотрели одни и те же фильмы, проводили досуг примерно одинаково и потребительские возможности были более-менее схожими.
Российский социум более атомизирован и деидеологизирован, в нем больше разнообразия не только по уровню доходов, но и по стилистике жизни и интересов отдельных граждан.
С точки зрения контроля над обществом атомизация крайне важна, так как позволяет власти с помощью силового ресурса и пропаганды навязывать свой порядок. А как аполитичный социум к этому относится двоемысленно или троемысленно, по большому счету, властей не сильно беспокоит. Двоемыслие – плохой союзник мобилизации в широком смысле этого слова, но правящий класс это отлично знает.
Разработанные в свое время социологом Ю. Левадой характеристики советского и постсоветского человека как лукавого сейчас помогают понять алгоритмы массового поведения россиян в сложный исторический период.
Лукавый человек приспосабливается к социальной действительности, ища допуски и лазейки, а также способы использовать их в собственных интересах или обойти существующие «правила игры».
Это не конформизм в чистом виде: отчетливая неготовность противостоять власти сопутствует с желанием обойти правила игры и поставить себя в особое положение. То есть, реальность как таковая не устраивает человека, он хотел бы ее изменить, но готов ее менять не институционально, а конъюнктурно, только для себя и своей семьи, здесь и сейчас.
Этатистское мышление о том, что государство/власть обладает сверхресурсами и противостоять ему бесполезно, а, нередко, и опасно глубоко вошла в генетическую память россиян. Но с государством можно лукаво сосуществовать.
Лукавое двоемыслие отчетливо проявилось в 2021 г., когда власти попытались принудить общество к вакцинации от ковида, что обернулось покупкой сертификатов и других стратегиях ухода от принуждения.
Сейчас, в контексте появляющихся разговоров о мобилизации социум будет реагировать аналогично. Собственно, поэтому и всеобщая мобилизация как таковая не имеет перспектив, а сам дискурс вреден для рейтингов доверия властям, и они эти разговоры постараются как можно быстрее свернуть.
Но дело не только в мобилизации. Советский социум был более консолидировать в силу, социально-экономических и культурных факторов, а также наличия какой-никакой, но идеологии: все смотрели одни и те же фильмы, проводили досуг примерно одинаково и потребительские возможности были более-менее схожими.
Российский социум более атомизирован и деидеологизирован, в нем больше разнообразия не только по уровню доходов, но и по стилистике жизни и интересов отдельных граждан.
С точки зрения контроля над обществом атомизация крайне важна, так как позволяет власти с помощью силового ресурса и пропаганды навязывать свой порядок. А как аполитичный социум к этому относится двоемысленно или троемысленно, по большому счету, властей не сильно беспокоит. Двоемыслие – плохой союзник мобилизации в широком смысле этого слова, но правящий класс это отлично знает.
В обществе отчетливый запрос на развлечения и досуг: международных соревнований с участием российских спортсменов почти нет, комики и юмористы признаются иноагентами, кинотеатры лишены возможности показывать фильмы из Голливуда, а от новостей про СВО в Украине общество устало.
Сейчас власти нужна поддержка музыкантов и творческой интеллигенции, а заявление Пугачевой производит не только нежелательные
социальные, но и негативные внутрицеховые эффекты в шоу-бизнесе.
Все это представляет затруднения для власти, но вряд ли заставит изменить образ мышления правящего класса. Музыканты и спортсмены в конфигурации воспринимаются как зависимая обслуга, а не политические акторы. Здесь со времен древнеримских гладиаторов и крепостных театров у русских дворян мало что изменилось.
Собственно, поэтому любые политические заявления музыкантов и певиц представляют такие сложности для власти. И именно поэтому такая точка зрения выглядит как анахроническая ошибка правящего класса с точки зрения технологий властвования в информационном обществе.
https://t.me/kremlebezBashennik/29843
Сейчас власти нужна поддержка музыкантов и творческой интеллигенции, а заявление Пугачевой производит не только нежелательные
социальные, но и негативные внутрицеховые эффекты в шоу-бизнесе.
Все это представляет затруднения для власти, но вряд ли заставит изменить образ мышления правящего класса. Музыканты и спортсмены в конфигурации воспринимаются как зависимая обслуга, а не политические акторы. Здесь со времен древнеримских гладиаторов и крепостных театров у русских дворян мало что изменилось.
Собственно, поэтому любые политические заявления музыкантов и певиц представляют такие сложности для власти. И именно поэтому такая точка зрения выглядит как анахроническая ошибка правящего класса с точки зрения технологий властвования в информационном обществе.
https://t.me/kremlebezBashennik/29843
Telegram
Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Резонансное заявление певицы Аллы Пугачевой, которая обратилась в Минюст РФ и попросила признать себя иноагентом, имеет массу эффектов. Разберем некоторые…
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Резонансное заявление певицы Аллы Пугачевой, которая обратилась в Минюст РФ и попросила признать себя иноагентом, имеет массу эффектов. Разберем некоторые…
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Попробую сформулировать тезисы про так называемую частичную мобилизацию.
1. Сама формулировка «частичная» является, скорее, политтехнологическим и пиар-инструментом, что очень быстро стало очевидно не только экспертному сообществу, но и «глубинному народу», который этой мобилизации и подлежит. Особенно ощущение частичности плохо выражено у жителей малых городов и сел, а также прочих локаций региональной периферии: думаю, понятно почему.
2. Тем не менее, и общество, и власть находятся в состоянии лукавого консенсуса или декларируют готовность к нему: граждане и их семьи все-таки надеются, что их мобилизация не коснется, а власть не закрывает (пока) выезд из страны и оставляет возможным схемы ухода от конфликта.
3. Частичная мобилизация уничтожила Z-патриотизм, но актуализировала в общественном сознании еще больший радикализм со стороны отдельных «варлордов» и «псов войны». И тем, и другим никакая идеология не нужна. Это важный эффект, так как нерв политических решений сейчас связан, прежде всего, не с экономикой, не с социальной политикой, а с боевыми действиями. «Варлорды» все заметнее с точки зрения политики и публичности: это и неминуемо, и это настораживает.
4. Частичная мобилизация сформулировала частичную эвакуацию, то есть массовый отъезд граждан призывного возраста за пределы страны. Частичная мобилизация в этом плане выступила шоком для социума, в котором есть одно, несколько отрезвляющее воздействие: оно показывает, что власть стремится к тотальности и игнорирует мнение граждан соответствующим образом.
5. Вновь из страны уезжают высококвалифицированные молодые специалисты: очередной удар по будущему страны, которое требует не замыкания России в идеологемах самодостаточности, а глобальное и конкурентное развитие.
6. Р.Кадыров назвал уклонистов людьми второго сорта, впрочем, многие из них и так, еще до СВО, понимали свой статус в стране, несмотря на то, что именно они составляли перспективы нации и надежды на опережающее развитие России в условиях глобализации. Но в условиях рентной экономики, в которой ослаблен потенциал меритократии до симулякративно-символических значений, представители этого «второго сорта» все прекрасно и так понимают и иллюзий не питают. Приучили их уже к «второсортности» и ограниченным возможностям влиять на экономику и политику страны.
7. Оттоки из страны граждан усиливают «Русский мир», только - не в официальном варианте властей, а в реальности, мир людей, которые говорят на русском языке, но не связаны имперскими амбициями. Такие общности развиваются не только на Западе, но и на постсоветском пространстве, яркий пример - Армения. Это - альтернативная, отличная от государственно-имперской, практика сохранения российской культуры и образованного среднего класса.
8. Лишь прозорливое меньшинство понимает, какое отношение к россиянам будет не только в Европе, но и на том же постсоветском пространстве. Ресентимент, накопленный титульными этносами союзных республик, просыпается и будет проявляться. «Старший брат» – это гордо и хорошо, когда он в силе, а когда он промахнулся – все выглядит иначе. Это раньше «старший брат» был хозяином Империи, а теперь рискует вновь стать сиротой. Эта атмосфера чувствовалась на Самаркандском саммите, а сейчас ее чувствуют и простые россияне, которые сейчас перебираются в Казахстан и Киргизию с целью избежать мобилизации.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Попробую сформулировать тезисы про так называемую частичную мобилизацию.
1. Сама формулировка «частичная» является, скорее, политтехнологическим и пиар-инструментом, что очень быстро стало очевидно не только экспертному сообществу, но и «глубинному народу», который этой мобилизации и подлежит. Особенно ощущение частичности плохо выражено у жителей малых городов и сел, а также прочих локаций региональной периферии: думаю, понятно почему.
2. Тем не менее, и общество, и власть находятся в состоянии лукавого консенсуса или декларируют готовность к нему: граждане и их семьи все-таки надеются, что их мобилизация не коснется, а власть не закрывает (пока) выезд из страны и оставляет возможным схемы ухода от конфликта.
3. Частичная мобилизация уничтожила Z-патриотизм, но актуализировала в общественном сознании еще больший радикализм со стороны отдельных «варлордов» и «псов войны». И тем, и другим никакая идеология не нужна. Это важный эффект, так как нерв политических решений сейчас связан, прежде всего, не с экономикой, не с социальной политикой, а с боевыми действиями. «Варлорды» все заметнее с точки зрения политики и публичности: это и неминуемо, и это настораживает.
4. Частичная мобилизация сформулировала частичную эвакуацию, то есть массовый отъезд граждан призывного возраста за пределы страны. Частичная мобилизация в этом плане выступила шоком для социума, в котором есть одно, несколько отрезвляющее воздействие: оно показывает, что власть стремится к тотальности и игнорирует мнение граждан соответствующим образом.
5. Вновь из страны уезжают высококвалифицированные молодые специалисты: очередной удар по будущему страны, которое требует не замыкания России в идеологемах самодостаточности, а глобальное и конкурентное развитие.
6. Р.Кадыров назвал уклонистов людьми второго сорта, впрочем, многие из них и так, еще до СВО, понимали свой статус в стране, несмотря на то, что именно они составляли перспективы нации и надежды на опережающее развитие России в условиях глобализации. Но в условиях рентной экономики, в которой ослаблен потенциал меритократии до симулякративно-символических значений, представители этого «второго сорта» все прекрасно и так понимают и иллюзий не питают. Приучили их уже к «второсортности» и ограниченным возможностям влиять на экономику и политику страны.
7. Оттоки из страны граждан усиливают «Русский мир», только - не в официальном варианте властей, а в реальности, мир людей, которые говорят на русском языке, но не связаны имперскими амбициями. Такие общности развиваются не только на Западе, но и на постсоветском пространстве, яркий пример - Армения. Это - альтернативная, отличная от государственно-имперской, практика сохранения российской культуры и образованного среднего класса.
8. Лишь прозорливое меньшинство понимает, какое отношение к россиянам будет не только в Европе, но и на том же постсоветском пространстве. Ресентимент, накопленный титульными этносами союзных республик, просыпается и будет проявляться. «Старший брат» – это гордо и хорошо, когда он в силе, а когда он промахнулся – все выглядит иначе. Это раньше «старший брат» был хозяином Империи, а теперь рискует вновь стать сиротой. Эта атмосфера чувствовалась на Самаркандском саммите, а сейчас ее чувствуют и простые россияне, которые сейчас перебираются в Казахстан и Киргизию с целью избежать мобилизации.
Терпимость к уклонизму & Обьективированный социум
Мобилизация предполагает моральный авторитет, а не только политическую волю: с этим у властей большие сложности. Одна из них в том, что власти не в состоянии обеспечить в общественном мнении доминирование тезиса о нетерпимом отношении к уклонистам и нежелающим идти в армию, а в перспективе, и на фронт. Эта позиция навязывается, но доминировать не может и, в целом, является непопулярной. Отчетливо виден эффект отторжения.
Среди уклонистов много оппозиционно мыслящих, но преобладают нейтральные либо те, кто совсем недавно высказывался за СВО в Украине. Вопрос в том, вернуться ли когда-нибудь эти граждане к диванному патриотизму и столь привычной им обывательской аполитичности. Вполне возможно, что нет, но и к активной гражданской политической культуре путь очень долог и тернист.
Скорее ситуация ведет к дальнейшему торжеству в социуме лукавого двоемыслия. То есть граждане все понимают, но предпочитают этого «не замечать» или молчать. Однако и терпеть уже становится невозможно.
Любая консолидация общества и власти основана на ощущении социальной справедливости, а в российском социуме, наоборот, велико ощущение несправедливости.
В этом плане возможность выезда за границу - это почти единственный способ общества активно реагировать на несправедливость. Кстати, сама мобилизация показала, что власть не высоко оценивает факт поддержки социума. Эта поддержка воспринимается как обьективированная и управляемая. То есть общество не субьект поддержки, а ее обьект. Главное, чтобы общество не протестовало и не высказывало, по возможности, своего социального недовольства.
А искренне поддерживается власть, под страхом репрессий или вследствие конформизма не так уж и важно. Конечно же, искренняя поддержка – это сам по себе значимый общественно-политический ресурс, однако власть не в таком сейчас состоянии чтобы серьезно рассчитывать на такую поддержку, хотя до мобилизации все было иначе.
С точки зрения формирования общественных настроений частичная мобилизация сформировала эффекты, многократно превышающие непопулярную пенсионную реформу.
Мобилизация предполагает моральный авторитет, а не только политическую волю: с этим у властей большие сложности. Одна из них в том, что власти не в состоянии обеспечить в общественном мнении доминирование тезиса о нетерпимом отношении к уклонистам и нежелающим идти в армию, а в перспективе, и на фронт. Эта позиция навязывается, но доминировать не может и, в целом, является непопулярной. Отчетливо виден эффект отторжения.
Среди уклонистов много оппозиционно мыслящих, но преобладают нейтральные либо те, кто совсем недавно высказывался за СВО в Украине. Вопрос в том, вернуться ли когда-нибудь эти граждане к диванному патриотизму и столь привычной им обывательской аполитичности. Вполне возможно, что нет, но и к активной гражданской политической культуре путь очень долог и тернист.
Скорее ситуация ведет к дальнейшему торжеству в социуме лукавого двоемыслия. То есть граждане все понимают, но предпочитают этого «не замечать» или молчать. Однако и терпеть уже становится невозможно.
Любая консолидация общества и власти основана на ощущении социальной справедливости, а в российском социуме, наоборот, велико ощущение несправедливости.
В этом плане возможность выезда за границу - это почти единственный способ общества активно реагировать на несправедливость. Кстати, сама мобилизация показала, что власть не высоко оценивает факт поддержки социума. Эта поддержка воспринимается как обьективированная и управляемая. То есть общество не субьект поддержки, а ее обьект. Главное, чтобы общество не протестовало и не высказывало, по возможности, своего социального недовольства.
А искренне поддерживается власть, под страхом репрессий или вследствие конформизма не так уж и важно. Конечно же, искренняя поддержка – это сам по себе значимый общественно-политический ресурс, однако власть не в таком сейчас состоянии чтобы серьезно рассчитывать на такую поддержку, хотя до мобилизации все было иначе.
С точки зрения формирования общественных настроений частичная мобилизация сформировала эффекты, многократно превышающие непопулярную пенсионную реформу.
«ФОМ» не разжег, а зафиксировал то, что происходит. С поправками на византийскую школу социологии и методологические операции ему позволили опубликовать такие цифры. 69% уровень тревожности социума это очень много, но, кажется, что не предел. Важно, что византийским социологам позволили опубликовать такие цифры.
Знакомым с закрытой социологией реальная ситуация известна и она, мягко говоря, отличается от «ФОМовской».
Потенциал роста социальной тревоги и снижения рейтингов доверия власти - очень высокий.
Впрочем, для власти важен сейчас не рейтинг доверия, за которым часто скрывается конформизм и аполитичное соглашательство, а антирейтинг и готовность к протестам.
Даже в этих, очень суровых реалиях, протестный потенциал растёт, но пока остаётся, в основном, в приемлемых для власти значениях. Пока так.
https://t.me/rusbrief/58990
Знакомым с закрытой социологией реальная ситуация известна и она, мягко говоря, отличается от «ФОМовской».
Потенциал роста социальной тревоги и снижения рейтингов доверия власти - очень высокий.
Впрочем, для власти важен сейчас не рейтинг доверия, за которым часто скрывается конформизм и аполитичное соглашательство, а антирейтинг и готовность к протестам.
Даже в этих, очень суровых реалиях, протестный потенциал растёт, но пока остаётся, в основном, в приемлемых для власти значениях. Пока так.
https://t.me/rusbrief/58990
Формула Уйбы & Чрезвычайщиное госуправление
Похоже, многие губернаторы в условиях мобилизации решили, что у них есть полная власть над жителями регионов и действуют по формуле Уйбы.
Глава Коми В. Уйба в мае 2021 г. в ответ на замечания жителей о необходимости жаловаться главе государства заявил, что этого делать не нужно, а он для них и есть «Путин». Похоже, примерно также думают сейчас, в условиях чрезвычайной ситуации и другие губернаторы.
Например, губернатор Магаданской области потребовал выдать повестку главе золотодобывающей компании, а потом уже разбираться правильно ли выдана повестка или нет. Глава Бурятии и вовсе пригрозил мобилизацией предпринимателям, которые завышают цены на военное обмундирование.
Эти примеры можно множить, но суть итак понятна: губернаторы, действительно, рассматривают себя как наместников Царя и Бога в одном лице на местах.
С точки зрения логики госуправления очевидно: в этих и других случаях губернаторы рассматривают мобилизацию как способ повышения управляемости территориями посредством наделения себя сверхполномочиями, которые выходят за рамки закона.
Все это чревато не только ростом коррупции и бесконтрольности, но и массой других управленческих эффектов. Социальный контроль в России подавлен и губернаторы будут этим пользоваться. Технократы еще демонстрируют какой-то намек на эмпатию и сочувствие, оно и сейчас чувствуется в позиционировании большинства губернаторов, но некоторые проявляют суровый оскал автократийности.
Вне сомнений, большинство руководителей регионов постараются использовать эту ситуацию для увеличения своих полномочий и затвердить эту конфигурацию. Ведь нет ничего более постоянного чем временное.
Похоже, многие губернаторы в условиях мобилизации решили, что у них есть полная власть над жителями регионов и действуют по формуле Уйбы.
Глава Коми В. Уйба в мае 2021 г. в ответ на замечания жителей о необходимости жаловаться главе государства заявил, что этого делать не нужно, а он для них и есть «Путин». Похоже, примерно также думают сейчас, в условиях чрезвычайной ситуации и другие губернаторы.
Например, губернатор Магаданской области потребовал выдать повестку главе золотодобывающей компании, а потом уже разбираться правильно ли выдана повестка или нет. Глава Бурятии и вовсе пригрозил мобилизацией предпринимателям, которые завышают цены на военное обмундирование.
Эти примеры можно множить, но суть итак понятна: губернаторы, действительно, рассматривают себя как наместников Царя и Бога в одном лице на местах.
С точки зрения логики госуправления очевидно: в этих и других случаях губернаторы рассматривают мобилизацию как способ повышения управляемости территориями посредством наделения себя сверхполномочиями, которые выходят за рамки закона.
Все это чревато не только ростом коррупции и бесконтрольности, но и массой других управленческих эффектов. Социальный контроль в России подавлен и губернаторы будут этим пользоваться. Технократы еще демонстрируют какой-то намек на эмпатию и сочувствие, оно и сейчас чувствуется в позиционировании большинства губернаторов, но некоторые проявляют суровый оскал автократийности.
Вне сомнений, большинство руководителей регионов постараются использовать эту ситуацию для увеличения своих полномочий и затвердить эту конфигурацию. Ведь нет ничего более постоянного чем временное.
Конфигурация: нарастание придворной энтропии
Конфигурацию правящих элит современной России можно было бы описать по аналогии с французским двором при короле-солнце – Людовике XIV на завершающем этапе его правления. С одним важнейшим отличием, которое называется СВО в Украине.
Все борются со всеми, но все одинаково заинтересованы в неизменности самой конфигурации. Эту конфигурацию, обычно, цементирует давление непривилегированных и отсечённых от рентных ресурсов всех остальных слоев социума.
Сейчас это давление социума ослаблено до предела, на Запад и мировую общественность верхушке наплевать ( «терять уже нечего»). Но именно это, а также ситуация на фронтах, и ведёт к нарастанию энтропии и внутриэлитной грызней.
Даже СВО и санкции работали на сплочение верхушки, но только до объявленной мобилизации и Лимана.
Король старается держать баланс, но постепенно утрачивает всякую возможность корректировать конфигурацию.
На этом этапе никто, даже Король, не в силах остаться над схваткой или, что более важно, прекратить многочисленную внутриэлитную грызню. На внутриполитическую сцену вышли совершенно другие фигуры - варлорды, которые скоро захотят структурировать политическую реальность радикальными мерами.
Учёт интересов общества в этих условиях невозможен в принципе: даже желание общества выживать вопреки всему учитывается весьма ограничено, в частично-мобилизационном плане.
Принуждающая сила Короля в отношении элит сохраняется, но демонстрирует тенденцию к дальнейшему уменьшению. Ресурс явно ограничен и не позволяет уменьшить энтропию.
В нормальной ситуации конфликты элит создают сдержки и противовесы, так как апелляция идёт к Королю, но сейчас нет. Сейчас любая грызня правящего класса подрывает его власть и провоцирует кровавый стасис. Верхушке бы сплотиться, да они этому не обучены. А сейчас это угроза более серьёзная чем коллективный Запад или украинский «нацизм».
Конфигурацию правящих элит современной России можно было бы описать по аналогии с французским двором при короле-солнце – Людовике XIV на завершающем этапе его правления. С одним важнейшим отличием, которое называется СВО в Украине.
Все борются со всеми, но все одинаково заинтересованы в неизменности самой конфигурации. Эту конфигурацию, обычно, цементирует давление непривилегированных и отсечённых от рентных ресурсов всех остальных слоев социума.
Сейчас это давление социума ослаблено до предела, на Запад и мировую общественность верхушке наплевать ( «терять уже нечего»). Но именно это, а также ситуация на фронтах, и ведёт к нарастанию энтропии и внутриэлитной грызней.
Даже СВО и санкции работали на сплочение верхушки, но только до объявленной мобилизации и Лимана.
Король старается держать баланс, но постепенно утрачивает всякую возможность корректировать конфигурацию.
На этом этапе никто, даже Король, не в силах остаться над схваткой или, что более важно, прекратить многочисленную внутриэлитную грызню. На внутриполитическую сцену вышли совершенно другие фигуры - варлорды, которые скоро захотят структурировать политическую реальность радикальными мерами.
Учёт интересов общества в этих условиях невозможен в принципе: даже желание общества выживать вопреки всему учитывается весьма ограничено, в частично-мобилизационном плане.
Принуждающая сила Короля в отношении элит сохраняется, но демонстрирует тенденцию к дальнейшему уменьшению. Ресурс явно ограничен и не позволяет уменьшить энтропию.
В нормальной ситуации конфликты элит создают сдержки и противовесы, так как апелляция идёт к Королю, но сейчас нет. Сейчас любая грызня правящего класса подрывает его власть и провоцирует кровавый стасис. Верхушке бы сплотиться, да они этому не обучены. А сейчас это угроза более серьёзная чем коллективный Запад или украинский «нацизм».
Мобилизационное размывание среднего класса & Фаталистическая покорность глубинного народа
Все социально-экономические кризисы последних десяти лет усиливали социально-экономическое расслоения в стране, а нынешний мобилизационно-украинский, в лучшем случае, не будет исключением, а в худшем, приведет к неконтролируемым и очень трагичным последствиям.
Посткрымский кризис и санкции (2014-2016 гг.), а затем ковидный кризис (2020-2021 гг.) резко усилили в российском социуме экономическое расслоение, разрыв между богатыми и бедными, а также разрыв в качестве и уровне жизни между столицами и регионами. Эти же процессы продолжаться сейчас в условиях мобилизационного стресса и вероятной турбулентности.
Усредненная численность среднего класса по стране составляет 8,1% (исследование РИА, июль 2022 г.): это крайне мало и даже близко не соответствует европейским показателям.
Даже в силу количественных характеристик, а также атомизированности, средний класс не в силах рельефно выразить свою позицию по поводу происходящего. По сути, правящая власть в качестве политического псевдо-актора, «представляющего» интересы среднего класса определила «Новых людей» и, отчасти, «Яблоко». То есть политическое, очень условно говоря, представительство, среднего класса даже ниже его доли в структуре социальности, что, конечно же, неудивительно, но очень показательно.
В нормальных состояниях социальности средний класс фундирует государство и общество и уберегает его от крайностей. Но российский социум и власть находятся в состоянии аномии, которая предполагает другие ориентиры и потребности.
Тут уже не до социальной политики и экономики: главное – удержание власти. Для правящего класса с точки зрения технологий сохранения власти, средний класс в принципе не нужен. Он нужен для экономики, но про нее сейчас думают не в первую очередь.
Представители среднего класса могут выйти на акции протеста или продемонстрировать заграничный уклонизм (пусть даже в Казахстан), а глубинный народ (жители малых городов и сельской местности) ограничены в своих возможностях активно реагировать на текущую ситуацию и покорно подчиняются решениям властей. Соответственно, и призывников среди них больше, а их семьям, как в Тыве, можно дать баранов и дрова и успокоить их. Со средним классом в мегаполисах также не получится.
Именно такой глубинный народ и нужен правящему классу с точки зрения удержания власти: соответственно, его воспроизводство и продолжится, если конечно, более насущные и срочные задачи не заберут всю оставшуюся властно-управленческую энергию административных элит.
Все социально-экономические кризисы последних десяти лет усиливали социально-экономическое расслоения в стране, а нынешний мобилизационно-украинский, в лучшем случае, не будет исключением, а в худшем, приведет к неконтролируемым и очень трагичным последствиям.
Посткрымский кризис и санкции (2014-2016 гг.), а затем ковидный кризис (2020-2021 гг.) резко усилили в российском социуме экономическое расслоение, разрыв между богатыми и бедными, а также разрыв в качестве и уровне жизни между столицами и регионами. Эти же процессы продолжаться сейчас в условиях мобилизационного стресса и вероятной турбулентности.
Усредненная численность среднего класса по стране составляет 8,1% (исследование РИА, июль 2022 г.): это крайне мало и даже близко не соответствует европейским показателям.
Даже в силу количественных характеристик, а также атомизированности, средний класс не в силах рельефно выразить свою позицию по поводу происходящего. По сути, правящая власть в качестве политического псевдо-актора, «представляющего» интересы среднего класса определила «Новых людей» и, отчасти, «Яблоко». То есть политическое, очень условно говоря, представительство, среднего класса даже ниже его доли в структуре социальности, что, конечно же, неудивительно, но очень показательно.
В нормальных состояниях социальности средний класс фундирует государство и общество и уберегает его от крайностей. Но российский социум и власть находятся в состоянии аномии, которая предполагает другие ориентиры и потребности.
Тут уже не до социальной политики и экономики: главное – удержание власти. Для правящего класса с точки зрения технологий сохранения власти, средний класс в принципе не нужен. Он нужен для экономики, но про нее сейчас думают не в первую очередь.
Представители среднего класса могут выйти на акции протеста или продемонстрировать заграничный уклонизм (пусть даже в Казахстан), а глубинный народ (жители малых городов и сельской местности) ограничены в своих возможностях активно реагировать на текущую ситуацию и покорно подчиняются решениям властей. Соответственно, и призывников среди них больше, а их семьям, как в Тыве, можно дать баранов и дрова и успокоить их. Со средним классом в мегаполисах также не получится.
Именно такой глубинный народ и нужен правящему классу с точки зрения удержания власти: соответственно, его воспроизводство и продолжится, если конечно, более насущные и срочные задачи не заберут всю оставшуюся властно-управленческую энергию административных элит.
Канализация недовольства & Поиск виноватых
Неоправдавшиеся пока прогнозы о закрытии российской границы для граждан призывного возраста показывают, что власти достаточно высоко оценивают риски и не хотят их умножать.
Отток граждан с 21 сентября (а это, по самым минимальным подсчетам, 200-300 тыс. чел., а, скорее всего намного больше) снижает социальное напряжение и работает на уменьшение не столько вероятности акций протеста, сколько на минимизацию потенциала социального взрыва в полном смысле этого слова.
Показательно, что и некоторые страны Запада принимают эту логику и активно пытаются не выпускать из России потенциальных носителей социального протеста. Недавние санкции Евросоюза, ограничивающие возможности использования россиянами криптокошельков, тут также показательны: частично перекрывается канал не только вывода средств из России, но и способ, обеспечивающий существование многих россиян за рубежом.
Открывшееся противостояние внутри отдельных представителей правящего класса не предполагает никакой субьектности социума и апелляции к нему. В этом плане, собственно, сам социум и рассматривается правящим классом как социальное приложение к государству и объект (а не субьект) притязаний.
И даже в случае актуализации внутриэлитной борьбы к социуму противоборствующие группировки будут апеллировать в самом последнем случае. Это попытается делать проигравшая сторона, если, конечно, ей позволят это сделать выигрывавшая.
Однако интересы социума и его запросы игнорировать полностью не получится. Собственно, именно поэтому политика Запада в ближайшие месяцы и будет направлена на то, чтобы реанимировать эту, давно утраченную субьектность социума и заставить энергию масс вмешаться во
внутриэлитные разборки, вероятность которых сейчас велика.
Однако кураторы внутренней политики постараются избежать такого варианта развитий и попытаются свалить всю вину на отдельных фигур («козлов отпущения»). Пропагандисты уже начали искать ответ на вопрос, кто виноват. Строго говоря, он неактуальный и позавчерашний, так как провалы есть по всем направлениям.
Сам факт поиска виноватых, на роль которых сейчас больше всего подходят военные, говорит о том, что, таким образом, режим попытается канализировать социальное недовольство и нормализовать ситуацию. Актуализация этого вопроса опасна для власти, так как усиливает потенциал противостояния верхов, но и без ответа этот вопрос оставить нельзя.
Неоправдавшиеся пока прогнозы о закрытии российской границы для граждан призывного возраста показывают, что власти достаточно высоко оценивают риски и не хотят их умножать.
Отток граждан с 21 сентября (а это, по самым минимальным подсчетам, 200-300 тыс. чел., а, скорее всего намного больше) снижает социальное напряжение и работает на уменьшение не столько вероятности акций протеста, сколько на минимизацию потенциала социального взрыва в полном смысле этого слова.
Показательно, что и некоторые страны Запада принимают эту логику и активно пытаются не выпускать из России потенциальных носителей социального протеста. Недавние санкции Евросоюза, ограничивающие возможности использования россиянами криптокошельков, тут также показательны: частично перекрывается канал не только вывода средств из России, но и способ, обеспечивающий существование многих россиян за рубежом.
Открывшееся противостояние внутри отдельных представителей правящего класса не предполагает никакой субьектности социума и апелляции к нему. В этом плане, собственно, сам социум и рассматривается правящим классом как социальное приложение к государству и объект (а не субьект) притязаний.
И даже в случае актуализации внутриэлитной борьбы к социуму противоборствующие группировки будут апеллировать в самом последнем случае. Это попытается делать проигравшая сторона, если, конечно, ей позволят это сделать выигрывавшая.
Однако интересы социума и его запросы игнорировать полностью не получится. Собственно, именно поэтому политика Запада в ближайшие месяцы и будет направлена на то, чтобы реанимировать эту, давно утраченную субьектность социума и заставить энергию масс вмешаться во
внутриэлитные разборки, вероятность которых сейчас велика.
Однако кураторы внутренней политики постараются избежать такого варианта развитий и попытаются свалить всю вину на отдельных фигур («козлов отпущения»). Пропагандисты уже начали искать ответ на вопрос, кто виноват. Строго говоря, он неактуальный и позавчерашний, так как провалы есть по всем направлениям.
Сам факт поиска виноватых, на роль которых сейчас больше всего подходят военные, говорит о том, что, таким образом, режим попытается канализировать социальное недовольство и нормализовать ситуацию. Актуализация этого вопроса опасна для власти, так как усиливает потенциал противостояния верхов, но и без ответа этот вопрос оставить нельзя.
Субботние новости & Византийские комментарии
По инциденту с Крымским мостом, кроме злорадства диссидентов и нескрываемых торжеств в украинских пабликах, почти ничего – длительная пауза. Не только потому, что пропагандизм в тупике: что не скажи, все плохо, а молчать нельзя. Еще и потому пауза, что вся ситуация может быть экстрафактором для всей системы власти. Торопиться тут с оценками нельзя.
Общественные настроения в стране сейчас не такие, чтобы использовать этот факт для активизации готовности граждан призывного возраста идти на фронт. Скорее, возможен, обратный эффект, но пока об этом говорить рано.
В то же время, некоторые губернаторы не только заявляют, что у них нет средств для материальной поддержки мобилизованных граждан, но и отменяют запланированные траты на новогодние мероприятия. Уже сверху раздалось жесткое одергивание, так как все это работает на создание ненужной для социума атмосферы экстраординарности.
Но дело даже не в этом, а в том, что губернаторы не там ищут: им сейчас нужно хорошенько тряхнуть мешков с деньгами, то есть местных олигархов и богатеев, которые, чаще всего, имеют корочки депутатов заксобраний и облдум и кормятся с региональных и муниципальных бюджетов. Еще есть вариант покопаться в собственных активах отнюдь не бедных глав регионов и отдать часть семьям мобилизованных. Серьезный куш может таким образом сформироваться.
В Казахстане, после политического устранения Н. Назарбаева в начале этого года и сокращение промыслово-рентной доли его семьи (по-божески, примерно в два раза) обнаружилось немало средств для проведения «реформ», обновления политического фасада, увеличения экономических трат на социальную политику государства, а также развенчания начавшегося было формироваться культа личности Елбасы.
Если правильно подойти к региональным т.н. элитам и аккумулированными ими ресурсами, можно обеспечить серьезную прибавку ВВП страны, однако такие действия чреваты дальнейшей турбулентностью среди правящего класса и, соответственно, от таких мер, скорее всего, воздержаться. По крайней мере, пока.
По инциденту с Крымским мостом, кроме злорадства диссидентов и нескрываемых торжеств в украинских пабликах, почти ничего – длительная пауза. Не только потому, что пропагандизм в тупике: что не скажи, все плохо, а молчать нельзя. Еще и потому пауза, что вся ситуация может быть экстрафактором для всей системы власти. Торопиться тут с оценками нельзя.
Общественные настроения в стране сейчас не такие, чтобы использовать этот факт для активизации готовности граждан призывного возраста идти на фронт. Скорее, возможен, обратный эффект, но пока об этом говорить рано.
В то же время, некоторые губернаторы не только заявляют, что у них нет средств для материальной поддержки мобилизованных граждан, но и отменяют запланированные траты на новогодние мероприятия. Уже сверху раздалось жесткое одергивание, так как все это работает на создание ненужной для социума атмосферы экстраординарности.
Но дело даже не в этом, а в том, что губернаторы не там ищут: им сейчас нужно хорошенько тряхнуть мешков с деньгами, то есть местных олигархов и богатеев, которые, чаще всего, имеют корочки депутатов заксобраний и облдум и кормятся с региональных и муниципальных бюджетов. Еще есть вариант покопаться в собственных активах отнюдь не бедных глав регионов и отдать часть семьям мобилизованных. Серьезный куш может таким образом сформироваться.
В Казахстане, после политического устранения Н. Назарбаева в начале этого года и сокращение промыслово-рентной доли его семьи (по-божески, примерно в два раза) обнаружилось немало средств для проведения «реформ», обновления политического фасада, увеличения экономических трат на социальную политику государства, а также развенчания начавшегося было формироваться культа личности Елбасы.
Если правильно подойти к региональным т.н. элитам и аккумулированными ими ресурсами, можно обеспечить серьезную прибавку ВВП страны, однако такие действия чреваты дальнейшей турбулентностью среди правящего класса и, соответственно, от таких мер, скорее всего, воздержаться. По крайней мере, пока.
Инь и Янь мобилизации: фатализм социума & лукавое уклонение
Утомленный и истощенный российский социум воспримет решение о продолжение мобилизационных мероприятий гораздо более пассивно и фаталистично чем первичное решение от 21 сентября этого года: пассионарность социума давно уже подорвана, да и с простой энергией и формами выражения гражданского несогласия, явный дефицит.
Даже если не принимать всерьез распространенную в последние дни информацию о том, что большинство социума искренне поддержало частичную мобилизацию, можно сказать, что и степень отторжения этого явления оказалась высокой только среди части общества.
Решение о продолжении мобилизационных мероприятий уже публично анонсировали в Ростовской и Курской областях, хотя ранее власти этих регионов заявляли о завершении мобилизационных мероприятий. Во многих других регионах власти также, фактически, давали понять о завершении мобилизационных мероприятий.
Протестность социума по поводу частичной мобилизации пока выглядит как переоценённая. Несогласие с частичной мобилизацией проявляют граждане, интегрированные в постиндустриальный сегмент российской экономики, а таковых абсолютное меньше (население столиц и части населения мегаполисов страны).
Для остальных мобилизация – если не норма, то, по крайней мере фактор, который воспринимается тревожно, но как необходимый и должный. Вопрос призываться или уклоняться каждый потенциально мобилизованный решает сам, но опция активный протест и несогласие – становится уделом крайне небольшого процента россиян, то есть маргинальной.
Много пишут, что ковид повлиял на апатичную нормализацию высокой смертности в российского общества: это, безусловно, так, однако и до него ситуация была схожей. Пандемия лишь усилила действия тех атомизирующих процессов, которые проявлялись и до него.
Вывод, который могут сделать кураторы внутренней политики сейчас: первичная социология получена под воздействием шока, а потенциал сопротивления общества преувеличивать не стоит. Соответственно, и мобилизационные мероприятия можно и нужно продолжать. А для того, чтобы не провоцировать роста протеста, – не стоит закрывать выезд из страны. Те, кто не хочет служить – уедут или уклоняться. Лукавые стратегии ухода применять можно, а протестовать нельзя.
Но это обманчивая точка зрения: социум рано или поздно пробудиться и это приведет к неконтролируемы м процессам. Предпосылки или, как говорят военные, разведпризнаки этого есть и сейчас (попытки поджога военкоматов, зданий администраций в регионах и т.д.). Это более красноречивые факты, чем данные соцопросов.
Утомленный и истощенный российский социум воспримет решение о продолжение мобилизационных мероприятий гораздо более пассивно и фаталистично чем первичное решение от 21 сентября этого года: пассионарность социума давно уже подорвана, да и с простой энергией и формами выражения гражданского несогласия, явный дефицит.
Даже если не принимать всерьез распространенную в последние дни информацию о том, что большинство социума искренне поддержало частичную мобилизацию, можно сказать, что и степень отторжения этого явления оказалась высокой только среди части общества.
Решение о продолжении мобилизационных мероприятий уже публично анонсировали в Ростовской и Курской областях, хотя ранее власти этих регионов заявляли о завершении мобилизационных мероприятий. Во многих других регионах власти также, фактически, давали понять о завершении мобилизационных мероприятий.
Протестность социума по поводу частичной мобилизации пока выглядит как переоценённая. Несогласие с частичной мобилизацией проявляют граждане, интегрированные в постиндустриальный сегмент российской экономики, а таковых абсолютное меньше (население столиц и части населения мегаполисов страны).
Для остальных мобилизация – если не норма, то, по крайней мере фактор, который воспринимается тревожно, но как необходимый и должный. Вопрос призываться или уклоняться каждый потенциально мобилизованный решает сам, но опция активный протест и несогласие – становится уделом крайне небольшого процента россиян, то есть маргинальной.
Много пишут, что ковид повлиял на апатичную нормализацию высокой смертности в российского общества: это, безусловно, так, однако и до него ситуация была схожей. Пандемия лишь усилила действия тех атомизирующих процессов, которые проявлялись и до него.
Вывод, который могут сделать кураторы внутренней политики сейчас: первичная социология получена под воздействием шока, а потенциал сопротивления общества преувеличивать не стоит. Соответственно, и мобилизационные мероприятия можно и нужно продолжать. А для того, чтобы не провоцировать роста протеста, – не стоит закрывать выезд из страны. Те, кто не хочет служить – уедут или уклоняться. Лукавые стратегии ухода применять можно, а протестовать нельзя.
Но это обманчивая точка зрения: социум рано или поздно пробудиться и это приведет к неконтролируемы м процессам. Предпосылки или, как говорят военные, разведпризнаки этого есть и сейчас (попытки поджога военкоматов, зданий администраций в регионах и т.д.). Это более красноречивые факты, чем данные соцопросов.
Проблемы уехавших-уклонистов & Постимперское сиротство
Уехавшие в постсоветские страны, после начала частичной мобилизации, россияне-уклонисты сейчас отчетливо ощущают на себе дефицит мягкой силы у России. Никто россиян просто так любить не будет и благодарности им за усилия Москвы «по развитию процессов евразийской интеграции», то есть построения постсоветской Империи, выражать не станет.
Если у уклонистов есть деньги и ресурсы их будут принимать, но и то не факт. Власти постсоветских странах позволят остаться тем, кто твердо стоит на ногах и чьи профессиональные навыки могут быть востребованы. Но таких, среди стихийных уклонистов, не так много: о квалифицированных айтишниках и других высококлассных специалистах уже позаботились их фирмы.
В Казахстане и Киргизии растет волна недовольства такими россиянами, которых считают нежданными гостями. Это выливается не только в юмор по поводу того, что «Бишкек не резиновый» и «сдаем квартиры только лицам азиатской внешности». Есть и случаи прямого насилия, унижений и ограбления таких россиян, со стороны криминальных маргиналов и агрессивно настроенных националистов.
По сути, россияне-уклонисты на постсоветском пространстве предоставлены сами себе и надеются только на обеспечение законности со стороны властей принимающих стран. Российские власти вряд ли будут публично поддерживать таких россиян-уклонистов или предпринимать какие-то дипломатические шаги в случае каких-либо эксцессов.
На сочувствие атомизированного и напичканного пропагандой российского социума также нет никакой надежды. Более того, пропаганда в ближайшие недели, скорее всего, будет формировать нарратив о том, что столкнувшимся с дискриминацией в Казахстане уклонистам поделом, ибо нечего уклоняться от выполнения гражданского долга.
Короче говоря, все как в песне ДДТ: раньше ты был хозяин Империи, а теперь сирота. Горечь и трудности этого положения предстоит ощутить на себе многим, причем не только уклонистам этого поколения. Проблема будет носить долгосрочный и многоуровневный характер.
Урок, который россиянам-уклонистам стоит извлечь из ситуации прямо сейчас, достаточно простой: там, где есть нормально работающие институты и законы – ситуация стабильная и безопасная. Там же где все строится на понятиях и принципах исторической справедливости – возникает хаос, прямое насилие и межнациональное напряжение.
https://t.me/antideza/6762
Уехавшие в постсоветские страны, после начала частичной мобилизации, россияне-уклонисты сейчас отчетливо ощущают на себе дефицит мягкой силы у России. Никто россиян просто так любить не будет и благодарности им за усилия Москвы «по развитию процессов евразийской интеграции», то есть построения постсоветской Империи, выражать не станет.
Если у уклонистов есть деньги и ресурсы их будут принимать, но и то не факт. Власти постсоветских странах позволят остаться тем, кто твердо стоит на ногах и чьи профессиональные навыки могут быть востребованы. Но таких, среди стихийных уклонистов, не так много: о квалифицированных айтишниках и других высококлассных специалистах уже позаботились их фирмы.
В Казахстане и Киргизии растет волна недовольства такими россиянами, которых считают нежданными гостями. Это выливается не только в юмор по поводу того, что «Бишкек не резиновый» и «сдаем квартиры только лицам азиатской внешности». Есть и случаи прямого насилия, унижений и ограбления таких россиян, со стороны криминальных маргиналов и агрессивно настроенных националистов.
По сути, россияне-уклонисты на постсоветском пространстве предоставлены сами себе и надеются только на обеспечение законности со стороны властей принимающих стран. Российские власти вряд ли будут публично поддерживать таких россиян-уклонистов или предпринимать какие-то дипломатические шаги в случае каких-либо эксцессов.
На сочувствие атомизированного и напичканного пропагандой российского социума также нет никакой надежды. Более того, пропаганда в ближайшие недели, скорее всего, будет формировать нарратив о том, что столкнувшимся с дискриминацией в Казахстане уклонистам поделом, ибо нечего уклоняться от выполнения гражданского долга.
Короче говоря, все как в песне ДДТ: раньше ты был хозяин Империи, а теперь сирота. Горечь и трудности этого положения предстоит ощутить на себе многим, причем не только уклонистам этого поколения. Проблема будет носить долгосрочный и многоуровневный характер.
Урок, который россиянам-уклонистам стоит извлечь из ситуации прямо сейчас, достаточно простой: там, где есть нормально работающие институты и законы – ситуация стабильная и безопасная. Там же где все строится на понятиях и принципах исторической справедливости – возникает хаос, прямое насилие и межнациональное напряжение.
https://t.me/antideza/6762
Telegram
Анатомия событий
Добрый союзник Казахстан. Милые казахи, которые ради выгоды клялись в вечной дружбе. Всё понимаю, эмоции, страсти. Но трое уродов против подростка, бить ногами - мрази...
Этот пацан, чьи родители вынуждены были бежать, такая же жертва известных событий, как…
Этот пацан, чьи родители вынуждены были бежать, такая же жертва известных событий, как…
Паррезия Рахмона & Симулякры постсоветского пространства
Наделавшее шуму заявление президента Таджикистана Э. Рахмона на форуме «Россия – Центральная Азия» в Астане негласно поддержано всеми руководителями стран региона и говорит о том, что они, понимая свою необходимость для России сейчас, повышают ставки и будут играть в многовекторную политику.
Прозвучала отчетливая и на удивление прямая «просьба»: «чтобы не было политики к странам Центральной Азии как к бывшему Советскому Союзу». Любители изучать принципы колониальной политики и рассуждать об этом публично получили хорошую пищу для размышления.
Паррезия – в античной традиции это искусство говорить правду (чаще всего неприятную) вышестоящему, то есть в данном случае Сюзерену. Рахмон нарушил византийский этикет и высказался достаточно жестко, ведь все это он мог сказать и кулуарно. При этом сам повод – не приезд на «несчастный форум в Таджикистане» федеральных российских министров выглядит именно как повод, и это никто не скрывает.
Страны Центральной Азии, не говоря уже о других бывших советских республиках, не собираются выстраивать свои стратегии в логике постсоветского пространства, хотя, по сути, пока еще являются частью постсоветской империи.
Для всех республик Центральной Азии есть четкий ориентир – многовекторность, что предполагает развитие отношений не только с Россией, но и Китаем, а также странами Запада. Концепт «постсоветского пространства», напротив, предполагает ориентацию на один центр, то есть на Москву, но даже самое бедное государство постсоветского пространства Таджикистан, не готов действовать таким образом.
Сейчас Москва не в том положении, чтобы наказывать за такую паррезию таджикского кньзька, которого долгое время не может уговорить войти в Евразийский экономический союз. В этом плане, скорее всего, российские власти спокойно отнесутся к высказанным «пожеланиями» (претензиям) и окажут больше уважения своим стратегическим партнерам. Вассальная геополитика на постсоветском пространстве становится, мягко говоря, проблематичной.
Наделавшее шуму заявление президента Таджикистана Э. Рахмона на форуме «Россия – Центральная Азия» в Астане негласно поддержано всеми руководителями стран региона и говорит о том, что они, понимая свою необходимость для России сейчас, повышают ставки и будут играть в многовекторную политику.
Прозвучала отчетливая и на удивление прямая «просьба»: «чтобы не было политики к странам Центральной Азии как к бывшему Советскому Союзу». Любители изучать принципы колониальной политики и рассуждать об этом публично получили хорошую пищу для размышления.
Паррезия – в античной традиции это искусство говорить правду (чаще всего неприятную) вышестоящему, то есть в данном случае Сюзерену. Рахмон нарушил византийский этикет и высказался достаточно жестко, ведь все это он мог сказать и кулуарно. При этом сам повод – не приезд на «несчастный форум в Таджикистане» федеральных российских министров выглядит именно как повод, и это никто не скрывает.
Страны Центральной Азии, не говоря уже о других бывших советских республиках, не собираются выстраивать свои стратегии в логике постсоветского пространства, хотя, по сути, пока еще являются частью постсоветской империи.
Для всех республик Центральной Азии есть четкий ориентир – многовекторность, что предполагает развитие отношений не только с Россией, но и Китаем, а также странами Запада. Концепт «постсоветского пространства», напротив, предполагает ориентацию на один центр, то есть на Москву, но даже самое бедное государство постсоветского пространства Таджикистан, не готов действовать таким образом.
Сейчас Москва не в том положении, чтобы наказывать за такую паррезию таджикского кньзька, которого долгое время не может уговорить войти в Евразийский экономический союз. В этом плане, скорее всего, российские власти спокойно отнесутся к высказанным «пожеланиями» (претензиям) и окажут больше уважения своим стратегическим партнерам. Вассальная геополитика на постсоветском пространстве становится, мягко говоря, проблематичной.
Лукавая параллельность & Эффект облав
Объявленные губернаторами новости о сроках завершения мобилизации в том или ином субъекте федерации – наученный горьким опытом социум не воспримет. Точнее, воспримет их с нескрываемым недоверием.
Социологи четко говорят, что главным источником информации, который вызывает больше всего доверия россиян сейчас является т.н. сарафанное радио и доверительное общение граждан между собой (все чаще через Signal, а не Telegram).
И для того, чтобы общество поверило в то, что мероприятия по частичной мобилизации завершены – нужно не только заявление одного руководителя региона. Нужно, чтобы прекратились облавы в Питере или где-либо еще, а также, чтобы прошло достаточно количество времени (как минимум, несколько недель).
Да и тогда вряд ли социум поверит, так как все будет зависеть от ситуации на фронтах. В этом плане мобилизация выполнила одну задачу – резко повысила внимание социума к СВО в Украине. Только, мягко говоря, непонятно, была ли эта задача у высшего начальства или это сопутствующий эффект.
По факту же завершать мобилизационные мероприятия должен тот, кто их начинал, то есть руководство страны. Губернаторы могут говорить все, что угодно: это, как известно, пешки на политической доске в России, которых Система/Режим выдвигает в самые сложные моменты.
Для социума же исторически привычен алгоритм параллельно-лукавого сосуществования с властью. Они делают вид, что о нас заботятся, мы делаем вид, что согласны и поддерживаем их. Но в экстренные моменты (обязательная вакцинация, частичная мобилизация) лукавость, временно, отходит на второй план, и у общества и власти есть возможность взглянуть друг на друга более искренним взглядом.
Объявленные губернаторами новости о сроках завершения мобилизации в том или ином субъекте федерации – наученный горьким опытом социум не воспримет. Точнее, воспримет их с нескрываемым недоверием.
Социологи четко говорят, что главным источником информации, который вызывает больше всего доверия россиян сейчас является т.н. сарафанное радио и доверительное общение граждан между собой (все чаще через Signal, а не Telegram).
И для того, чтобы общество поверило в то, что мероприятия по частичной мобилизации завершены – нужно не только заявление одного руководителя региона. Нужно, чтобы прекратились облавы в Питере или где-либо еще, а также, чтобы прошло достаточно количество времени (как минимум, несколько недель).
Да и тогда вряд ли социум поверит, так как все будет зависеть от ситуации на фронтах. В этом плане мобилизация выполнила одну задачу – резко повысила внимание социума к СВО в Украине. Только, мягко говоря, непонятно, была ли эта задача у высшего начальства или это сопутствующий эффект.
По факту же завершать мобилизационные мероприятия должен тот, кто их начинал, то есть руководство страны. Губернаторы могут говорить все, что угодно: это, как известно, пешки на политической доске в России, которых Система/Режим выдвигает в самые сложные моменты.
Для социума же исторически привычен алгоритм параллельно-лукавого сосуществования с властью. Они делают вид, что о нас заботятся, мы делаем вид, что согласны и поддерживаем их. Но в экстренные моменты (обязательная вакцинация, частичная мобилизация) лукавость, временно, отходит на второй план, и у общества и власти есть возможность взглянуть друг на друга более искренним взглядом.
Чрезвычайщина: банализация & нормализация
Базовый запрос на спокойствие и стабильность в российском социуме остается, однако общество начинает привыкать к чрезвычайщине и различным ее проявлениям.
Количество ЧП и катастроф, не считая ситуации на украинских фронтах, в последние месяцы резко возросло, что, во многом связывается и с диверсиями. В общественном сознании утверждается понятие «приграничные территории», которые не безопасны, а сама частичная мобилизация воспринимается как предвестник или даже атрибут войны, а не отдельной военной спецоперации.
Восприятие трагедий и ЧП становится обыденным. Сказывается не только дефицит эмпатии социума, но и нежелание концентрироваться на негативе. Оптимизм социума и вера в лучшее – это жизнеутверждающий психологический ресурс, который обеспечивает его выживаемость. Этот ресурс всегда был очень выгоден для властей, так как обеспечивал и лоялизм, и конформизм. Сейчас и он может быть истраченным в условиях чрезвычайщины. Несколько примеров.
Относительно трагедии в Ейске есть осторожные заявления по поводу уместности объявления общенационального траура, но они практически сразу же утонули в море атомизированного безразличия и замерзли в глыбах утраченной эмпатии.
Новый год в восприятии россиян – «святой» праздник, однако сейчас значительная часть социума, действительно, готова поддержать сокращение трат на эти мероприятия. Это факт важен не сам по себе, а как маркер общественных настроений.
Проще говоря, социум понимает, что предстоит жить в очень сложный период: еще летом этого не было на уровне массовых настроений. Социум переходит в режим «нормализации чрезвычайщины». Иными словами, чрезвычайщина становится если не нормальной, то привычной или банальной.
Образно говоря, «1984» (Д. Оруэлл) год российский социум уже проживает давно, а настает «1985» (А. Борджес), в котором проявляются трагичные и трудные времена коллапса социальных институтов.
Ситуация имеет целый каскад последствий: для властей актуальным становится вопрос о поиске врагов народа, целого коллективного Запада может для этого не хватить. Для социума же ситуация характерна комплексной аномией: от роста криминала и до увеличения количества разводов, наркомании, алкоголизма, увеличением числа инвалидов, посттравматиков и носителей прочих девиаций.
Базовый запрос на спокойствие и стабильность в российском социуме остается, однако общество начинает привыкать к чрезвычайщине и различным ее проявлениям.
Количество ЧП и катастроф, не считая ситуации на украинских фронтах, в последние месяцы резко возросло, что, во многом связывается и с диверсиями. В общественном сознании утверждается понятие «приграничные территории», которые не безопасны, а сама частичная мобилизация воспринимается как предвестник или даже атрибут войны, а не отдельной военной спецоперации.
Восприятие трагедий и ЧП становится обыденным. Сказывается не только дефицит эмпатии социума, но и нежелание концентрироваться на негативе. Оптимизм социума и вера в лучшее – это жизнеутверждающий психологический ресурс, который обеспечивает его выживаемость. Этот ресурс всегда был очень выгоден для властей, так как обеспечивал и лоялизм, и конформизм. Сейчас и он может быть истраченным в условиях чрезвычайщины. Несколько примеров.
Относительно трагедии в Ейске есть осторожные заявления по поводу уместности объявления общенационального траура, но они практически сразу же утонули в море атомизированного безразличия и замерзли в глыбах утраченной эмпатии.
Новый год в восприятии россиян – «святой» праздник, однако сейчас значительная часть социума, действительно, готова поддержать сокращение трат на эти мероприятия. Это факт важен не сам по себе, а как маркер общественных настроений.
Проще говоря, социум понимает, что предстоит жить в очень сложный период: еще летом этого не было на уровне массовых настроений. Социум переходит в режим «нормализации чрезвычайщины». Иными словами, чрезвычайщина становится если не нормальной, то привычной или банальной.
Образно говоря, «1984» (Д. Оруэлл) год российский социум уже проживает давно, а настает «1985» (А. Борджес), в котором проявляются трагичные и трудные времена коллапса социальных институтов.
Ситуация имеет целый каскад последствий: для властей актуальным становится вопрос о поиске врагов народа, целого коллективного Запада может для этого не хватить. Для социума же ситуация характерна комплексной аномией: от роста криминала и до увеличения количества разводов, наркомании, алкоголизма, увеличением числа инвалидов, посттравматиков и носителей прочих девиаций.
«Отъехавший» русский мир & Диаспоральные перспективы
Массовый отъезд россиян за границу после начала СВО в Украине и частичная мобилизации способны внести существенные коррективы в жизнь российской социальности.
На периферии уехавшие из страны чаще всего осуждаются, в мегаполисах и столицах – к ним нейтральное отношение. При этом чаще всего уехавшие в страны дальнего зарубежья воспринимаются уже, фактически, как неграждане России, то есть переехавшие на постоянное место жительство экс-россияне.
Однако по факту многие стараются сохранить свою интеграцию с российским социумом, продолжают работать на удаленке, а политическое несогласие с действиями властей стараются не выражать публично, в том числе и в соцсетях.
При этом потенциал приема эмигрировавших россиян в Грузии, Казахстане, Армении, Киргизии и Турции становится все более ограничен, а негативные эффекты в виде недовольства местных все более вероятными. Живущие, например, в турецкой Анталье вообще говорят, что там слышна одна русская речь, а снять квартиру практически невозможно.
В выигрыше оказались те, у кого есть какие-то долгосрочные шенгенские визы, так как снять квартиру в приличном европейском городе (Вена, Будапешт) в том числе и столицах, сейчас практически сопоставимо по цене на аренду жилья в турецких курортах или Ереване. Но таких абсолютное меньшинство: среди уехавших у многих нет даже загранпаспортов. Перспективным многие считают вариант со странами Латинской Америки и Мексикой, но на такой дальний переезд многие не решаются в силу географического фактора.
Текущая ситуация открывает перед диссидентскими структурами серьезные возможности для пропаганды своей точки зрения среди уехавших россиян, которые в значительной степени атомизированы и аполитичны. По сути, это их потенциальная база сторонников, но только потенциальная.
Самим уехавшим еще предстоит образовываться в диаспоры и реабилитировать утраченные способности гражданской самоорганизации в новых условиях.
В этом аспекте стремление активнее влиять на жизнь внутри России среди уехавших будет возрастать, в силу хотя бы высокой пассионарности. Особенно это вероятно учитывая в целом достаточно высокий интеллектуальный и профессиональный потенциал этих граждан.
Однако далеко не факт, что это влияние будет радикально-политическим: большинство не захочет рвать с Россией связей и будет занимать умеренную в политическом отношении позицию, ожидая эволюционного развития ситуации.
Массовый отъезд россиян за границу после начала СВО в Украине и частичная мобилизации способны внести существенные коррективы в жизнь российской социальности.
На периферии уехавшие из страны чаще всего осуждаются, в мегаполисах и столицах – к ним нейтральное отношение. При этом чаще всего уехавшие в страны дальнего зарубежья воспринимаются уже, фактически, как неграждане России, то есть переехавшие на постоянное место жительство экс-россияне.
Однако по факту многие стараются сохранить свою интеграцию с российским социумом, продолжают работать на удаленке, а политическое несогласие с действиями властей стараются не выражать публично, в том числе и в соцсетях.
При этом потенциал приема эмигрировавших россиян в Грузии, Казахстане, Армении, Киргизии и Турции становится все более ограничен, а негативные эффекты в виде недовольства местных все более вероятными. Живущие, например, в турецкой Анталье вообще говорят, что там слышна одна русская речь, а снять квартиру практически невозможно.
В выигрыше оказались те, у кого есть какие-то долгосрочные шенгенские визы, так как снять квартиру в приличном европейском городе (Вена, Будапешт) в том числе и столицах, сейчас практически сопоставимо по цене на аренду жилья в турецких курортах или Ереване. Но таких абсолютное меньшинство: среди уехавших у многих нет даже загранпаспортов. Перспективным многие считают вариант со странами Латинской Америки и Мексикой, но на такой дальний переезд многие не решаются в силу географического фактора.
Текущая ситуация открывает перед диссидентскими структурами серьезные возможности для пропаганды своей точки зрения среди уехавших россиян, которые в значительной степени атомизированы и аполитичны. По сути, это их потенциальная база сторонников, но только потенциальная.
Самим уехавшим еще предстоит образовываться в диаспоры и реабилитировать утраченные способности гражданской самоорганизации в новых условиях.
В этом аспекте стремление активнее влиять на жизнь внутри России среди уехавших будет возрастать, в силу хотя бы высокой пассионарности. Особенно это вероятно учитывая в целом достаточно высокий интеллектуальный и профессиональный потенциал этих граждан.
Однако далеко не факт, что это влияние будет радикально-политическим: большинство не захочет рвать с Россией связей и будет занимать умеренную в политическом отношении позицию, ожидая эволюционного развития ситуации.
Прощание с довоенной реальностью & Время силовиков
Создание Специального координационного совета (СКС) – это прощание социума с довоенным восприятием реальности. Начало СВО в Украине и, особенно, частичная мобилизация, ознаменовали старт этого процесса, а сейчас создается соответствующая инфраструктура госуправления в новой реальности.
Для социума – это означает перманентно высокий уровень социальной тревоги, увеличение как цензуры, так и самоцензуры. Будет больше проявлений лоялизма (как искреннего, так и лукаво-конформистского) и, при этом, усилится желание аполитичных масс дистанцироваться от тревожной и некомфортной повестки.
На фоне создания СКС заявления отдельных губернаторов о завершении процессов частичной мобилизации в том или ином регионе становятся неактуальными, а ожидания новых мобилизационных волн усиливаются.
Чтобы не говорили про увеличение полномочий губернаторов в нынешних условиях ключевая роль отводится силовикам, а не руководителям региона.
При этом увеличение субьектности силовиков во внутренней жизни страны может быть объяснено различными способами. Ведомый пропагандой и тревожащийся социум примет любую точку зрения, лишь бы быть максимально возможно оставленным в зоне комфорта. Теперь уже правильно говорить в зоне относительного комфорта.
Качественная социология (фокус-группы) показывает, что подавляющее большинство россиян не понимает, как их ненавидят многие украинцы. Этот фактор невыгоден пропаганде, так как он расходится с идеологемой братскости и того, что «русские и россияне – это один народ».
При необходимости власти легко могут объяснить террористическую и экстремистскую опасность «киевского режима» для российского общества и, строго говоря, учитывая возможную в рамках СВО эскалацию, эта точка зрения найдет много сторонников. Тем более, что изнеможённое трудностями и индоктринированное пропагандой общество не в том состоянии, чтобы иметь и выражать свое мнение.
В любом случае, силовики в этих условиях не отдадут ключи от управления страной, даже если сейчас, формально, главными в регионах назначены губернаторы, а многие эксперты говорят об аппаратной победе гражданских.
Создание Специального координационного совета (СКС) – это прощание социума с довоенным восприятием реальности. Начало СВО в Украине и, особенно, частичная мобилизация, ознаменовали старт этого процесса, а сейчас создается соответствующая инфраструктура госуправления в новой реальности.
Для социума – это означает перманентно высокий уровень социальной тревоги, увеличение как цензуры, так и самоцензуры. Будет больше проявлений лоялизма (как искреннего, так и лукаво-конформистского) и, при этом, усилится желание аполитичных масс дистанцироваться от тревожной и некомфортной повестки.
На фоне создания СКС заявления отдельных губернаторов о завершении процессов частичной мобилизации в том или ином регионе становятся неактуальными, а ожидания новых мобилизационных волн усиливаются.
Чтобы не говорили про увеличение полномочий губернаторов в нынешних условиях ключевая роль отводится силовикам, а не руководителям региона.
При этом увеличение субьектности силовиков во внутренней жизни страны может быть объяснено различными способами. Ведомый пропагандой и тревожащийся социум примет любую точку зрения, лишь бы быть максимально возможно оставленным в зоне комфорта. Теперь уже правильно говорить в зоне относительного комфорта.
Качественная социология (фокус-группы) показывает, что подавляющее большинство россиян не понимает, как их ненавидят многие украинцы. Этот фактор невыгоден пропаганде, так как он расходится с идеологемой братскости и того, что «русские и россияне – это один народ».
При необходимости власти легко могут объяснить террористическую и экстремистскую опасность «киевского режима» для российского общества и, строго говоря, учитывая возможную в рамках СВО эскалацию, эта точка зрения найдет много сторонников. Тем более, что изнеможённое трудностями и индоктринированное пропагандой общество не в том состоянии, чтобы иметь и выражать свое мнение.
В любом случае, силовики в этих условиях не отдадут ключи от управления страной, даже если сейчас, формально, главными в регионах назначены губернаторы, а многие эксперты говорят об аппаратной победе гражданских.