Но толком они ничем не распорядились. В 1996 году были выборы Ельцина. Мы все тогда работали в медиасфере, знаем, как все делалось, знаем, что это было абсолютное предательство идеалов демократии.

Ночью пошли купаться. Нельзя было не пойти. На дворе стояла середина сентября и ночью было 27 градусов тепла. А днём обещали 20 - ть. До Земли добралась крупнейшая за триста лет солнечная вспышка. Шкодливый протуберанец перевернул всё вверх тормашками. Впрочем именно такая погода соответствовала текущему моменту. В земном обществе образовался глобальный понятийный вакуум.
Никто ничего не понимал, от чего выбешивался и становился похожим на солевого наркомана. Ломало, гнуло, штырило.
Кто-то окончательно запутался во фронтовых сводках. Кто-то сомневался в своём гендере. Кто-то потерял доверие к властям. О милосердии и речь не шла. Слово «фешенебельно» стало неприличным. Мало кто сомневался, что вот вот и ядерная война. Правда были кто просто ничего не знал, как то: в Полинезии. Были кто знал, но категорически отказывался себе признаваться в этом. Джин начали смешивать с пивом. Короче: налицо были явные признаки Апокалипсиса.
Вполне себе причина искупаться ночью. 27-мь тепла, река рядом, сияющий звездами небосклон, откуда вытаращенными глазами на нас смотрят инопланетяне и рефлекторно сжимают длинные зелёные пальцы для крестного знамения.

Зарубежье - хорошее название романа о тяготах бытовой жизни релокантов. Слава Богу я с этой унылой темой незнаком, оттого и роман никакой писать не буду. Буду лучше писать сказки. Большей частью весёлые, но иногда и печальные. Страшные тоже должны случаться. Если бы не было страшных, то и прекрасных не было бы. Они не могут жить одна без другой. Герой как правило убивает дракона, а не клубничный пудинг. Решающую роль играет преодоление. Чего далеко ходить - сейчас играет особенно.
Когда наступят мирные времена, а они наступят когда-нибудь обязательно, мы будем вспоминать события нынешние, со временем приукрашая их, умалчивая незначительные происшествия. И однажды останется только главное. И у каждого главное будет своё. Моё главное фантастически прекрасно и не менее устрашающе. Я ничего не могу с эти поделать, кроме как начать идеализировать заранее. Великая эпоха, когда моя не менее великая Отчизна бросила перчатку всему миру - так я буду вспоминать. Все мои разочарования и потери растворятся чернильной вязью на страницах детских тетрадок с контрольными работами по истории за четвёртый класс.
К столь величественным размышлением меня привело отсутствие интернета и невозможность отравить сознание очередной порцией истеричной брехни из-за рубежа. Нет - из-за ленточки. Потому что так точнее. Война ведь. Последняя порция содержала вспыхнувшую в рядах оппозиции склоку, связанную с попыткой одних либералов замочить других. Ничего удивительного я в этом не нашёл, поелику изначально было понятно, что от людей злорадствующих по поводу гибели своих соотечественников глупо ждать благородства. На этом финальном аккорде демократического реквиема связь промыслительно и оборвалась. Прощайте гавноеды!

В догонку написанному прежде, спешу оговориться, что отсутствие связи сказывалось только на Ютубе. Здесь, на северо-западных границах нашей бескрайней державы, в урочище на берегу лесного озера, сигнал не очень хорош. Но Господь Всемогущий компенсирует это неудобство ошеломительными пейзажами, бездонной тишиной и упоительным одиночеством. Чаще чем людей я вижу белого лебедя, величественно скользящего по глади уже помянутого озера или дремлющего в камышовой заводи, неподалёку от дома. Уровень проблем - это поездка на велосипедах с супругой в соседний городок за ниткопродевателем. Она вышивает бисером икону. Максимум конспирологии - обсуждение отсутствия на обочине местных дорог лопуха и подорожника.
Покой и воля, в её геополитическом смысле.
На фоне жутковатых приключений на прифронтовых территориях подобная жизнь может служить эталоном благополучия. Хотя конечно вечно это продолжаться не может. Владычица сердца моего, за вечерним чаепитием на веранде, призналась, что чувствует себя неуютно от понимания того, что пока мы тут природой наслаждаемся, где-то умирает русский парень. Стыдно - говорит.
Я стараюсь её отвлечь, но и сам понимаю, что не видать мне настоящей радости, пока мы не победим.
И я уверен, что так почти все думают.
Вот в чём пока наша главная радость. В единомыслии. В медленном обретении бытийной солидарности. Понимании принадлежности к великой нации, образованной историей не только по факту крови, но больше по соучастию в бесконечной битве за выживание. Тот что философы историки называют «психологией осаждённой крепости».
И да - ничто так не сближает, как общие потери. Только жертвой вера укрепляется.
Однако это не повод ходить с кислой мордой. Мой покойный папа - военный хирург с пятидесятилетним стажем, говорил: на первую боль скажи - «смешно», запутай голову, это так тоже работает.

В местах где Господь мне благословил ныне остановиться, помимо природы безумной красоты, есть ещё и древний мужской монастырь, которым руководит игумен Василий, мой сверстник, как писал Проспер Мериме - человек состоящий целиком из сердца. За вечерним чаепитием в монастырской гостинице отец Василий мне подарил тельняшку, из чего я сделал вывод, что он ко мне неплохо относится. Дерзну его попросить взять на поминание те списки «за здравие» и «за упокой» наших ребят на фронте, которые мы с вами составили прежде.
Когда я их вычитываю - это одно, по моим грехам спорноэффективное, а вот когда монахи будут поминать - то совсем другое дело.

И вселися в ны
Просыпаюсь с рассветом, гуляю по урочищу дорожками парковой зоны вдоль берега озера, отражающего лазурь утреннего неба, рассекаемого величавым скольжением семи лебедей. К моему ранее единственному белому товарищу добавились ещё шесть. Четыре пегих и два белых. Видимо это лесное озеро служит пунктом сбора этих царственных существ для последующего перелёта в южные края.
Любуюсь восходом солнца. Невольно ищу возможность быть сопричастным этой красоте. Читаю вслух: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша!»
Благо на много километров вокруг ни души и рассмешить своим духовным порывом смогу разве что енотов, коих несметное количество в здешних краях.
На словах «…и вселися в ны…» тело действительно наполняет сила, обязанная своим происхождением искреннему убеждению, что Господь не оставит меня дурака и дарует шанс преодолеть все невзгоды и сомнения нашего сумрачного времени.
Потом вернусь в дом и буду весь день переписывать присланные имена в бумажный помянник, чтобы отдать его монастырской братии. Боюсь что не хватит одного помянника, имен более двух тысяч. Ничего. Съезжу в Печоры, куплю ещё один или два. Красивые, в кожаных переплётах.
Они должны быть красивые, столь же красивые, как и сердца тех, кто обращается к Богу с молитвой о своих близких.
То есть - вас.

С Праздником!

"О здравии" переписал. Сегодня отдам в монастырь.

С радостью спешу уведомить вас мои любезные друзья, что отдал помянник лично в руки игумену Святогорского монастыря отцу Василию.