Фантазии первичной сцены, таким образом, содержат нарциссический аспект, отражающий неполный катексис Я и попытки компенсировать его. Они также содержат эдипальный аспект. Фантазии первичной сцены отчасти можно понять уже из сознательных фантазий ребенка. Что еще может означать вырасти и жить такой жизнью, к которой стоит стремиться, как не включенность в жизнь родителей/взрослых? Что еще может в уме ребенка быть дверью во взрослость, кроме двери в спальню родителей? Оказаться снаружи за этой запертой дверью означает, что ты беспомощен, что тебя оттолкнули и оставили в одиночестве. Мы надеемся, что эта дверь будет открыта, когда мы, наконец, вступим во врата рая. Снаружи этой двери находится полнейшая пустота, бездна, вечная жгучая боль неудовлетворенности – ад. В глазах ребенка жизнь взрослого полна завиднейших возможностей. Каждый должен решать для себя, стремиться ли ко взрослости через дверь родительской спальни, чтобы участвовать в жизни вместе с компетентными родителями, или развивать свои собственные умения, свои собственные эмоциональные отношения и свою собственную жизнь. Оливер Флуорной (Fluornoy, 1979) говорит о своем собственном опыте: психоанализ следует закончить, когда анализанд оставил своих родителей, чтобы жить самостоятельно, и сам начал создавать значимые отношения в своей собственной жизни. Когда такое происходит, становится возможным сосуществование между детьми, живущими своей собственной жизнью на своих собственных условиях, и родителями на их условиях. Когда эта фаза достигнута, катектирование собственного Я и собственной сексуальности продвинулось достаточно, и эдипальная ситуация утратила свое объектно-либидное и нарциссическое значение, и все это отражается в содержании фантазии о первичной сцене, актуальном на данный конкретный момент.

Фантазии первичной сцены, катексис Я и то, как они отражаются
в психоаналитической ситуации
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт

"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

ЛЮБОВЬ И ОПЕРА

«Женщина не может отдаваться полностью без любви, именно поэтому она более чувствительна, по мнению Фрейда, к потере любви и находится в большей опасности впасть в депрессию при потере объекта любви.

Мировая опера обличает эту несимметрию.

“Если ты меня бросишь, я убью тебя!” - кричит Дон Хосе Кармен.

Мадам Баттерфляй: “Если ты меня бросишь, я убью себя”».

Жаклин Шаффер, психоаналитик. Статья «Женское: один вопрос для обоих полов» из сборника «Уроки психоанализа на Чистых прудах», выпуск 1.

Фото: А.А. Дейнека, «Парижанка», 1935. Холст, масло. Русский музей, Санкт-Петербург.

Театрология души

О слове в терапии.

Слово великая вещь! Слово усиливает нарциссизм, дает обозначение непонятным ощущениям, слово может как возвеличить, так и уничтожить. Слова использует мать, чтобы способствовать психическому успокоению и развитию младенца. Слово может играть роль символа, символа отсутствия. Там, где нет вещи, возникает слово, которое ее заменяет и к ней отсылает. Слово это защита, защита от тревог. Там, где можно сказать, нет необходимости действовать и невозможно заболеть. Когда невозможно что-то высказать, то начинаешь болеть.

Слово может быть психической кожей, тем, что отгораживает от страшного и непонятного, неясного. Не просто так создавались наука, религия, философия. Именно с помощью слов мы пытаемся объяснить себе что-то, что нас пугает и вводит в неопределенность. Смерть, боль, страдание, инаковость. Сильные аффекты превращаются в слова желаний и эмоций. Что-то невыносимо сильное уменьшает свою тягу и безостановочное движение.

Слово психиатрично и антипсихиатрично. Называя кого-то нормальным и ненормальным, здоровым и больным, правильным и неправильным, обозначая критерии правильного, мы как бы отделяем себя от того, что пугает. Мы не впускаем с помощью слов в себя чужие эмоции, переживания. Мы либо уменьшаем их значимость, успокаиваем, либо обесцениваем и разрушаем. Вместо того, чтобы принимать, позволять другому запустить свои щупальца слов в нашу психику, мы как бы говорим: «Нет, я не готов принимать твою боль, твои страдания». Гораздо легче сказать что-то, обозначить, обесценить, заткнуть чужую рану, нежели её услышать. Легче заболтать. Отсюда у психологов возникает желание спрашивать, задавая бессмысленные вопросы, давая непонятные комментарии, странные интерпретации…

Однако слово терапевта может и связывать аффекты, тормозить тревоги, обозначать странности. Слово может дать причину поведения и ощущения, обволакивать поддержкой, увеличивать и усиливать неокрепший, слабый нарциссизм, давать почву под ногами. Можно очень много сделать хорошего словом, и для эмпатии и нежности терапевта не обязательно утешать или приносить плед с конфетами и чаем. Можно просто балансировать между контейнером-молчанием и контейнером-словом. Словом, за которым лишний раз не лезут в карман. Слово, сказанное вовремя, четко, ясно и кратко.

Заметки из семинара по кляйнианской технике:

- Вот мы поняли на супервизии какую-то часть бессознательной фантазии пациента, а он в следующий раз пришел с другим. Все постоянно меняется.

- В одних проекции заходят легко, как в пористую губку. А в других совсем не заходят, входа нет. И заходить может всегда что-то одно, а другое не заходит.

- В анализе пациент может обнаружить не только то, что родители, казавшиеся ужасными, были достаточно заботливы. Также обнаруживаются недостатки идеализированных объектов.

"Очень часто люди, лелеющие свое одиночество, как раз наоборот страстно нуждаются в близости."
(с)

Субъект конституируется как субъект только благодаря опосредующим эффектам языка, то есть благодаря вмешательству Другого. Он не поглощается и не включается в Другого, а конституируется по отношению к нему, то есть он отличен от Другого.

И, проходя через означающую цепь, встречая в поле Другого самого Другого, субъект неизбежно остается в замешательстве, в недоумении, которое Лаканом в вопросе Che Vuoi? Этот вопрос двояко направлен

- как адресованный субъектом Другому (чего он хочет от меня?) и

- как предполагаемо адресованный от Другого к субъекту (чего ты хочешь?).

«Ответ» на этот вопрос дается в форме фантазма ($◊a).

В понимании Лакана субъект обязательно конституируется как незавершенный, он может прийти к бытию только как отсутствующий в самом себе. Его нехватка и делает его желающим. Но поскольку его желание во всей своей сложности является желанием Другого, то и Другой представляется как имеющий нехватку. Обе стороны — и субъект, и Другой – обязательно неполные. Их незавершенность не может быть завершена, но фантазм служит завесой, предохранением от встречи с этой незавершенностью, неполнотой – и в самом субъекте и в Другом как символическом порядке.

Objet petit a в фантазме - воображаемая причина желания, которая допускает фантастическое чувство целостности, в котором субъекту по сути отказано. Порожденное чувством целостности удовольствие действует через модус фантазма как суррогат бытия, которое было потеряно на уровне отчуждения в движении к смыслу, на сторону Другого. То есть на уровне фантазма повторно разыгрывается чувство целостности, которое переживалось бы в неутраченном полном бытии, или которое младенец ошибочно получает в своем зеркальном образе i(a).

Но желание субъекта, конечно, фантазмом не удовлетворяется, поскольку оbjet petit a функционирует в фантазме как воображаемая причина желания, и отношения субъекта ($) и объекта а в фантазме остаются воображаемыми. Однако в фантазме расщепленный субъект обретает определенную устойчивость, в отличие от Я из фрейдовского «Wo Es war, soll Ich werden» («Где это было, я должен стать») – чисто предполагаемой позиции субъективности. Фантазм — это «материал» для этого, изначально вытесненного Я, которое может быть обозначен только в «угасании» высказывания».

«… фантазм и есть, собственно, «материя» того Я, что с самого начала оказывается вытесненным, ибо единственным указанием на него служит «fading» высказывания» (Лакан Ж. Ниспровержение субъекта).

По материалам семинара «Граф желания - step by step» 03.12.22. На основании следующих работ:
- Лакан Ж. Ниспровержение субъекта и диалектика желания в бессознательном у Фрейда, 1960.
- Fink B. Lacan to the Letter: reading "Ecrits" closely. – 2004.

Иллюстрация – граф 3, и фрагмент графа + (Лакан Ж. «Ниспровержение субъекта»)

#граф_желания #структурный_психоанализ

Униженные, растоптанные дети, вырастая то же самое проделывают с собственными детьми, порой даже не замечая этого, а многие и вовсе становятся «стерильными», так велик ужас перед детством!

"Мы чувствуем себя так, как чувствовали нас с рождения наши родители"
Р. Руссийон

В противовес движению активной пассивизации первичного мазохизма наше либеральное общество пытается сформировать активного индивида, господина самого себя, который не подчинен Другому и первичному «давнию себя», характеризующему субъективацию.

Сегодня индивид должен заявить о себе и быть признанным другим с помощью контроля за своей деятельностью, общество восхваляет субъекта, который становится поводом для встречи, желания, удовлетворения.

Например, логику либерального мира отражает взгляд, что ребенка следует вернуть к грудному вскармливанию по его желанию. В отличии от традиционного становления субъекта, где его определяет Другой – в этом случае младенец определяет себя. Ребенок сегодня не подчиняется Другому и это затрудняет его субъетивацию. Другой теперь не обладающий силой, который дает предложения, Другой сегодня – это дополнение к желанию субъекта.

Мы можем видеть проявление этого во многих феноменах психопатологии обыденной жизни, например:

-  сексуальные партнеры воспринимаются как удовлетворяющий объект, который можно выбросить, когда он не подходит;

- возможность выбирать пол благодаря достижениям медицины;

- изменение субъективной жалобы, которая из революционного требования изменить несправедливый мир превратилась в страх перед последствиями личного и коллективного выбора. Обычно это называют экологией, а Серж Лесур мог бы назвать это Эго-логией.

Эти изменения процесса субъективации – одна из оборотных сторон огромной свободы выбора, которую предоставляет постмодерн.

Однако, теперь подчинение желанию Другому и отказ этому сместилось из функции субъекта на функция Я. Если субъект остается господином самому себе, то именно Я страдает от неизбежных взаимоотношений с другими.

Это мы видим во многих случаях современной депрессии, когда снижение самооценки, ненависть к себе – становится единственным способом сказать «нет» на запрос Другого и это выражается в форме «я не могу», я не на высоте.

Подробнее: Серж Лесур "Первичный мазохизм и субъективность". Журнал "Психоанализ" №2; Киев - 2020

Кадр : ядро или человечность.

Кадр это основа психоанализа, та самая база, без которой этот метод невозможно представить. После пары "чудесных" ошибок начинающего психоанализа вопрос кадра стал занимать ключевое значение в психоанализе. Не теория, а именно кадр. Кадр, нарушение которого говорит о необходимости личного анализа или терапии и супервизий случаев. Кадр, нарушение которого может( а может и нет) говорить о не анализабельности пациентов. Кто не способен соблюдать правила, не может работать в данном подходе. Есть две крайности отношения к кадру: плавающий кадр и кадр-фетиш.

Кадр-фетиш. Кадр, в котором не дай бог пациент начнёт есть или пить, заглянет в телефон, попросит перенести сессию или забыть оплатить её, отменить меньше чем за 24 часа и потребовать, чтобы не платить. Там, где пациент хочет, чтобы все Непланированные сессии состоялись по желанию пациента, или же были отменены оплаты сессий, на которых пациент не сможет присутствовать. Кадр, где терапевт лишается нейтральности и выносит какие-то свои суждения, говорит больше необходимого, оценивает, критикует, нарушает границы, начинает действовать. Эти все достаточно грубые ошибки терапевта как раз и могут тормозиться жёстким кадром, но всегда ли нарушения кадра это нарушения?

Порой только через нарушение можно узнать историю пациента. В каких-то ситуациях( да простят меня все) можно пойти на уступки по переносу или отмене сессии. Это не значит, что плавать кадр должен всегда. Нет, но надо всегда смотреть по ситуации. Это как с молчанием. Где-то надо дать пространство молчанием, и это молчание будет дружелюбным. Какое-то молчание является смертельным ядом, повторением травматической ситуации. Есть ситуации, когда слова, пойманные мысли терапевта, могут быть названы пациенту и привести к инсайту, а когда-то это может восприниматься как преследование или психотическое чтение мыслей, что не может не пугать. В большинстве случаев обсуждение внешности или поведения приводит к нарушениям грубого характера. Но есть случаи, когда пациент только и может рассказывать свои истории через свои одежды, сумки, прогулки. И такая же история с повседневностью: то, что может казаться уходом в реальность, является нетривиальным способом рассказать о том, что происходит на сессии между терапевтом и пациентом. Иногда, чтобы услышать шуршание веточек психики необходимо, чтобы сгорел лес.

Самое главное правило, которого придерживаются как классические, так и современные психоаналитики — не навреди. Не навреди, сделав и не навреди не сделав. Не навреди теплом и не навреди нейтральностью. Соблюдая это правило и исходя из здесь и сейчас данных своей психики, психики конкретного пациента на конкретной сессии и исходя из коммуникации двух психик только и можно понять, когда надо быть законодателем, отцом, а когда надо быть матерью, когда надо быть Кернбергом, а когда Кохутом или Столороу, когда надо быть фантазером как Бион, Ферро или Чивитарезе, а когда надо быть реалистичным, как некоторые французские аналитики. Главное — быть собой и исходить из себя, из своей любви и понимания пациента. Не ошибается только труп. А для этого уже нужен анализ/ Терапия и супервизии....

Чёртов баланс...

Феноменологически стыд – это нечто вроде взрыва наоборот, или вовнутрь (Lang, см.: Lewis 1987a, b), который парализует и заставляет замереть. Стыд сочетается с желанием спрятаться, «провалиться сквозь землю». Феноменология стыда содержит также искушение отказаться от собственной идентичности, для того чтобы обеспечить принятие со стороны другого. По мнению Кинстона (Kinston, 1987) и Лихтенштейна (Lichtenstein, 1963), это центральное для стыда событие. Стыд относится ко всему Я. Человек может попытаться исправить деяние, которое вызвало чувство вины, но стыд представляется непоправимым, и Я в целом ощущается как неправое до самого своего основания; поэтому нужно изменить Я в целом.

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Матрица либидо вмещает, помимо прочего, интерес, любопытство, желание наблюдать, желание приблизиться и энтузиазм. Исследование раннего детства в последние десятилетия (например: Stern 1985) заставляют нас сделать некое предположение относительно природы либидо. Мы полагаем, что с момента рождения и позднее на протяжении жизни либидо есть потребность найти реципрокность. Поиск взаимности происходит между Я и внешним миром как надежда найти дающего реципрокность другого человека, но также между различными частями Я как надежда стать цельным и расширяться. Отвечающее реципрокностью окружение вначале создает обстоятельства, когда младенцу дается возможность найти свое нарождающееся Я. Младенец нуждается в постоянно доступном, отвечающем взаимностью другом человеке для того, чтобы принять власть над миром, а также чтобы найти себя и гештальт-инвариантов (моторика, сенсорика, амодальные качества, ритмы жизненных аффектов, категорий аффектов и т.д.) (Stern, 1985). Таким образом младенец вырабатывает свои функции исследования своего окружения. Младенец и мать пытаются настроиться друг на друга. Мы предполагаем, что уже на этой фазе динамика Танатоса начинает останавливать, отделять и устранять такие попытки получить взаимность, которые не срабатывают и только создают беспорядок.

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт


Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Японский психоаналитик Такео Дои (Doi, 1989) вызвал интерес, введя понятие амаэ – японское представление о любви. Амаэ есть, как нам представляется, нечто вроде либидо- матрицы, которая не проводит различия между субъектом и объектом, между нарциссизмом и объектной любовью; она одинаково переживается и взрослыми, и детьми. Одно из ее проявлений – это жажда ответа на любовь; однако требовать ответной любви или показывать это желание публично неприемлемо. «Хорошая амаэ» – это когда человек живет в гармонии с желанием ответной любви, а стремление к этому состоянию характерно для японской культуры. «Плохая амаэ» требовательна и эгоцентрична, то, что на Западе называют патологический нарциссизм. Что делает понятие амаэ интересным, так это то, что центральное место в нем занимает жажда взаимности, что похоже на наше предположение, согласно которому «с момента рождения и позднее на протяжении жизни либидо есть потребность в реципрокности».

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт

"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Влечение смерти, направленное на самого человека, стремится устранить бесполезные психические усилия, направить их в полезном направлении, либо генетически заданном, либо указанном опытом, чтобы таким образом достичь осуществления. Но это происходит только в идеальных случаях. Придавание формы неопределенному желанию, связывание его есть центральное событие в психической энергетике человека.
Действие Танатоса, направленное на то, чтобы устранить нарушения покоя, можно сравнить с психической гетероиммунной и аутоиммунной реакцией: нарушение покоя устраняется, но механизм может также действовать не должным образом, а гиперреагировать, и может, кроме того, начать уничтожать своего носителя.
Стыд принадлежит к аффектам Танатоса. Это аффект, который возникает, когда человек пытается цепляться за взаимность или получать ее, направляя реакцию Танатоса на себя. Стыд может чередоваться с другими параллельными стремлениями Танатоса. Такие репрезентации Танатоса – это, например, уход в себя, отталкивание и ярость. В ходе психоанализа можно видеть, как, например, унижение, уход в себя, стыд, ярость и отталкивание следуют друг за другом в течение короткого периода времени.

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Ещё красивое о творчестве Фрэнсиса Бэкона (который художник). Не записала, чья цитата:

"Для Лакана картина это фиксация взгляда. Для Бэкона - непереносимый объект. Он говорил: "мы все кричащее мясо на костях". Искусство Бэкона подбирается к Реальному. В картинах есть взгляд, и есть крик, голос. Субъект испытывает на себе взгляд снаружи, взгляд порнографии, он превращается в экран. Создание такого искусства помогало ему пережить страдающее тело".

ЖЕНСТВЕННОСТЬ И ОТЦОВСКИЙ ВЗГЛЯД

«Признание реальным отцом женственности своей дочери является основополагающим. Именно отцовский взгляд, отличный от взгляда – «зеркала» матери определяет судьбу женственности дочери в смысле появления желания быть рассматриваемой и желанной мужчиной. Взгляд отца, который может говорить: “Ты красивая маленькая девочка”, но также и: “Однажды твой принц придёт!”»

Жаклин Шаффер, психоаналитик. Статья «Женское: один вопрос для обоих полов» из сборника статей «Уроки психоанализа на Чистых прудах», выпуск 1.

Фото: Пьер Огюст Ренуар, «Портрет актрисы Жанны Самари», 1877. Холст, масло. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Москва.

Театрология души