Вчера была конференция памяти Штерна, выступали представители современного психоанализа, последователи Спотница.
Почерпнула несколько свежих для меня идей и вдохновилась прочитать книгу Яна Федорова "Тотем без табу" (хорошо бы конечно самого Спотница, но его пока сложновато).

Но главное, что я для себя вынесла: это подтверждение основ техники Французкой школы, - о важности жесткого кадра с пограничным пациентом, об атаках на кадр как построение связи и проверка надежности аналитика. О том, что даже очень опытный аналитик может ошибаться и не увидеть на первый встречах всей глубины нарушенности пациента.

Казалось бы, уже известные вещи, но было важно услышать их еще раз, подтвержденные клиническим опытом представителей другой школы, где нет таких жестких ограничений кадра априори.
У.Шарп, Бостон, представлял случай пограничной клиентки (по описанию с BPD, пограничным расстройством личности), с которой он приходит к выводу, что его уступки жалобам пациентки (относительно времени, количества встреч и стоимости) привели последнюю в состояние крайней нестабильности - на одну из втреч она приходит с отвращением, ощущая себя отравленной по вине клиники (где они встречаются с аналитиком).


В общем, послушав конференцию я преисполнилась гордости за Французкий психоанализ, поскольку в нем уже в технике заложено то, что другие направления «открывают» с опытом)

О ГРАНИЦАХ ДЛЯ ПОГРАНИЧНОГО ПАЦИЕНТА

Более подробно случай У.Шарпа, Бостон.

Это была пациентка, с которой они никак не могли установить день и время, то ей было слишком много сессий, то слишком мало, она звонила аналитику между сессиями, угрожая совершить суицид, если он не поговорит с ней. Она согласилась лишь на треть от минимальной стоимости сессии в клинике и постоянно задерживала оплату, хотя на сессиях упоминала, что любит зайти в ресторан, чтобы выпить бокал вина (примерно столько и стоила их сессия).

Пациентка принесла аналитику брошюру по тренингу ДБТ (диалектуально-бихевиоральная терапия) и предложила ему отслеживать в каком ментальном режиме она находится и сообщать ей об этом. Конечно, когда аналитик это делал – она сказала, что он ничего не понял в ДБТ и неверно определил ее режим.

И вот на одной из сессий, пациентка с возмущением и отвращением говорит, что, когда мыла руки, проглотила муху, которая попала в клей, а затем залетела к ней в рот. В туалетах клиники летом вешали клеевые ленты для ловли мошек, которые летели с канализации.

Аналитик трактовал для себя, что тем самым пациентка сообщала, в каком состоянии она находится, и что эта отравленная муха – метафора их терапии.

В дальнейшем аналитику удалось выстроить кадр.

Он говорит, что на этом случае он понял, что атака погр.пациента на кадр - это его способ сказать что ему плохо, и это его парадоксальный поиск надежной опоры. Шарп сравнивает пограничного пациента с летучей мышью, которая ориентируется по эхолокации. Мышь издает пронзительный звук и по возвращенному отзвуку понимает, где она находится и куда можно лететь. Если стена отодвигается (нет четкого ответа среды) – то летучая мышь будет биться о стены.


<Конечно, здесь поднимаются очень важные темы, в том числе на стороне аналитика – страх конфронтации, т.е. собственной агрессивности; страх быть плохим/виноватым, признание своих ограничений, и т.д>

Основная черта стыда – паралич – может доминировать в аналитической ситуации. Вместо психической работы анализанд может уйти в бездумное молчание или использовать речь против угрожающего паралича. Недостаток мысли в речи может проявляться как застой и недостаток содержания. Стыд может также проявляться в неловких предложениях, грамматических ошибках, смешении слов, которое напоминает нарушение чтения и письма (дизлексию и дисграфию), чего на самом деле нет, повторении слов аналитика и разных клише. Различные попытки компенсации и репарации могут скрывать паралич и отсутствие мысли. Для того чтобы скрыть пустоту, анализанд может демонстрировать энтузиазм и внимание. Он стремится к переживанию успеха, но, когда это не удается, он немедленно впадает в коллапс. Когда стыд обнаруживается, то невнятное содержание аналитических сессий может смениться настоящей работой. Стыд, превра-хщенный в осознанный, может иметь то воздействие, которое он часто имеет в повседневной жизни: он подталкивает человека попытаться реализовать свой потенциал. Постоянная борьба со стыдом может быть неврозом характера, который руководит всей жизнью.
Анализандка – молодая женщина, у которой было много травматических и унизительных переживаний в детстве. Она вызывала восхищение своими способностями, сообразительностью, изобилием идей и гипоманическим темпераментом, часто проявляемым с определенным бесстыдством. Когда в анализе она вошла в контакт со своим неотступным стыдом, она признала еще одну свою сторону: она была не способна действовать, беспомощна, парализована стыдом. «Мои действия замедленны; я замечаю, что на самом деле я туповата, я не схватываю целого. Я уверена, что у меня есть нарушение чтения и письма. Мне хочется принижать других. Способности других напоминают мне о моей неполноценности, и я начинаю завидовать им».

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Величина нашей неудовлетворенности жизнью в точности равна размеру незадействованного потенциала — то есть той силе, с которой мы не живем, любви, которую мы не выражаем, разуму, который не проявляем.

Аналитик не мыслит категориями "хорошо" или "плохо", он стремится понять, что происходит. К примеру, что происходит, когда заболевшему ребенку дают лекарства? (Внимание: это не антимедицинская или антилекарственная пропаганда, а попытка навести на размышления о том, что происходит в психике ребенка).
Получая лекарства, дети сталкиваются с субститутом отношений. Больному ребенку нужны внимание, забота, понимание. Как уместны здесь слова Р. Руссийона: "Не беда, если родители не понимают своего ребенка. Беда, если они и не пытаются его понять". Что происходит между родителями и больным ребенком, когда р одители даже не задумываются о возможных причинах болезни, о том, что творится в душе их ребенка. У больных детей отношения замещаются механистическими отношениями. Вместо либидинальных отношений ребенок через лекарства получает механистические отношения. Так мать превращается в автомат, в механизм

Вы когда-нибудь были влюблены?

Ужасно, не так ли?

Вы становитесь такими уязвимыми. Любовь вскрывает вашу грудь, вскрывает ваше сердце, и это значит, что кто-то может залезть к вам внутрь и искромсать вас изнутри.

Вы строите всякие защитные системы, целый доспех, чтобы ничего вам не навредило, а потом один глупый человек, ничем не отличающийся от других глупых людишек, приходит в вашу глупую жизнь…

Вы даёте им кусочек себя. Они о нем не просили. Они просто сделали что-то глупое, поцеловали вас или улыбнулись, и ваша жизнь перестала вам принадлежать.

Любовь берет в заложники. Она выедает вас и оставляет вас плакать в темноте, и простая фраза «Может, нам лучше стать просто друзьями» превращается в стеклянный осколок, вонзающийся в сердце.

Это больно. Не просто в воображении. Не просто «в голове». Это душевная рана, настоящая залезающая в тебя и раздирающая на части боль.

Я ненавижу любовь.

Нил Гейман

Я обвиняю, или всеобщее чувство вины.

«Я обвиняю»- так называлась статья Эмиля Золя в ответ на резонансное дело Дрейфуса, когда человек был обвинен в преступлении из-за своей крови, еврейской крови. Евреи всю свою историю страдали из-за своей нации, и, как и любая категория граждан, получивших возможность ответить, начала долгожданное и заслуженное возмездие всем своим обидчикам.

Категорий граждан, пострадавших из-за Старого и Нового мира, предостаточно: славяне, арабы, мусульмане, христиане, индейцы, индусы, верующие и атеисты, язычники, староверы, сектанты, ученые, философы, священники, актеры, афроамериканцы, мексиканцы, представители ЛГБТ сообщества, женщины… Список можно продолжать бесконечно. С одной стороны, это здорово. Люди пытаются разобраться со своей историей, понять, кто прав, кто виноват, исправить свою историю, подлечить раны, наказать виновных… Однако из моих уст ощущается какое-то НО. Что же это за НО?

Увы, но не всякие политические движения получают позитивное значение. Заратустре не интересно, от чего ты освободился. Для чего ты освободился? Глобальный вопрос, не правда ли? Начиная с 1968 года во Франции разные политические и социальные меньшинства борются за свою свободу, однако чем это в реальности заканчивается? Властью жертв, или ресентиментов, как сказал бы Ницше. Чем ресентимент отличается? Он не борется за свободу и созидание(увы), он борется против господ. Отрезав голову Марии Антуанетте, Французская революция сама стала абсолютной монархией, правда ненадолго. Нет ничего более страшного, чем обозленный освободившийся раб. Он будет ломать и крушить этот мир, пока он не сгорит до тла. Такая психология освобожденных насилием. Получив в жизни зло, они будут наносить ранения….

В чем я обвиняю борцов за справедливость? В очень простой вещи: в психологии жертв. Жертва жертва на всю жизнь. Никто не отрицает боли, однако в этом комплексе так много наслаждения. Как будто единственное, что ценно — это страдание: мне плохо, мне сделали больно, и этим я существую. Это ядро моей сущности. Раны холят и лелеют. Вместо того, чтобы бороться за то, чтобы этого больше не было, вместо того, чтобы расти и двигаться вперед, развиваться, созидать, жалеют себя без конца.

Но ведь раны не всегда про жалость. Кто-то из ран выстраивает себя. Ницше лишился отца в очень раннем возрасте, Фрейд был замещающим ребенком с мертвом матерью, Делез потерял брата, Ван Гог страдал от того, что всю жизнь жил жизнью другого умершего Винсента…. Страдающие? Да. Но кто они? Философы, психологи, художники. Да такие, которых еще поискать.

Почему нарциссизм как будто не хочет взрослеть? Откуда эта зацикленность на прошлом? Что за вечная рекурсия? Как будто бы возможность говорить о травмах затмило разум и сделало очень вредную вещь— стала самоцелью…. Наверное так проще… Или можно повернуть ещё круче. Те, кто получил ранения в самом начале жизни, чувствуют постоянную вину за своё существование. Я заслужил такое обращение, это оправданно. И попытавшись избавиться от чувства вины, они решили приписать его тем, кто косвенно виновен. Спроецировав на другого свои чувства и обвинив его во всех своих своих бедах, уже можно не умирать от стыда и чувства вины.

Мы сталкиваемся со значимой проблемой стыда у тех анализандов, которые пережили травму в раннем детстве. Они остались пленниками стыда, как часто бывает с жертвами дурного обращения, узниками концлагерей, жертвами школьных издевательств или супружеских побоев. Им все время стыдно, что они не смогли пробудить принятие и понимание у тех, от кого они зависели. В их внутреннем мире Танатос стоит в жестокой оппозиции к либидо.
Отсутствие понимания или унижение в отношении родителей к ребенку часто отражают их собственную трагедию. Достаточно часто бывает, что родитель пытается разрешить свою собственную проблему стыда через ребенка. Единственное, что в ребенке хоть чего-то стоит,– это то, что позволяет родителю чувствовать себя успешным в качестве матери или отца или чем отец и мать могут гордиться. Опыт стыда из детства родителя или постыдный семейный секрет, который анализанд назначен выправить или сам себя назначил это сделать, может быть задником той темницы стыда, в которую заключен анализанд. «Телескопичность поколений», описанная Файмберг и Корелом (Faimberg, Corel, 1989), когда анализанд идентифицировал себя в отношениях между своими родителями и их родителями, в случае стыда особенно ясна.
Анализанд, претерпевший травму в результате детства, разрушившего его психическую интеграцию, или эмоционально пустого детства, может обнаружить, что для него критически важно осознать существование стыда и его различных эффектов: «Я не обязан защищать себя от бездонной и непоправимой неполноценности. Я не являюсь неизлечимо беспомощным, бессильным, не умеющим думать, погруженным в уныние и лишенным Я. Стыд – это чувство, которое всех заставляет чувствовать нечто подобное». Тогда стыд становится открыт для более близкого рассмотрения. Хотя Танатос держится за свои позиции с почти невероятным упорством, аналитический процесс все же может начаться.

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

В случае психоанализа само признание потребности в помощи может быть невыносимо унизительным. Оно показывает нашу слабость. Но, помимо того, это желание может выказываться, когда взаимность не удалась и само существование желания стало источником стыда. Такое желание может стоять в скрытом виде за тем, что человек начал участвовать в психоаналитическом сотрудничестве, проявляет интерес к нему или дает себе труд организовать практические моменты. По той же самой причине любая помощь со стороны аналитика может быть постыдной, например, дать дополнительную сессию, изменить расписание ради нужд анализанда. Поиски такого другого человека, который выполнит невыраженное желание и которого не будет надобности о чем-то просить (поиски того, что мы часто называем жаждой симбиоза), может быть попыткой избежать такого стыда. Циничное замечание Ницше о благодарности (благодарность – это более мягкая форма мести) касается унижения и стыда в связи с получением помощи.

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные Работы"

Аналитик тоже всегда подвержен стыду. Когда он не чувствует, что успешен в своей работе, когда он не получает взаимности, которую он ожидает от анализанда, или когда он является мишенью порождающего стыд нападения анализанда, у него может быть искушение отклониться от рабочей атмосферы свободного наблюдения и тем самым начать делать технические ошибки. Его способность думать может быть парализована на какое-то время, а то и надолго, и он может начать теоретизировать и делать интерпретации, которых он сам не понимает; или он может прибегать к завуалированным педагогическим или другим неаналитическим мерам.

Происхождение стыда и его проявления
Пентти Иконен и Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа"

Знаменитая модель Гельмгольца, касающаяся психологических иллюзий, или галлюцинаций, была основана на ошеломляюще простом наблюдении. Если мы с силой нажмем на яблоко правого глаза, то левым глазом мы увидим оптические нервы, пересекающиеся на пути к головному мозгу, вызывают переключение сторон. Гельмгольц определял это световое явление как воспоминание о прежних интенсивных световых стимулах и называл его иллюзией, т. е. галлюцинацией, «бессознательным выводом», когда знакомое прошлое смешивается с незнакомым настоящим (Helmholtz, 1868; см.: Makari, 1994). Память о световом явлении знакома из прошлого; незнакомое настоящее – это то, что на глаз оказывают давление, а не стимуляцию светом. Переживание чувственного восприятия, таким образом, обеспечивает нас только информацией о наличии стимула, но не информацией о его природе. Гельмгольц числил себя учеником Канта и считал, что он разрабатывает взгляды Канта на априорность, заменяя ее памятью.

О переносе: история
и современная перспектива
Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа:Избранные работы"

...младенец больше возбуждается от звука человеческого голоса, чем от других похожих звуков. Отслеживание количества поворотов головы младенца показало, что младенец узнает запах молока своей матери, отличая его от молока других матерей. Наблюдая, куда младенец смотрит, удалось выяснить, что его больше интересуют картинки, изображающие лицо, чем любые другие картинки. Все эти явления свидетельствуют о способности младенца формировать ранние объектные отношения. Результаты многих других исследований доказали, что способность стремиться к контакту полностью задействована у младенца с момента рождения. Важно то, что эти особенности восприятия изменили представление о такой ранней стадии развития, как стадия аутизма. Стерн утверждает, что усилия достичь реципрокности и постоянно расширяющееся переживание Я присутствует в жизни младенца с самого начала. Ранее считалось невозможным переживать Я на этой фазе, поскольку дифференцированное Я, единица, которая независима от своего окружения, на этой стадии не существует. Стерн доказывает, что Я есть переживание связных и дифференцирующих психических функций. Демонстрируемые ребенком в обеспечивающем безопасность присутствии своей матери способности (такие как способность формировать восприятия или понимать их внутренние соотношения) на самом деле есть то же самое, что переживаемый опыт рождения Я. Ребенок, о котором хорошо заботятся, может также быть в состоянии мирной пассивной активности, которая регулярно повторяется. В такие моменты ребенок наблюдает свое окружение, оглядываясь в поисках чего-нибудь нового. Ребенок перерабатывает свои восприятия через врожденные склонности. Я включает как формирование, так и постоянство новой организации. Это, прежде всего, опыт достижения и функционирования, опыт того, чтобы быть живым (Rechardt, 1988).

О переносе: история
и современная перспектива
Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Важность быть понятым и переживания в области реципрокного понимания обретают новую значимость. Стерн с соавт. (Stern et al., 1998) говорили о «моментах встречи» между психотерапевтом и человеком, получающим терапию, о событии, которое характеризуется мгновением взаимного понимания. Этот момент расширяет сознание человека, получающего психотерапию, и формирует новые ракурсы понимания. Стерн ставит целью найти у своих клиентов такие участки психики, в которых можно обнаружить поддающееся словесной передаче понимание. Фонаги (Fonagy, 1999a) четко изложил свои мысли на эту тему в редакционной статье, высказав, что нам следует забыть археологические метафоры и что понимание прошлого не обязательно гарантирует достижение результатов в лечении. Голдберг ответил на это, что статья Фонаги недостойна опубликования, и утверждал, что реконструкция прошлого остается одним из краеугольных камней психоаналитической работы (Goldberg, 1999). Фонаги затем ответил (Fonagy, 1999b), подчеркнув, что на первом месте стоит понимание сегодняшнего состояния психики, и именно поэтому необходимо перерабатывать ту часть переноса, которая связана с невербальной процессуальной памятью. Тэхкэ (Tähkä, 1993) предлагает подход более простой и более близкий к практике. Он подчеркивает, что пограничный пациент не получает пользы от того, что ему указывают на перенос, а получает пользу от способности аналитика выражать настроения и чувства пациента, чего сам пациент сделать не способен. Он называет это эмфатическим описанием (там же, р. 349–360).

О переносе: история
и современная перспектива
Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

Используя эдипальный язык, мы
всегда рискуем потерять многоязычие, которое присуще реальному миру. Следуя исключительно его законам, мы едем лишь по одному «значимому пути». Ловушка закрывается, когда вы думаете, что есть только один способ думать, говорить и любить. Да, это что движется прямо: straight*.

*прямо/натуральски

Фабрис Бурлез

Недавно высказанные взгляды на вспоминание помогают это понять. Выяснилось, что важно искать новые точки зрения, чтобы достучаться до все более нарушенных анализандов. Стало обычным говорить, что анализанд нуждается в новом объекте в лице аналитика. Это значит, что человек, получающий анализ, обретает опыт коммуникации с кем-то, кто может понять его иным образом, чем люди, когда-то важные в его прошлом (Fonagy, 1999; Loewald, 1960; Tähkä, 1993). Фокус смещается с прошлого и истории в настоящее, на тот факт, что аналитик находит словесные выражения для настроений и состояний психики анализанда, которых у того ранее не было, но которые для него приемлемы. Это расширяет способность анализанда достигать самопонимания.

О переносе: история
и современная перспектива
Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа: Избранные работы"

«Объектные отношения переживаются удовлетворительными не вследствие достижения генитального уровня. Наоборот, именно благодаря установлению хороших объектных отношений достигается подлинная генитальная сексуальность».

Р. Фэйрберн
Цитирует О. Кернберг (Fairbairn and the Object Relations Tradition, 2014)

#РональдФэйрберн
#ОттоКернберг
#ОбъектныеОтношения

Как пишет Пайн (Pine, 1998), психоаналитическое знание развивается путем роста, а не путем отказа впустить что-то внутрь. В нашей повседневной работе мы не «обходимся» только одним богом, как сказал Фонаги; нам нужно много богов, которых мы будем использовать, когда они будут нам нужны, и которым мы будем изменять в соответствии с сиюминутной потребностью, ситуацией и клиентом. Необходимо поступать так, как рекомендовал Бём (это знал также Фрейд): вслушиваться в пациента через собственные впечатления аналитика и распространять это на всю область знаний. Теоретические знания всегда должны быть на практике чем-то, что можно свободно перемещать вокруг себя, хотя невозможно игнорировать тот факт, что некоторые гипотезы могут поглотить весь наш интерес и сузить наши горизонты.

О переносе: история
и современная перспектива
Эро Рехардт

Эро Рехардт
"Ключевые идеи психоанализа:Избранные работы"

Психоанализ спас миллионы людей, но были и те, кто от него страдал, так как он имплинцинтно содержит в себе патриархальные нормы.

Французский психоаналитик-лаканианец Фабрис Бурлез задается вопросами:

Насколько психоаналитическое мышление, построенное на Эдипе, призывая к свободным ассоциациям, хотя и открыто для раскрытия бессознательного, хотя и занимается выявлением путей влечений, способствует созданию парадигмы straight (натуральского) мышления?

Является ли психоаналитическое бессознательное заблокированным в тесном кругу этого straight мышление?

И если ему удастся сбежать, можно ли уточнить, как именно?

Я думаю, что конечно психоаналитическое мышление продолжает множить гетеронормативные сущности, так как не слышит цветущее разнообразие меньшинств, так как оно его пугает.

Поль Пресьядо на одном лаканианском конгрессе задал вопрос аудитории- есть ли среди присутствующих аналитиков трансгендеры, но никто не ответил, что есть.

Услышать инакового тяжело, от тревоги мы прячемся в наши знания и их обогащение идет медленно.

Намного быстрее Эдип действительно станет гибкой историей, когда на конгрессах психоаналитиков будет хоть несколько психоаналитиков, которые совершили переход.