В американских съемных квартирах владельцы просто хуярят все поверхности белой (или серой) краской перед просмотрами и сдачей, обычно совершенно не заморачиваясь, что конкретно попадает под эту краску. Я на эту тему много слышала шуток, шутила сама, видела много этих белых-серых интерьеров и даже в какой-то момент решила написать про приколы рынка съемного жилья этнографию (полная смеха и слез получилась бы этнография). Как вы могли заметить, наша квартира тоже выполнена по канонам.
Однако спустя какое-то время я заметила, что в ванной есть один угол, в котором под краской просматривается плитка - по размеру примерно такая же, как на камине. Я внимательно изучила все стены в ванной и поняла, что плитку просто зашпаклевали и сверху закрасили, но поскольку качество ремонтных работ (см. выше) здесь тоже хромает, плитка предательски выглянула в нескольких местах. Я стала думать, как я смогу наконец исполнить давнюю мечту и стать реставратором. Мечтания мои сильно сдерживал тот факт, что по договору аренды квартиру нужно освободить в том же состоянии, в котором ты ее взял, а соскабливать шпаклевку, а потом наносить ее заново, я не была готова. В общем, я решила немного выйти за рамки привычного и поискать что-то другое, что можно легко ободрать, а потом закрасить. Как назло мне попалась на глаза трещинка на двери. Спустя 5 слоев разноцветной краски я нашла покрытое лаком дерево, которое выглядело как советский складной стол (стол-книжка, символ нового года и душа любой компании). Так я всерьез увлеклась поисками реального возраста дома. Зацепок было не так уж много. Продолжительное гугление и легкомысленная регистрация на подозрительных сайтах позволило выяснить, что дом был построен в 1974 году, хотя мне казалось, что он гораздо страше. Параллельно с этим начало происходить что-то поистине зловещее.
В квартире все комнаты и ванная располагаются вдоль длинного коридора, и из-за деревянных полов, которые конечно же скрипят, ты в целом всегда знаешь, если кто-то идет из гостиной на кухню, и хочет, например, зайти в офис, пока я работаю. Однако я стала слышать точно такие же шаги, когда в реальности по коридору никто не ходил, и это слишком сильно, чтобы быть смешным, напоминало фильм ужасов.
Мистическая тайна была раскрыта, когда мы познакомились с соседями и я начала жаловаться на шаги - оказалось, что они подобные шаги тоже слышат. По факту, мы слышим друг друга, потому что по ту сторону стены у них такой же коридор. При этом никаких других звуков от них до нас не долетает. У меня много родилось инженерных теорий, не буду вас ими веселить.
Это почему-то только утвердило меня в мысли, что дом гораздо старше, и в своих попытках найти нормальный способ это проверить, я дошла до того, что поговорила об этом с профессором археологии с нашего факультета, которая сказала, что на сайте Библиотеки конгресса США (это та самая, где хранится весь архив Прокудина-Горского, кстати! Я именно так о ее существовании узнала в свое время) есть пожарные карты разных периодов, и это самый надежный способ узнать хотя бы период. В самых ранних, что я нашла - 18 века - на месте нашего дома тоже есть дом, но совсем другой в плане. Следущим этапом должен быть архив, но я быстрее отсюда съеду, чем потрачу еще больше времени на свои любительские расследования. Короче, дом старый. И в нем все скрипит. Как выяснилось позднее, не только скрипит, но и периодически отказывается функционировать.

В английском языке есть прекрасное слово "shithole", которое я люблю потихоньку себе под нос перевести как "говняная дыра" и мерзко похихикать (у каждого свой способ не сойти с ума, у меня такой, не осуждайте, пожалуйста). Как вы думаете, почему я упомянула об этом сейчас? Ответ в следующей серии.

Поговорим об образе жизни. Магистратура (и насколько я понимаю аспирантура тоже) по социальным наукам может быть очень изматывающим и неблагодарным занятием, честно говоря. Если ты студент, то ты студент всегда, и нет такого, что по пятницам и субботам ты представлен самому себе - всегда есть какой-нибудь еще список чтения по какому-нибудь еще предмету и для какого-нибудь еще эссе. Мы на факультете очень любим грустно шутить про то, что у социальных антропологов нет времени вести социальную жизнь.При всем при этом, результаты своего труда очень сложно измерить и осознать (если не брать в расчет вещи типа конференций и публикаций). Есть, конечно, конец семестра и оценочки, но зайти в личный кабинет их посмотреть - это слабо тянет на прям осязаемый результат. При этом когда проходит неделя или месяц, есть риск оглянуться назад и подумать "А че вообще происходило, где я блять был, че я делал?", и дни сливаются в одно задротское преданье без конца.
В общем, я наконец-то поняла, что вместо списков дел мне очень помогает вести списки сделанного. В целом ненависть к спискам дел я наблюдала за собой и раньше, более того, без списка дел я гораздо эффективнее функционировала, а бесконечная фиксация меня только отвлекала и убивала во мне все живое. Буквально, если я что-то забывала сделать - это значит, что это было записано в моем "списке дел", потому что ничего из того, что я не забывала, в моем списке дел не было (но и конечно мой внутренний голос нежно шептал мне на ушко: А у на что, тениссный мячик в черепной коробке? Память отшибло? Старость подкралась?)
Зато если записывать то, что ты уже сделал - это превращается практически в спа-процедуру. С недавних пор я в конце дня натурально открываю календарь и пишу туда все, что я сделала за день, сколько времени я этим занималась и на какой-то стадии дело находится. Смахиваю слезу счастья от того, какая я молодец, и борюсь с монотонностью высшего образования.
Вот такие развлечения.

Со времен моего последнего поста я занималась в основном тем, что каталась на охуевозе. Это крайне утомительное занятие, никаких сил на то, чтобы события не только проживать, но и описывать, у меня не было.
С тех пор я:
- закрыла последний семестр в универе, получила свои два диплома и даже сходила на церемонию их вручения (это крайне странное мероприятие),
- нашла (с грехом пополам) стажировку,
- переехала в Чикаго,
- завершила стажировку,
- нашла работу,
- переехала из временной квартиры в Чикаго на другую временную квартиру в Чикаго. Почему бы и нет, ведь жизнь - веселый карнавал.

Работаю я в некоммерческой организации, которая занимается развитием одного из районов. Район находится на северо-востоке Чикаго, в нем самый высокий процент тех, кого принято называть нелегалами, район сейчас преимущественно латиноамериканский, до этого был преимущественно польским, на вывесках чаще всего можно увидеть три языка. Организация моя занимается примерно всем: жильем, здоровьем, финансовой грамотностью, помощью с коммунальными платежами, дополнительным образованием, воркшопами по правам и еще примерно миллионом других вещей, которыми в Америке управляет невидимая рука рынка (которую стоило бы сломать).

Один из подводных камней изучения новой для себя специальности на неродном для себя языке - это проблема перевода и терминов. До того, как приехать сюда, я, конечно, читала антропологов в свободное от работы и тоски время, но читала я, во-первых, классиков, которые не знали, что их скоро отменят, а во-вторых, спорадического чтения не хватило, чтобы специфические термины задержались у меня в мозгу.
По итогу двух лет в магистратуре я могу часами заливаться соловушкой на научные темы по-английски, но как только я собираюсь все то же самое сказать по-русски, в моей голове раздается оглушительный звук сверчка. Мой речевой аппарат силится выдавить из себя что-то интеллигентное, но вываливаются оттуда только мертворожденные речевые конструкции и убогие кальки с английского. Как решить эту проблему малыми силами и быстро, я пока не знаю, а говорить по-русски, поминутно вставляя английские слова, тоже не очень хочется (если вы в русской речи сыпете английскими словами, у которых есть нормальный русский перевод, вы скорее всего долбоеб, а не билингв).
Мой выбор очевиден в своей гениальности - страдать и позориться (это кстати во многих сферах жизни работает, попробуйте).

Это я к чему. Завтра в 16.00 по московскому времени я буду наглядно демонстрировать все описанное выше на вебинаре “Школы обрзовательной урбанистики”.
https://lab-skop.timepad.ru/event/2608927/

Итак, история из разряда “Я такой же как вы, на завтрак люблю яичницу с колбасой”.
Как вы знаете, недавно прошел Хеллоуин. Здесь к нему начинают готовиться очень сильно заранее. Хеллоуинские тыквы и скелеты в магазинах появляются еще в начале сентября, и вся эта вакханалия длится пару месяцев. Для меня лично обычная прогулка по городу превращается в полосу препятствий - меня все эти паутины, скелеты в полный рост и холодное оружие в свободном доступе (то есть пластиковые топоры и косы) реально пугает. Недавно я шла по улице, вечерело, смеркалось, ночка, как пела Кадышева, темная была, и на пешеходной дорожке скелет выше меня ростом помахал мне своей костлявой рукой, после чего я естественно дриснула и захотела пойти к кардиологу проверить сердце.
Ну так вот. Недавно мы с моими коллегами пошли после работы в местный ресторанчик по случаю понедельника (такие мы люди). Около входа, естественно, стояла какая-то огромная ебала с черепом, я естественно дернулась как в предсмертной агонии, коллеги естественно спросили что со мной, а я естественно сказала, что меня реально пугает такая срань (ну ведь у нее цель напугать, так? Вот вам пожалуйста, я напугана). Коллеги были крайне удивлены такой реакцией, задумались на секунду и сказали, что наверное уже утратили чувствительность к этим декорациям, ведь их правда много, а если ты с детства к этому приучен, во взрослом возрасте перестаешь на это реагировать.
Но дальше моя коллега спросила меня, ходила ли я в дома с привидениями (haunted houses). Я задумалась. Мне очень хотелось все же найти в памяти опыт посещения домов с привидениями, так сказать, “быть частью группы”. Потом я сказала: “Ну так, чтобы прям внутрь заходить и гулять - нет, но я проходила и проезжала мимо, это тоже было жутковато, ведь про этот дом мы с моими школьными друзьями рассказывали друг другу страшные истории во время поездок в летние лагеря или просто на посиделках. Дом реально был очень большой и таинственный, это был давно заброшенный дом купца, который стоял прямо в центре исторической части города. История гласила, что он убил свою жену, и ее призрак каждую ночь спускается по парадной лестнице, и все, кто ее видят, сходят с ума”. Конечно, лица коллег становились все более обескураженными по мере того, как я углублялась в детали, а я знаю, что значат эти выражения лиц. Они значат, что я опять как-то очень неверно поняла простой житейский вопрос и в данный момент шокирую публику своими охуительными историями.
В итоге после небольшой паузы коллега сказала: “Ну, я имела в виду такой, где платишь десять долларов, идешь по темному лабиринту и на тебя прыгают какие-нибудь актеры в гримме”.

Что ж. Народ безмолствует. Занавес. В самом деле, зачем мне актеры в гримме, если у меня есть настоящий призрак в шаговой доступности?

P.S. Речь про дом купца Вильнера в городе Минусинске Красноярского края (я там провела очень большую часть своего счастливого детства).

Антропология - это очень болезненная дисциплина. Последние два года она, с одной стороны, приносила мне много боли, потому что читать про опыт мигрантов, опыт коренных людей, опыт людей, столкнувшихся с полицейским насилием, и опыт людей, чьи дома снесли у них на глазах (это уже не какие-то там книжки, а моя магистерская), и оставаться равнодушным невозможно. С другой стороны, на фоне происходящего вокруг тебя, антропология предлагает социально одобряемый способ немного оградить себя от боли - как бы сделать шаг назад, и представить, что ты просто свидетель эпохи.

Одна из моих любимых книг в современной антропологии была прочитана мной в рамках самого ублюдского курса “Антропология государства” (хотя казалось бы, название обещало совсем другое). Написала ее Элизабетт Повинелли и единственное упоминание о ней на русском предлагает перевод “Хитрость узнавания”, что конечно звучит совсем не по русски. В оригинальном варианте звучит как The Cunning of Recognition: Indigenous Alterities and the Making of Australian Multiculturalism, ссылку на сайт прикладываю, как говорится, дальше сами. Ожидаемо, книга о том, как колонизаторы приперлись в Австралию и стали там заниматься колонизацией, что конечно же не включает в себя такую вещь как “относиться к местным как к людям”.
Это не та этнография, которую можно было бы посоветовать, что называется, широкой публике, потому что Повинелли как будто бы специально исключает возможность прочтения кем-то, кто не угорел по теории, потому что все Введение - это буквально хитрость распутывания клубков теории, которая, как выяснится позже, прямого отношения к существу вопроса не имеет.
Вопросики есть и к следущей главе: там Повинелли говорит, что предыдущие этнографы были мудаками, потому что воспринимали местных людей как фетиш, и играли на дудке общественного интереса к “порно-этнографии”. И дальше…. подробно пересказывает порно-этнографии.
Но этом вся моя критика заканчивается (что большая редкость, обычно я гораздо более многословна, когда есть шанс что-то обосрать).
Основной тезис Повинелли (а говорит она в основном про современные реалии, не просто историю вопроса) - в том, что все, что делают колонизаторы - это не исключительно требование полной ассимиляции местного населения, и не полное принятие местного населения. В ситуации, когда есть законы, якобы защищающие местных, идет публичная дискуссия, идут суды, эти законы, по факту только поддерживают несвободу тех, кто мыслит себя коренным жителем Австралии. Это конструирование социальной рамки, в которой местные не должны полностью ассимилироваться с “современными западными” людьми, потому что в этом случае в суде они не смогут доказать свою связь с предками-коренными австралийцами, и не получат их землю. Но при этом и слишком “коренными” они тоже быть не должны, потому что тогда представители государственных институтов просто не будут воспринимать их всерьез. То есть, не будь как мы, но и не будь слишком как не-мы, будь ровно таким, каким мы представляем себе другого.
Эта теория, строится не на высосанных из жопы стереотипах (в антропологии такое встречается, к сожалению, чаще чем хотелось бы), а на опыте 17-летних полевых исследованиях и выступлениях в суде.
Главное продраться через тернии первой главы, и вам откроются прекрасные звезды блестящей этнографии.
Повинелли, кстати, очень продуктивна, мои однокурсники читали и другие ее книги и они были так же хороши, как эта.

Ну что ж, мы начали за здравие, и по старинной русской традиции кончим за упокой.
Когда друзья (воображаемые, конечно же) спрашивают меня, нравится ли мне в Америке, я честно отвечаю, что мне не нравится, на что они справедливо возражают, что по моему инстаграму так и не скажешь. Хотели говна? В чем в чем, а в этом дефицита нет.

В прошлом посте я упомянула семинар “Антропология государства”, благодаря которому я прочитала Повинелли. Но не хочется вводить вас в заблуждение - этот семинар был худшим, прости меня Господи, образовательным опытом, который со мной случался. Антропология государства - тема, на первый взгляд, настолько же интересная, насколько сложная, потому что совершенно непонятно, как антропология с ее включенным наблюдением, интервью, и в целом очень личным контактом с сообществами, вообще может изучать государство. Что ж, звучит интересно.

Так вот в рамках семинара мы читали не только Повинелли, но и другие книги. Одна из таких книг - “Authoritarian Apprehensions: Ideology, Judgment, and Mourning in Syria” написанная Лизой Ведин (я до сих пор удивляюсь, что это, с позволения сказать, чтиво вообще было напечатано на бумаге, мать сыра земля рождала деревья, растила их годами, чтобы их потом спилили ради этой позорной писанины). Значит, автор окончила аспирантуру по политическим наукам, вроде как с тех пор пишет этнографии и типа тяготеет к антропологии. Кроме того, автор является белым как снежинка почетным профессором престижного американского университета, который изучает Ближний Восток. Что ж, весьма любопытно, уже не терпится прочитать! Книга вышла в свет в 2019 году, но задумана была еще задолго до того, посвящена она, как вы догадались, Сирии, а именно периоду с 2011 по 2018 (да, вы все правильно читаете, периоду той самой страшной гражданской войны, которая создала самый крупный гуманитарный кризис со времен Второй Мировой). В предисловии автор говорит, что поскольку из-за войны она не могла проводить полевые исследования в Сирии в это время, она опирается на свои полевые исследования предыдущих лет, на свои знания о Сирии, и на культурные артефакты. Как мы позже узнаем, под культурными артефактами понимаются “популярные сирийские телешоу” и несколько постов в фейсбуке, которые набрали много лайков (нет, не сплошной анализ социальных сетей, а именно вот несколько постов, которые показались автору репрезентативными. Вопрос, которому посвящена книга (наберите побольше воздуха) - почему сирийцы не протестовали, а те, кто протестовали - почему протестовали недостаточно.
Моральный императив, так сказать, покинул чат. Я пришла на семинар, на котором была запланирована дискуссия об этой книге, заряженная на успех, смекалочку, и долгое хранение огурцов. Профессор дала пару вводных ремарок, не забыв и тот факт, что автор - ее подруга и коллега, и предоставила слово нашему однокурснику, который должен был вести дискуссию. И однокурсник начал с прекрасного вопроса: “Что вы можете сказать о методах автора?”
О, у меня было много слов о методах автора. Но начала я с главного: “Я думаю, это та ситуация, в которых стоит все же подумать об этике в первую очередь, потому что писать о том, почему сирийцы не бастовали, опираясь на телешоу, когда в Сирии 10 лет шла гражданская война - это абсолютно неприемлимо”.
Профессору, судя по всему, очень не понравился мой ответ, потому что она парировала: “Но ведь ездить туда было опасно, ты что, не подумала об этом? Что ей оставалось делать?”

Те, кто знает меня лично, наверное сталкивались с такой моей чертой характера: если я уже залупилась, я не успокоюсь, пока не донесу свою просьбу завалить ебальники до всех, кого считаю мудаками. Поэтому я продолжила: “Не писать эту книгу”. Дальше диалог развивался так:
- Ведь и мы как исследователи очень страдаем, когда на территориях, где мы проводим исследования, случается подобное. Мы переживаем, мы тоже травмированы, и нам тоже нужно место, чтобы прожить это горе, но о нас никто не думает.
- (отвечала я уже с Марса, куда я улетела на анальной тяге) А вы правда считаете, что со страниц академической литературы обвинять сирийцев в том, что они плохо протестовали, основываясь на телешоу, пока в стране гражданская война - это допустимый способ проживать свое “горе”?
Дальше она ничего не ответила, просто демонстративно от меня отвернулась. Не предвидела она только того, что с той стороне, куда она повернула свою лишенную сострадания голову, сидели мои однокурсники, которые как и я были готовы спорить с ней о том, что это пиздец, а не список литературы для магистерского семинара по антропологии.

Но были среди нас и такие студенты, которые не видели ничего возмутительного ни в таких книгах, ни в таких разговорах. Когда они спрашивали меня, че я так кипячусь, я отвечала, что пересекла океан не для того, чтобы слушать эту хуйню, от которой у меня, как у человека с минимальным представлением о такте и эмпатии, вянут уши, нос и конечности, и распрямляются извилины в мозгу. Надо ли говорить, что весь семестр этот семинар был каким-то чадом пиздеца, и каждую неделю (пары по именно этому предмету были раз в неделю) мы получали новую дозу охуительных историй, каждая из которых охуительней другой. Причем первую пару недель я помалкивала. Ну представьте, перед вам ебучий клоун, и цирковое представление оказалось иммерсивным, это дезориентирует.
P.S.: То, что конкретно этот профессор и этот предмет оказались вот такими - совершенно не значит, что весь мой факультет и весь мой университет и все университеты были такими, но не значит это и того, что это - печальное исключение.

Ну что, мне тут подсказали знающие люди, что меня репостнул большой канал, а потом другой большой канал. Я естественно как крыса пошла почитать комментарии, и первое, что я увидела - это негодование в связи с тем, что я матерюсь, будучи женщиной.
Признаться, я искренне завидую людям, которых в 2024 способна шокировать матерящаяся женщина в интернете. В связи с этим, тем не менее, спешу озвучить беспрецедентный в своей новизне тезис: женщина тоже человек.

Это значит, что женщина может использовать лексику, которую считает нужной, выбирать профессию, которую считает интересной, носить одежду, которую считает подходящей, и участвовать в общественной жизни, если у нее есть к этому интерес. Такие мелочи, как претензии на ровном месте по поводу и без повода по причине того, что ты женщина, я думаю многие из нас получали. Когда мы слышим что-то подобное, мы часто думаем “Блять, ну ладно, че там дальше у тебя”, но это не ладно. Регулярность этих высказываний не доказывает их правильность, а то, что они не встречают достаточно громкого сопротивления, регулярность только повышает.
Кроме того, я отношусь к той группе женщин, которые способны реконструировать слово “хуй” в праславянский (мой путь к антропологии был тернист, как и мой путь из антропологии), я думаю я могу плюс-минус сориентироваться какие слова и как писать.
В дополнение ко всему вышесказанному, обратите внимание на рисунок ниже.

Спасибо за внимание, мы вернемся к вам вновь с нашими вольными пересказами этнографий и историями про говно.

Девочки, мальчики и небинарные персоны, давайте поговорим про ноготочки и бьюти-процедурочки, ибо сил моих уже больше нет.
В общем, когда я приехала в небольшой университетский городок в штате Кентукки, я особенно ни на что не надеялась в плане ноготочков, однако базового уровня приличия все же ожидала (и совершенно зря). Когда я начала смотреть инстаграм-аккаунты местных салонов, я испытала некоторое разочарование в своих жизненных выборах, потому что с тем, что нам постили как примеры лучших работ, ни один российский салон не выпустил бы на улицу, боясь клейма позора. Там было все - вихрастые кутикулы (для цисгендерных мужчин поясню - это такая кожа вокруг ногтей), какие-то жуткие затеки, неровный контур и крайне ебаный гель лак по цене не сказать, чтобы соответствующей качеству (хуйня за дохуя, другими словами). Впрочем, за первые полтора года я благополучно забыла о том, что приличные люди все же иногда предпринимают какие-то минимальные попытки выглядеть если не хорошо, что хотя бы не устрашающе, и такая тема, как бьюти-процедурочки, не ебала меня совершенно. Так было вплоть до моей первой поездки в Бостон и Нью-Йорк. В Бостоне я решила вернуться к истоками и все же заняться своими когтями птеродактиля с профессиональной помощью. Я выбрала салон с хорошими отзывами, в красивом и богатом районе, и смело сделала шаг навстречу приключениям. Это было довольно грязное полуподвальное помещение без намеков на декор, какие-то напитки для гостей или вообще хотя бы даже блять зоны ожидания с сидениями. Сам маникюр был исключительно обрезной, причем, скажем так, сильно обрезной - мне отрезали нахуй полпальца (я преувеличиваю) и порез был настолько глубокий, что кровь не останавливалась еще час (а вот здесь уже не преувеличиваю). На этом этапе я вспомнила, что мастер не показала мне, что достает инструменты из стерильного пакета прямо передо мной, и в целом возможно прямо сейчас в моем организме растет неведомый вирус, который очень скоро убьет меня, такую молодую и подающую надежды (я выжила, если что).
Тогда я еще не знала, что за пределами СНГ даже есть такое понятие, как “русский маникюр” (так в основном называют аппаратный маникюр), и например в Америке местные блогеры часто делятся тем, какие чудеса этот самый русский маникюр творит с твоими руками. Все мои немногочисленные разговоры с местным населением лишь подтвердили мое впечатление: по красоте тут очень сложно двигаться. Кроме того, бытует стереотип о том, что маникюрный бизнес в основном держится на работниках из Азии - кто-то говорит, что в маникюре в основном вьетнамки, кто-то - что китаянки (подобные стереотипы о том, что в определенных индустриях работают выходцы из определнных стран есть и у нас, не будет развивать эту тему). В целом там, где я сейчас живу, довольно много салонов с называниями типа “Asian nails”, так что я не знаю ничего о статистике, но стереотип такой действительно есть.
Ну так вот. Год назад я переехала в Чикаго и я до сих пор помню один из первых дней здесь - тогда меня два раза за день спросили “Вы говорите по-русски?”. Это был день, когда я на такси поехала на ноготочки. Салон я нашла очень просто - просто вбив в гугл “русские мастера маникюр Чикаго”. И не прогадала, потому что салон наконец-то выглядел красиво, с модными креслами, инструменты были все в пакетами для стерилизации, маникюрчик был аппаратный, мастера ВСЕ говорили по-русски, и кутикулы мои сияли, благость разливалась по-моему сердцу.
Урок я усвоила, и теперь я хожу на ноготочки, личико и прочую красоту только к выходцами из СНГ. Исключение составляют только волосы - но тут отдельный случай, и мне надо, чтобы человек умел красить волосы в розовый-фиолетовый-синий. Но если бы мне нужен был какой-то богатый красивый эиртач, балаяж или какая другая хитровыебанная техника - я бы искала мастера по тому же принципу.
Кстати, если вы хотите пошутить о том, что таким образом я занимаюсь активной дискриминацией - сохраните усилия, эти шутки уже пошучены.

Мой психологический возраст - 72 года, а это значит, что я люблю скандалить и поликлиники. С такими личными интересами жизнь в Америке может быть весьма и весьма печальной.
Впрочем, рассказываю. Случилось мне поступить на PhD (это что-то вроде аспирантуры, докторская программа). Случилось так, что моя PhD программа украшает собой славный штат Массачусетс. А по ебливым законам штата Массачусетс международные студенты из определенного списка стран должны сдать манту (МАНТУ БЛЯТЬ), чтобы подтвердить, что они не больны туберкулезом.
Окинув своим пылающим взором список стран, я много думала о глобальном неравенстве, расизме и американском постыдном империализме, потому что в список входили, естественно, СНГ, вся Африка и Латинская Америка. Потом я долго мандела о том, что в России заболеваемость туберкулезом ниже, потому что у нас работает такая вещь, как здравоохранение, но это не мешает американцам считать нас всех паскудными разносчиками заразы. Я вдоволь наманделась, но делать все равно было нечего, потому что статус доктора наук мне все же хочется, а позволять манту встать между нами я не намерена. Я пришла в «клинику» при супермаркете (ДА) с формой, которой меня любезно снабдил дорогой университет, попросила сделать мне манту и заполнить форму.
Далее между нами случился такой обмен репликами:
- Вы привиты?
- Да, потому что я из России и у нас есть обязательная государственная вакцинация.
- У вас будет ложноположительный тест.
- А что делать?
- Ничего, ведь манту от вас все равно требуют.

Штош, звучит логично, подумала я. Хуярьте уже свое манту, потом разберемся. Спустя три дня я снова пришла в супермаркет, чтобы проверить манту и заполнить уже наконец свою форму и забыть об этом, как о страшном сне. Но страшный сон - это блять моя жизнь.
Манту конечно же оказалось положительной, в связи с чем мне было велено прийти в любое отделение urgent care (срочная помощь? Неотложная помощь? Может быть, ПРИЕМНЫЙ ПОКОЙ?), которое покрывается моей страховкой, и сделать там флюрографию, чтобы доказать империалистам из штата Массачусетс, что я гордый носитель антител, а не разносчик заразы (коммунистической, естественно, фить-ха).
Всю первую половину следующего дня я провела в удовольствии общения со страховой компанией и клиниками. В результате двух часов переговоров мной был получен список клиник, входящих в систему моей страховой компании, где флюрография точно будет покрыта. Я шлифанула этот беспрецедентный результат даже звонками в клиники, чтобы «на всякий случай» уточнить и там, будет ли покрыта флюрография моей страховой компанией.
Тем не менее, когда я пришла в клинику, мне сказали, что все, что я слышала раньше - пиздаболия, никто мне ничего не покроет, а флюорография будет стоить сто долларов. Я газанула, но делу это не помогло, и с деньгами, которые я планировала с блеском прокутить, пришлось расстаться под холодным светом больничных ламп.

Выйдя на улицу я поняла, что изменить я ничего уже не смогу, но мне нужно как-то выразить свои чувства. Ибо как говорил герой Янковского в «Ностальгии» Тарковского, невыраженные чувства никогда не забываются, а вспоминать на смертном одре о флюорографии за 100 долларов я не хочу. Я сочла вполне справедливым намандеть на страховую и набрала заветный номер. Изложив свою ситуацию в традициях мема «Я скандал такой учиню», и услышав в ответ «Да, мы вам так сказали и прислали подтверждение на почту, но мы ничего не гарантируем», я набралась смелости и резюмировала услышанное:
- Правильно ли я понимаю, что вы просто берете 150 долларов в месяц, и за эти деньги ничего не делаете и ничего не гарантируете?
И в ответ услышала буквально:
- Да, так работает страховка.

Я повесила трубку и крепко задумалась. Много лет я совершенно не ценила злую тетю в халате из поликлиники. Сейчас я думаю, что тетя сделала всем флюорографию, всех вылечила, заебалась и сидит злая, хули мы все от нее хотим? Имеет полное право.

UPDATE: В прошлый раз я посмотрела жопой, публично каюсь, заболеваемость в России действительно выше, но выше и покрытие страховкой. Империалисты были правы, но осадочек остался!

Иногда в списках чтения попадаются и ссылки на фильмы и лекции, иногда и на публичные выступления, если очень повезет. Вот реально классное, о том, какие истории люди слышат вокруг себя и как это формирует стереотипы (само выступление не настолько скучное, как я описала, я вам клянусь).
Если кому лень смотреть, это Tedtalk писательницы из Нигерии, и она в том числе рассказывает о том, как приехала в Америку учиться, и была вынуждена крепко задуматься о том, какие вообще истории про Нигерию люди знают в Америке (спойлер: никакие, люди называют Африку страной, удивляются, что она знает английский и тд). Африку все представляют как огромное ебаное ничего, в котором медленно умирают от голода несчастные необразованные люди, потому что это единственная сторона Африки, которую люди видят за ее пределами. Собственно, ее посыл - давайте такие истории усложнять (кто из нас не ловил себя на подобном упрощении чего угодно?).

Я конечно, не могла не зацепиться за то, что пока граждане одних стран (и даже представители целых континентов) тонут в этом море стереотипов и “простых историй”, другие вообще не понимают о чем речь. Пока американские антропологи ничтоже сумняшеся пишут книги о Сирии, основываясь на телешоу (и в общем то даже не встречают особенного шквала критики), представить себе, что кто-то напишет книгу об Америке, основываясь на фильме “Транформеры” - невозможно (намерена ли я сейчас говорить о глобальном неравентсве? Нет, но оно всегда в моем сердце).
Образ России за пределами России - это тоже зачастую крайне упрощенная история о некой снежной пустыне, в которой все очень грустно спиваются. В лучшем случае - пьяные танцуют балет. Этот образ страстно поддерживают, например, люди, которые из России уехали 30 лет назад, с тех пор никогда там не были, вполне вероятно, ничего не помнят, потому что им было 3 года и они были заняты тем, чтобы срать в подгузник и срыгивать, но которые тоже при каждом удобном случае говорят о том, что это Россия - это “бесконечный беспросветный мрак”. Последние два года этот образ трансформировался в “замерзшое ебаное ничего, населеннное кровожадными дегенератами”. Что, конечно, так же далеко от реальности, как и любой другой стереотип. Реальность вообще никогда не так проста, как стереотипы, но разве ж это кого-то когда-то ебало.
Для меня лично самое печальное в этом то, что так же, как иностранцы судят о каких-то вещах, происходящих в России, по стереотипам, так и сами русские радостно в этот вагон запрыгивают. И еще более печальное - что я и сама раньше могла что-то такое нет нет, да и ляпнуть, и бороться с этим в себе мне помогает, как ни странно, длительное пребывание за границей. Сейчас стоит мне хоть что-то хорошее сказать про Россию в информационно-телекоммуникационную сеть интернет, ко мне обязательно придет какой-нибудь знакомый со словами “Это только так кажется, на самом деле это потому что все русские - моральные уроды (кроме меня, конечно, потому что я особенный, хороший русский”).
Меня как человека, который каждый божий день эту “простую историю” пытается усложнять как в своем собственном сознании, так и вокруг себя, это страшно заебало.
Морали не будет (какая нахуй мораль, в наши то времена). Теперь давайте сраться.

https://www.youtube.com/watch?v=D9Ihs241zeg

Новости моей жизни тоже имеются (мне странно о них тут писать с тех пор, как канал перестал быть междусобойчиком на 5 человек, с каждый из которых я лично знакома).
Последний год я работала в Чикаго в некоммерческого организации, которая с грехом пополам пытается бороться за равный доступ буквально ко всему, начиная от жилья и заканчивая внеурочными активностями для подростков), где пыталась собирать данные, анализировать их и создавать отчеты для всех тех, кто в этом заинтересован.
Эта страница моей жизни перевернута вместе с календарем, и месяц назад я начала PhD по городскому планированию.
В связи с этим про антропологию здесь будет чуть меньше, про городское планирование - чуть больше, я может даже напишу, как устроена моя PhD программа и даже отринув стеснения, напишу про свой универ. Но это будет в следующий раз, когда надо мной взойдет звездаграфоманства.

Часто приходится сталкиваться с вопросом “Где образование лучше?”, причем как в России, так и в Америке. Один мой профессор в Университете Кентукки как-то даже после класса подошел ко мне сообщить, что завидует тому, что я получила первое высшее образовании в России (полагаю, это связано с тем, что я читала Руссо и как будто чуть-чуть секу за Ленина, потому что мы с ним земляки).
Мне и самой хочется сформировать какое-то мнение по этому вопросу, но меня останавливает то, что свое образование в России я получила в 2013 году (пишу эти строки с циркониевым браслетом, как вы понимаете), мы были последним годом специалитета в МГУ, с тех пор в российском высшем образовании что только не происходило, и сравнивать ситуацию “Накануне” с текущим состоянием дел в Америке (особенно учитывая то, что у меня довольно ограниченный опыт) - это какое-то совсем уже безынтеллектуальное занятие.
ОДНАКО!
Сложнее всего мне было привыкнуть к тому, что в Америке разделение между частными и государственными вузами выглядит не совсем так (а точнее совсем не так), как в России. В России словосочетание “частный вуз” - это что-то из серии “Институт Натальи Правдиной” и “не выдаем диплом государственного образца”(я знаю, что ситуация меняется, я человек пожилой уже, в моей молодости так было), и когда я подавала документы в вузы и училась, идея “нормальный вуз не может быть частным” была вполне актуальна. С такими идеями уже в чужих головах я столкнулась, когда была куратором в архитектурной школе МАРШ и от потенциальных участников курса я буквально слышала “Я вам деньги плачу, я еще на собеседования должен приезжать? Вы в своем уме?”. Было неприятно, но в целом даже объяснимо.

В стране позднего капитализма все иначе. В силу своей критической некомпетентности я только перед началом своей магистратуры в Кентукки узнала, что университеты Лиги Плюща, например - частные вузы. Зависит от вуза, конечно, но public university (не вполне то же самое, что российский государственный институт, но близко) - это зачастую просто что-то на бедном, меньше престижа, меньше ресурсов. В этом есть и плюс - публичные университеты гораздо меньше стоят. Скажем, если сравнить два вуза в Чикаго, то University of Chicago (частный, 21 место в мировом рейтинге университетов) в среднем обойдется в $86,856 в год, а например University of Illinois Chicago (публичный, 365 место в мировом рейтинге) обойдется уже в $15,744 (но это для студентов штата Иллинойс, где собственно находится Чикаго, во всех вузах есть стипендии и скидки, но стипендии и скидки на то и стипендии и скидки, что применимы не ко всем и не всегда). Выиграете в деньгах, но потеряете в восхищенных взглядах. Впрочем, даже 15 тысяч долларов в год платить не каждому дано, не залезая в кредиты, что конечно заставило меня пересмотреть и от всей души оценить тот факт, что в России ты можешь получить высшее образование бесплатно и не залезть в многолетние долги.
Все это помогло мне понять, почему так называемые “студенты первого поколения” (first-generation students, первые в своих семьях, кто получает высшее образование) - это тоже группа, которой часто дают скидки и стипендии как нуждающейся в дополнительной поддержке.
Надеюсь, хоть в этот раз посремся.