💡💡💡
Часто думаю про то, что в последние недели происходит в Латвии в отношении памятников воину-освободителю, в адрес людей, почитающих память погибших в той войне….
Латвия, ты забыла? 👇👇👇 этот текст стоит перевести на много языков, а также отправить во все официальные структуры Латвии…
Часто думаю про то, что в последние недели происходит в Латвии в отношении памятников воину-освободителю, в адрес людей, почитающих память погибших в той войне….
Латвия, ты забыла? 👇👇👇 этот текст стоит перевести на много языков, а также отправить во все официальные структуры Латвии…
Саласпилс - Латвия
Большинство детей в Краснобережном лагере долго не задерживалось: их кровь нужна была на западе. В крытых брезентовых машинах их отправляли в другие лагеря. Ближайший — Саласпилс. Этот концентрационный лагерь был создан нацистами в 1941 году на территории Латвии. Сюда привозились дети из Белоруссии, Псковской и Ленинградской областей, захваченные во время карательных операций.
Официальное название — Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания. Здесь находились малолетние узники, которых нацисты использовали в своих медицинских экспериментах. За три года существования Саласпилсского лагеря было выкачано более 3,5 тыс. литров детской крови. Нередко малолетние узники становились «полными донорами». Это означало то, что кровь у них брали до тех пор, пока они не умирали. Трупы уничтожали в печах крематориев или сбрасывали в утилизационные ямы. В одной из них немецкая женщина случайно нашла еле дышащую белорусскую девочку Зину Казакевич: после очередного забора крови она уснула. Её сочли умершей. Проснулась она уже в доме сердобольной немки: фрау проходила мимо утилизационной ямы, заметила шевеление, вытащила девочку и выходила её.
Мацулевич Нина Антоновна вспоминает: «Когда началась война, мне было шесть лет. Мы очень быстро повзрослели. Перед моими глазами — несколько мотоциклов, автоматчики. Стало страшно, и мы сразу забежали к маме в избу. Мы попытались бежать от полицейской облавы, мама спрятала нас в овощную яму. Ночью мы ушли. Долго бродили по пшеничному полю в надежде найти хоть кого-нибудь знакомого. Ведь никто не думал, что война будет такой долгой. А в лесу нас нашли немцы. Они набросились на нас с собаками, толкали автоматами, вывели нас на дорогу и привели на железнодорожную станцию. Жара. Есть хочется. Пить хочется. Все уставшие. К вечеру пришёл состав, и нас всех затолкали в вагон. Никакого туалета. Только в правой стороне вагона была вырезана какая-то маленькая дырка.
Ехали мы бесконечно долго. Так мне казалось. Состав всё время останавливался. Наконец, нам скомандовали выходить. Оказались в лагере города Даугавпилса. Затолкали нас в камеры. Откуда время от времени выхватывали и приводили обратно избитых, израненных, измученных насилием семнадцатилетних девочек. Бросали их на пол и никому не разрешали подходить.
Там у нас умерла младшая сестренка Тоня. Не помню точно, сколько прошло времени — месяц, неделя. Через какое-то время нас опять вывели во двор тюрьмы и затолкали в машины.
Нас привезли в лагерь Саласпилс. Немцы неофициально называли его «фабрикой крови». Официально — воспитательно-трудовой. Так окрестили его немцы в своих документах.
Но о каком воспитании труда у детей можно вести речь, когда там были дети трёхлетнего и даже грудничкового возраста!
На шею нам надели жетоны, с этой минуты мы перестали иметь право называть свои имена. Только номер. Мы недолго пробыли в бараке. Нас построили на площади. По биркам определили и забрали моих двух сестёр, их забрали и увезли. Через какое-то время снова нас построили на площади и по номеркам снова забрали мою маму. Остались мы одни. Когда забирали мою маму, она идти уже не могла. Её вели под руки. А потом взяли за руки и ноги, разболтали и бросили в кузов. Также поступили и с другими.
Выпускали нас на улицу погулять. Конечно, хотелось плакать и кричать. Но нам этого не разрешали делать. Мы ещё держались тем, что знали: за нашими бараками есть бараки, где военнопленные, наши солдаты. Мы тихонечко к ним спинами станем, а они нам тихо говорили: «Ребята, ведь вы советские дети, потерпите немного, носы не вешайте. Не думайте, что мы здесь брошены. Нас скоро освободят. Верьте в нашу победу».
Мы себе записали в сердце, что нам плакать и стонать нельзя.
А самое страшное было, когда немцы заходили в бараки и раскладывали на столах свои белые инструменты. И каждого из нас клали на стол, мы добровольно протягивали руку. А тех, кто пытался сопротивляться, привязывали. Бесполезно было кричать. Так они брали кровь от детей для немецких солдат. От 500 граммов и больше.
Большинство детей в Краснобережном лагере долго не задерживалось: их кровь нужна была на западе. В крытых брезентовых машинах их отправляли в другие лагеря. Ближайший — Саласпилс. Этот концентрационный лагерь был создан нацистами в 1941 году на территории Латвии. Сюда привозились дети из Белоруссии, Псковской и Ленинградской областей, захваченные во время карательных операций.
Официальное название — Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания. Здесь находились малолетние узники, которых нацисты использовали в своих медицинских экспериментах. За три года существования Саласпилсского лагеря было выкачано более 3,5 тыс. литров детской крови. Нередко малолетние узники становились «полными донорами». Это означало то, что кровь у них брали до тех пор, пока они не умирали. Трупы уничтожали в печах крематориев или сбрасывали в утилизационные ямы. В одной из них немецкая женщина случайно нашла еле дышащую белорусскую девочку Зину Казакевич: после очередного забора крови она уснула. Её сочли умершей. Проснулась она уже в доме сердобольной немки: фрау проходила мимо утилизационной ямы, заметила шевеление, вытащила девочку и выходила её.
Мацулевич Нина Антоновна вспоминает: «Когда началась война, мне было шесть лет. Мы очень быстро повзрослели. Перед моими глазами — несколько мотоциклов, автоматчики. Стало страшно, и мы сразу забежали к маме в избу. Мы попытались бежать от полицейской облавы, мама спрятала нас в овощную яму. Ночью мы ушли. Долго бродили по пшеничному полю в надежде найти хоть кого-нибудь знакомого. Ведь никто не думал, что война будет такой долгой. А в лесу нас нашли немцы. Они набросились на нас с собаками, толкали автоматами, вывели нас на дорогу и привели на железнодорожную станцию. Жара. Есть хочется. Пить хочется. Все уставшие. К вечеру пришёл состав, и нас всех затолкали в вагон. Никакого туалета. Только в правой стороне вагона была вырезана какая-то маленькая дырка.
Ехали мы бесконечно долго. Так мне казалось. Состав всё время останавливался. Наконец, нам скомандовали выходить. Оказались в лагере города Даугавпилса. Затолкали нас в камеры. Откуда время от времени выхватывали и приводили обратно избитых, израненных, измученных насилием семнадцатилетних девочек. Бросали их на пол и никому не разрешали подходить.
Там у нас умерла младшая сестренка Тоня. Не помню точно, сколько прошло времени — месяц, неделя. Через какое-то время нас опять вывели во двор тюрьмы и затолкали в машины.
Нас привезли в лагерь Саласпилс. Немцы неофициально называли его «фабрикой крови». Официально — воспитательно-трудовой. Так окрестили его немцы в своих документах.
Но о каком воспитании труда у детей можно вести речь, когда там были дети трёхлетнего и даже грудничкового возраста!
На шею нам надели жетоны, с этой минуты мы перестали иметь право называть свои имена. Только номер. Мы недолго пробыли в бараке. Нас построили на площади. По биркам определили и забрали моих двух сестёр, их забрали и увезли. Через какое-то время снова нас построили на площади и по номеркам снова забрали мою маму. Остались мы одни. Когда забирали мою маму, она идти уже не могла. Её вели под руки. А потом взяли за руки и ноги, разболтали и бросили в кузов. Также поступили и с другими.
Выпускали нас на улицу погулять. Конечно, хотелось плакать и кричать. Но нам этого не разрешали делать. Мы ещё держались тем, что знали: за нашими бараками есть бараки, где военнопленные, наши солдаты. Мы тихонечко к ним спинами станем, а они нам тихо говорили: «Ребята, ведь вы советские дети, потерпите немного, носы не вешайте. Не думайте, что мы здесь брошены. Нас скоро освободят. Верьте в нашу победу».
Мы себе записали в сердце, что нам плакать и стонать нельзя.
А самое страшное было, когда немцы заходили в бараки и раскладывали на столах свои белые инструменты. И каждого из нас клали на стол, мы добровольно протягивали руку. А тех, кто пытался сопротивляться, привязывали. Бесполезно было кричать. Так они брали кровь от детей для немецких солдат. От 500 граммов и больше.
Если ребенок не мог дойти, его несли и забирали всю кровь уже беспощадно и сразу выносили его за дверь. Скорее всего, его бросали в яму или в крематорий. День и ночь шел вонючий, чёрный дым. Так жгли трупы.
После войны были мы там с экскурсиями, до сих пор кажется, что земля стонет.
По утрам заходила надзирательница-латышка, высокая блондинка в пилотке, в длинных сапогах, с плеткой. Она кричала на латышском языке: «Что ты хочешь? Чёрного или белого хлеба?» Если ребенок говорил, что он хочет белого хлеба, его стягивали с нар — надзирательница избивала его этой плёткой до потери сознания.
Потом нас привезли в Юрмалу. Там было немножко легче. Хоть были кровати. Еда была практически такая же. Нас приводили в столовую. Мы стояли по стойке «смирно». Не имели права сесть до тех пор, пока не прочитаем молитву «Отче наш», пока мы не пожелаем здоровья Гитлеру и его быстрой победе. Частенько нам попадало.
У каждого ребенка были язвы, почешешь — кровь идёт. Иногда мальчишкам удавалось добыть соли. Они нам давали её и мы осторожно двумя пальчиками, осторожненько сжимали эти драгоценные белые зёрнышки и этой солью начинали растирать эту болячку. Не пикнешь, не застонешь. Вдруг воспитательница близко. Это же ЧП будет — где взяли соль. Начнётся расследование. Изобьют, убьют.
А в 1944 году нас освободили. 3 июля. Этот день я помню. Нам воспитательница — она была самая хорошая, разговаривала на русском языке — сказала: «Собирайся и бегом к дверям, на цыпочках, чтобы никакого шороха не было». Она увела нас ночью в темноте в бомбоубежище. А когда нас выпустили из бомбоубежища, все кричали «Ура». И мы увидели наших солдат.
Нас начали учить писать букву «а» на газете. А когда закончилась война, нас перевели в другой детский дом. Нам дали огород с грядками. Тут уж мы стали жить по-человечьи.
Нас стали фотографировать, узнавать, где кто родился. А я ничего не помнила. Только название — деревня Королёва.
Однажды мы услышали, что Германия капитулировала.
Нас солдаты поднимали под мышки и бросали вверх, как мячики. Они и мы плакали, этот день нам, очень многим, дал жизнь.
Нам дали бумаги: мы были отнесены к первой категории пострадавших. А в скобочках было указано — «медицинские опыты». Что делали нам немецкие врачи, мы не знаем. Может быть, какие-то лекарства вводили — не знаю. Знаю только то, что я пока живая. Врачи наши удивляются, как я живу при полном отсутствии щитовидной железы. У меня она пропала. Она была как ниточка.
А узнать, где я родилась точно, не могла. Две девочки, которых я знала, забрали из детского дома. Я сидела и плакала. Мать девочек долго смотрела на меня и вспомнила, что она знала мою мать и отца. Она и написала на маленьком клочке мой адрес. Я кулаками ногами стучала в дверь воспитательницы и кричала: «Посмотрите, где я родилась».
А потом меня уговорили успокоиться. Через две недели пришёл ответ — нет никого в живых. Горе и слёзы.
А мама нашлась. Оказывается, её угнали в Германию. Мы стали собираться в кучу.
Мою встречу с мамой помню во всех мелочах.
Как-то выглянула в окошко. Вижу, идёт женщина. Загорелая. Я кричу: «К кому-то мама приехала. Сегодня заберут». Но меня почему-то всю затрясло. Открывается дверь в нашу комнату, заходит сын нашей воспитательницы и говорит: «Нина, иди, там тебе платье шьют».
Я захожу и вижу около стенки, около двери на маленькой табуретке сидит женщина. Я прошла мимо. Иду к воспитательнице, которая стоит посреди комнаты, подошла к ней, прижалась. А она спрашивает: «Ты узнаёшь вот эту женщину?» Я отвечаю: «Нет».
«Ниночка, доченька, я твоя мама», — не вытерпела мама.
А у меня ноги отказали, как ватные стали, деревянные. Они меня не слушают, не могу двинуться. Я к воспитательнице жмусь, жмусь, никак не могу поверить в своё счастье.
«Ниночка, доченька, иди ко мне», — снова зовёт мама.
Тогда воспитательница подвела меня к маме, посадила рядышком. Мама обнимает, целует меня, расспрашивает. Я ей назвала имена братьев и сестёр, соседей, что жили рядом с нами. Так мы окончательно убедились в своём родстве.
Из детского дома мама меня забрала, и мы поехали на свою родину, в Белоруссию.
После войны были мы там с экскурсиями, до сих пор кажется, что земля стонет.
По утрам заходила надзирательница-латышка, высокая блондинка в пилотке, в длинных сапогах, с плеткой. Она кричала на латышском языке: «Что ты хочешь? Чёрного или белого хлеба?» Если ребенок говорил, что он хочет белого хлеба, его стягивали с нар — надзирательница избивала его этой плёткой до потери сознания.
Потом нас привезли в Юрмалу. Там было немножко легче. Хоть были кровати. Еда была практически такая же. Нас приводили в столовую. Мы стояли по стойке «смирно». Не имели права сесть до тех пор, пока не прочитаем молитву «Отче наш», пока мы не пожелаем здоровья Гитлеру и его быстрой победе. Частенько нам попадало.
У каждого ребенка были язвы, почешешь — кровь идёт. Иногда мальчишкам удавалось добыть соли. Они нам давали её и мы осторожно двумя пальчиками, осторожненько сжимали эти драгоценные белые зёрнышки и этой солью начинали растирать эту болячку. Не пикнешь, не застонешь. Вдруг воспитательница близко. Это же ЧП будет — где взяли соль. Начнётся расследование. Изобьют, убьют.
А в 1944 году нас освободили. 3 июля. Этот день я помню. Нам воспитательница — она была самая хорошая, разговаривала на русском языке — сказала: «Собирайся и бегом к дверям, на цыпочках, чтобы никакого шороха не было». Она увела нас ночью в темноте в бомбоубежище. А когда нас выпустили из бомбоубежища, все кричали «Ура». И мы увидели наших солдат.
Нас начали учить писать букву «а» на газете. А когда закончилась война, нас перевели в другой детский дом. Нам дали огород с грядками. Тут уж мы стали жить по-человечьи.
Нас стали фотографировать, узнавать, где кто родился. А я ничего не помнила. Только название — деревня Королёва.
Однажды мы услышали, что Германия капитулировала.
Нас солдаты поднимали под мышки и бросали вверх, как мячики. Они и мы плакали, этот день нам, очень многим, дал жизнь.
Нам дали бумаги: мы были отнесены к первой категории пострадавших. А в скобочках было указано — «медицинские опыты». Что делали нам немецкие врачи, мы не знаем. Может быть, какие-то лекарства вводили — не знаю. Знаю только то, что я пока живая. Врачи наши удивляются, как я живу при полном отсутствии щитовидной железы. У меня она пропала. Она была как ниточка.
А узнать, где я родилась точно, не могла. Две девочки, которых я знала, забрали из детского дома. Я сидела и плакала. Мать девочек долго смотрела на меня и вспомнила, что она знала мою мать и отца. Она и написала на маленьком клочке мой адрес. Я кулаками ногами стучала в дверь воспитательницы и кричала: «Посмотрите, где я родилась».
А потом меня уговорили успокоиться. Через две недели пришёл ответ — нет никого в живых. Горе и слёзы.
А мама нашлась. Оказывается, её угнали в Германию. Мы стали собираться в кучу.
Мою встречу с мамой помню во всех мелочах.
Как-то выглянула в окошко. Вижу, идёт женщина. Загорелая. Я кричу: «К кому-то мама приехала. Сегодня заберут». Но меня почему-то всю затрясло. Открывается дверь в нашу комнату, заходит сын нашей воспитательницы и говорит: «Нина, иди, там тебе платье шьют».
Я захожу и вижу около стенки, около двери на маленькой табуретке сидит женщина. Я прошла мимо. Иду к воспитательнице, которая стоит посреди комнаты, подошла к ней, прижалась. А она спрашивает: «Ты узнаёшь вот эту женщину?» Я отвечаю: «Нет».
«Ниночка, доченька, я твоя мама», — не вытерпела мама.
А у меня ноги отказали, как ватные стали, деревянные. Они меня не слушают, не могу двинуться. Я к воспитательнице жмусь, жмусь, никак не могу поверить в своё счастье.
«Ниночка, доченька, иди ко мне», — снова зовёт мама.
Тогда воспитательница подвела меня к маме, посадила рядышком. Мама обнимает, целует меня, расспрашивает. Я ей назвала имена братьев и сестёр, соседей, что жили рядом с нами. Так мы окончательно убедились в своём родстве.
Из детского дома мама меня забрала, и мы поехали на свою родину, в Белоруссию.
Там творилось страшное. На окраине нашей деревни был ток. Там молотило зерно. Так немцы собрали всех жителей, которые остались и не сбежали как мы. Люди ведь думали, что война продлится недолго и пережили же они финскую и первую мировую, ничего с ними немцы не сделали. Только не знали они, что немцы стали совсем другие. Они всех жителей согнали их в ток, облили бензином. А тех, кто остался в живых из огнемётов сжигали заживо. Некоторых расстреляли на площади, заставив людей загодя выкопать яму. У моего родного дяди погибла так вся его семья: жена и четверо детей были заживо сожжена в его доме.
А мы остались жить. У меня есть внучки. И я хотела бы всем пожелать счастья и здоровья, а ещё — научитесь любить свою Родину. Как следует.
Гитлеровцы сожгли архивы, но до сих пор живы те, кто видел их зверства своими глазами. Ещё одна узница лагеря, Фаина Аугостане, вспоминает: «Кровь начали брать у детей, когда нас всех распределили по баракам. Это было страшно, когда идёшь в тумане и не знаешь, вернёшься ли обратно. Видела девочку, которая лежала на проходе, у неё был вырезан лоскут кожи на ноге. Окровавленная, она стонала». Фаину Аугостоне возмущает официальная позиция сегодняшних латвийских властей, которые утверждают, что здесь был воспитательно-трудовой лагерь. «Это безобразие, — говорит она. — У детей брали кровь, дети помирали и их укладывали штабелями. У меня пропал младший брат. Я видела, то он ещё ползал, а потом на втором этаже его привязали к столику. Головка у него висела набок. Я позвала его: «Гена, Гена». А потом он исчез с этого места. Его бросили как полено в могилу, которая была доверху набита мёртвыми детьми».
Трудовой лагерь — это было официальное обозначение в нацистских бумагах этого страшного места. И те, кто сегодня повторяет это, повторяют нацистско-гитлеровскую фразеологию.
Сразу после освобождения Латвии в 1944 году была создана на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В мае 1945 года, осмотрев только пятую часть территории лагеря смерти (54 могилы), комиссия нашла 632 трупа ребёнка в возрасте предположительно от пяти до десяти лет. Трупы располагались слоями. Причём у всех без исключения в желудочках советские медики нашли еловые шишки и кору, были видны следы страшного голодания. У некоторых детей обнаружили инъекции мышьяка.
Кадры кинохроники тех лет беспристрастно показывают штабеля маленьких трупов под снегом. Закопанные заживо взрослые люди стояли в своей могиле.
В ходе раскопок нашли страшную картину, фотография которой потом потрясла не одно поколение и была названа «Саласпилсская мадонна» — заживо погребённая мать, прижимающая к груди ребёнка.
В лагере было 30 бараков, а самый большой — детский.
Чрезвычайная комиссия установила, что здесь было замучено около 7 000 детей, а всего погибло около 100 000 человек, больше, чем в Бухенвальде.
А мы остались жить. У меня есть внучки. И я хотела бы всем пожелать счастья и здоровья, а ещё — научитесь любить свою Родину. Как следует.
Гитлеровцы сожгли архивы, но до сих пор живы те, кто видел их зверства своими глазами. Ещё одна узница лагеря, Фаина Аугостане, вспоминает: «Кровь начали брать у детей, когда нас всех распределили по баракам. Это было страшно, когда идёшь в тумане и не знаешь, вернёшься ли обратно. Видела девочку, которая лежала на проходе, у неё был вырезан лоскут кожи на ноге. Окровавленная, она стонала». Фаину Аугостоне возмущает официальная позиция сегодняшних латвийских властей, которые утверждают, что здесь был воспитательно-трудовой лагерь. «Это безобразие, — говорит она. — У детей брали кровь, дети помирали и их укладывали штабелями. У меня пропал младший брат. Я видела, то он ещё ползал, а потом на втором этаже его привязали к столику. Головка у него висела набок. Я позвала его: «Гена, Гена». А потом он исчез с этого места. Его бросили как полено в могилу, которая была доверху набита мёртвыми детьми».
Трудовой лагерь — это было официальное обозначение в нацистских бумагах этого страшного места. И те, кто сегодня повторяет это, повторяют нацистско-гитлеровскую фразеологию.
Сразу после освобождения Латвии в 1944 году была создана на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В мае 1945 года, осмотрев только пятую часть территории лагеря смерти (54 могилы), комиссия нашла 632 трупа ребёнка в возрасте предположительно от пяти до десяти лет. Трупы располагались слоями. Причём у всех без исключения в желудочках советские медики нашли еловые шишки и кору, были видны следы страшного голодания. У некоторых детей обнаружили инъекции мышьяка.
Кадры кинохроники тех лет беспристрастно показывают штабеля маленьких трупов под снегом. Закопанные заживо взрослые люди стояли в своей могиле.
В ходе раскопок нашли страшную картину, фотография которой потом потрясла не одно поколение и была названа «Саласпилсская мадонна» — заживо погребённая мать, прижимающая к груди ребёнка.
В лагере было 30 бараков, а самый большой — детский.
Чрезвычайная комиссия установила, что здесь было замучено около 7 000 детей, а всего погибло около 100 000 человек, больше, чем в Бухенвальде.
Никто. С гитлеровской. Символикой. На теле. Или в мыслях. Не может. Называть. Себя. Человеком.
Или ожидать, что его будут считать человеком другие.
Стоять им всем на коленях перед Вечным Огнем и просить прощения у Детей с той фабрики крови в Латвии. Среди прочих тысяч изуверски замученных фашистами малышей.
Или ожидать, что его будут считать человеком другие.
Стоять им всем на коленях перед Вечным Огнем и просить прощения у Детей с той фабрики крови в Латвии. Среди прочих тысяч изуверски замученных фашистами малышей.
Украинский поэт Василий Симоненко, умер в 1963 году. Вот, что он писал о ‘бандеровцах’…
Василий СИМОНЕНКО
(1935-1963)
Нет, не умерла Украина!
Я в страшные часы встречался с вами
Когда огней багровых языки
Взвивались к звёздам злыми «мессерами»
И разрывали небо на куски.
Тогда вас люди называли псами,
Ведь вы лизали немцам сапоги,
Кричали «Хайль» охрипшими басами,
Ревели «Ще не вмерла...» в кулаки.
Где шли вы – там пустыня и руины,
И для убитых не хватало ям...
Плевала кровью «нэнька Украина»
И в морды вам и вашим господам.
Пропили б вы, несчастную, ей-богу,
И запродали б нас на край земли…
Когда бы Украине на подмогу
С востока не вернулись «москали».
Теперь вы вновь, связавши в кучку кости,
Торгуете в столице и в селе.
И новых палачей зовёте в гости,
На сало украинское и хлеб.
Вы будете слоняться на чужбине,
Покуда чёрт вас всех не заберёт.
Но знайте – не погибла Украина
И не умрет!
Василий СИМОНЕНКО
(1935-1963)
Нет, не умерла Украина!
Я в страшные часы встречался с вами
Когда огней багровых языки
Взвивались к звёздам злыми «мессерами»
И разрывали небо на куски.
Тогда вас люди называли псами,
Ведь вы лизали немцам сапоги,
Кричали «Хайль» охрипшими басами,
Ревели «Ще не вмерла...» в кулаки.
Где шли вы – там пустыня и руины,
И для убитых не хватало ям...
Плевала кровью «нэнька Украина»
И в морды вам и вашим господам.
Пропили б вы, несчастную, ей-богу,
И запродали б нас на край земли…
Когда бы Украине на подмогу
С востока не вернулись «москали».
Теперь вы вновь, связавши в кучку кости,
Торгуете в столице и в селе.
И новых палачей зовёте в гости,
На сало украинское и хлеб.
Вы будете слоняться на чужбине,
Покуда чёрт вас всех не заберёт.
Но знайте – не погибла Украина
И не умрет!
Forwarded from Пул N3
Американский конгрессмен Мэтт Гетц:
✔️ Я хочу предостеречь от опасности консенсуса, который толкает нас в войну с Россией. Сенатор Портман сказал: «я не видел такого единства с 9/11». Но что это на самом деле значит? Единство всегда наблюдается перед нашими худшими решениями. Консенсус после 9/11 привел нас к войне в Ираке, «патриотическому акту», ковидному локдауну.
✔️ Мандаты приходят из единства, связанного страхом. Прямо как сейчас: если ставишь под сомнения наши действия на Украине – становишься предателем. У нас тут амнезия? Потеря памяти – это последствие геронтократии в конгрессе?
✔️ Всего год назад мы проиграли войну пастухам с винтовками. Теперь мы спешим воевать с нацией, у которой 6000 ядерных боеголовок. Конгрессмен Моултон сказал на прошлой неделе: «Мы воюем не только ради поддержки украинцев, мы находимся в состоянии войны - хотя и через посредника - с Россией». Даже секретные службы не могут не хвастаться, как Америка помогает Украине убивать русских генералов и топить русский флагманский корабль. Как это все должно закончиться?
✔️ Администрация нащупывает путинскую красную линию? Игра цыплят между ядерными силами – это безумие. И это исходит от Байдена, который обещал быть успокоительным для Америки.
✔️ Конгресс одобрил предоставление Украине 40 млрд долларов в то время, как американские семьи остаются без детской смеси. В бюджете Байдена заложено 15,3 млрд долларов на таможенную службу и пограничный контроль. Очевидно, Украина вдвое важнее нашей родины.
✔️ Две недели назад мы голосовали за украинский ленд-лиз. Я был одним из десяти, проголосовавших против. И вот такой был ответ от MSNBC: путинское крыло республиканской партии мешает поставкам оружия на Украину. Значит, ты поддерживаешь Путина, если думаешь, что это плохая идея – отправлять любое оружие, амуницию, самолеты, суда на Украину, отказываясь от нашего права на возмещение ущерба.
✔️ Мы отправляем так много оружия на Украину, что истощаем собственные запасы. Мы отправляем не только пули и винтовки, но и оружие, которое может потенциально ударить по российской территории. И это оружие все равно не оказывается в руках украинских военных. Официальные лица говорят, что оружие «попадает в большую черную дыру». Многое оказывается в руках батальона «Азов». 40 демократов назвали их неонацистской террористической организацией всего три года назад. Теперь они убивают русских – и это, очевидно, «не так уж и плохо».
✔️ Демократы ежедневно устраивают в США охоту за теми, кто выступает за превосходство белой расы. И, тем не менее, они вполне свободно дают ракеты истинным сторонникам теории превосходства белой расы на Украине. Позиция, при которой мы вооружаем до зубов любого, кто будет стрелять в русских, вообще-то не работает. Это джавелины для неонацистов сегодня, это стингеры для афганских моджахедов вчера. В Сирии мы снабжали джихадистов, которые сражались против Асада. Асад, как Путин, – злой человек. Но значит ли это, что американские налогоплательщики должны вооружать их врагов без дальнейшего расследования? Я так не думаю. И наверняка большинство американцев тоже так не думают.
✔️ Поэтому у нас никогда нет настоящих дебатов по этим вопросам. Проще говорить о сохранении демократии, чем о нашей опасной реальности. Если мы находимся в состоянии войны, то почему бы нам не проголосовать, как и положено, за разрешение на применение военной силы? Или мы собираемся действовать в Украине, как в Йемене, как во всем мире, то есть вести необъявленные войны?
✔️ Думаю, многие будут против дебатов, потому что настоящая цель этих политиков – смена режима в России, а не защита Украины. Чтобы достичь этой цели, они готовы отправлять в Киев миллиарды долларов, которые набьют карманы коррумпированных чиновников, ровно так, как это было сделано в Афганистане. Мы спим и видим вступить в войну, а американский народ не в курсе.
https://t.me/dimsmirnov175/33441
✔️ Я хочу предостеречь от опасности консенсуса, который толкает нас в войну с Россией. Сенатор Портман сказал: «я не видел такого единства с 9/11». Но что это на самом деле значит? Единство всегда наблюдается перед нашими худшими решениями. Консенсус после 9/11 привел нас к войне в Ираке, «патриотическому акту», ковидному локдауну.
✔️ Мандаты приходят из единства, связанного страхом. Прямо как сейчас: если ставишь под сомнения наши действия на Украине – становишься предателем. У нас тут амнезия? Потеря памяти – это последствие геронтократии в конгрессе?
✔️ Всего год назад мы проиграли войну пастухам с винтовками. Теперь мы спешим воевать с нацией, у которой 6000 ядерных боеголовок. Конгрессмен Моултон сказал на прошлой неделе: «Мы воюем не только ради поддержки украинцев, мы находимся в состоянии войны - хотя и через посредника - с Россией». Даже секретные службы не могут не хвастаться, как Америка помогает Украине убивать русских генералов и топить русский флагманский корабль. Как это все должно закончиться?
✔️ Администрация нащупывает путинскую красную линию? Игра цыплят между ядерными силами – это безумие. И это исходит от Байдена, который обещал быть успокоительным для Америки.
✔️ Конгресс одобрил предоставление Украине 40 млрд долларов в то время, как американские семьи остаются без детской смеси. В бюджете Байдена заложено 15,3 млрд долларов на таможенную службу и пограничный контроль. Очевидно, Украина вдвое важнее нашей родины.
✔️ Две недели назад мы голосовали за украинский ленд-лиз. Я был одним из десяти, проголосовавших против. И вот такой был ответ от MSNBC: путинское крыло республиканской партии мешает поставкам оружия на Украину. Значит, ты поддерживаешь Путина, если думаешь, что это плохая идея – отправлять любое оружие, амуницию, самолеты, суда на Украину, отказываясь от нашего права на возмещение ущерба.
✔️ Мы отправляем так много оружия на Украину, что истощаем собственные запасы. Мы отправляем не только пули и винтовки, но и оружие, которое может потенциально ударить по российской территории. И это оружие все равно не оказывается в руках украинских военных. Официальные лица говорят, что оружие «попадает в большую черную дыру». Многое оказывается в руках батальона «Азов». 40 демократов назвали их неонацистской террористической организацией всего три года назад. Теперь они убивают русских – и это, очевидно, «не так уж и плохо».
✔️ Демократы ежедневно устраивают в США охоту за теми, кто выступает за превосходство белой расы. И, тем не менее, они вполне свободно дают ракеты истинным сторонникам теории превосходства белой расы на Украине. Позиция, при которой мы вооружаем до зубов любого, кто будет стрелять в русских, вообще-то не работает. Это джавелины для неонацистов сегодня, это стингеры для афганских моджахедов вчера. В Сирии мы снабжали джихадистов, которые сражались против Асада. Асад, как Путин, – злой человек. Но значит ли это, что американские налогоплательщики должны вооружать их врагов без дальнейшего расследования? Я так не думаю. И наверняка большинство американцев тоже так не думают.
✔️ Поэтому у нас никогда нет настоящих дебатов по этим вопросам. Проще говорить о сохранении демократии, чем о нашей опасной реальности. Если мы находимся в состоянии войны, то почему бы нам не проголосовать, как и положено, за разрешение на применение военной силы? Или мы собираемся действовать в Украине, как в Йемене, как во всем мире, то есть вести необъявленные войны?
✔️ Думаю, многие будут против дебатов, потому что настоящая цель этих политиков – смена режима в России, а не защита Украины. Чтобы достичь этой цели, они готовы отправлять в Киев миллиарды долларов, которые набьют карманы коррумпированных чиновников, ровно так, как это было сделано в Афганистане. Мы спим и видим вступить в войну, а американский народ не в курсе.
https://t.me/dimsmirnov175/33441
Telegram
Пул N3
Конгрессмен Мэтт Гетц: Я хочу предостеречь от консенсуса, который толкает нас в войну с Россией. Всего год назад мы проиграли войну пастухам с винтовками. Теперь мы спешим воевать с нацией, у которой 6000 ядерных боеголовок. Мы отправляем много оружия на…
Для ребят в заднем ряду повторю вновь несколько важных постулатов:
1 - я НИКОГДА не отзывалась уничижительно об украинцах, не ассоциирую всех украинцев с нацистами, не желаю украинцам никакого зла и более того - все, что я пишу, многие адекватные украинцы воспринимают нормально и пишут благодарность за то, что эти вещи помогают им не терять из вида истинных врагов своей Родины - часть из них внутри страны, а часть - на Западе (А НЕ НА ВОСТОКЕ!). Со многими украинцами, кто был в подвалах и претерпел множество лишений, я с первых дней на связи - поддерживаю и помогаю рекомендациями по здоровью.
Это не отменяет того, что 👇
2 - у меня сильная генетическая память и я не приемлю нацизм/фашизм ни в каком виде, не испытываю терзаний ввиду отсутствия толерантности к ним, считаю, что взрослые люди должны нести ответственность за выборы идеологий. Весь сердобольный плач о судьбе ‘несчастных’ нацистских батальонов идёт мимо - люди, выбравшие путь нацизма, террора и геноцида не должны удивляться, что бумеранг долетает в какой-то момент и до них самих. A-accountability.
3 - мне чужды подмены понятий и я всегда обличала их и буду делать это впредь. Никакой интенсив воя ботов не способен это изменить.
Пример лицемерия и тотального уже безбожия западных СМИ 👇
В США только что произошла очередная трагедия - человек открыл огонь но группе людей, убил и ранил многих. Так как это США и этот человек - белый, а жертвы - темнокожие, это стало горячо тиражироваться в СМИ, ибо повестка ‘белые - все поголовно свиньи и расисты’ очень удобна для левого блока для своих планов по разрушению общества.
Интересно, что у этого человека обнаружили символику ‘белого расизма и нацизма’. Его окрестили нацистом, ненавидящим чёрных, и всячески осудили за приверженность националистическим идеям.
ВНИМАНИЕ! Та же символика сегодня красуется на некоторых формах нац батальонов в Украине… западные СМИ : «ГЕРОИ!»
Есть хорошие нацисты, а есть плохие.
Не перепутайте!
1 - я НИКОГДА не отзывалась уничижительно об украинцах, не ассоциирую всех украинцев с нацистами, не желаю украинцам никакого зла и более того - все, что я пишу, многие адекватные украинцы воспринимают нормально и пишут благодарность за то, что эти вещи помогают им не терять из вида истинных врагов своей Родины - часть из них внутри страны, а часть - на Западе (А НЕ НА ВОСТОКЕ!). Со многими украинцами, кто был в подвалах и претерпел множество лишений, я с первых дней на связи - поддерживаю и помогаю рекомендациями по здоровью.
Это не отменяет того, что 👇
2 - у меня сильная генетическая память и я не приемлю нацизм/фашизм ни в каком виде, не испытываю терзаний ввиду отсутствия толерантности к ним, считаю, что взрослые люди должны нести ответственность за выборы идеологий. Весь сердобольный плач о судьбе ‘несчастных’ нацистских батальонов идёт мимо - люди, выбравшие путь нацизма, террора и геноцида не должны удивляться, что бумеранг долетает в какой-то момент и до них самих. A-accountability.
3 - мне чужды подмены понятий и я всегда обличала их и буду делать это впредь. Никакой интенсив воя ботов не способен это изменить.
Пример лицемерия и тотального уже безбожия западных СМИ 👇
В США только что произошла очередная трагедия - человек открыл огонь но группе людей, убил и ранил многих. Так как это США и этот человек - белый, а жертвы - темнокожие, это стало горячо тиражироваться в СМИ, ибо повестка ‘белые - все поголовно свиньи и расисты’ очень удобна для левого блока для своих планов по разрушению общества.
Интересно, что у этого человека обнаружили символику ‘белого расизма и нацизма’. Его окрестили нацистом, ненавидящим чёрных, и всячески осудили за приверженность националистическим идеям.
ВНИМАНИЕ! Та же символика сегодня красуется на некоторых формах нац батальонов в Украине… западные СМИ : «ГЕРОИ!»
Есть хорошие нацисты, а есть плохие.
Не перепутайте!
ФРАНЦИЯ - Первый пошёл. Издание Le Monde стало первым тяжеловесом международной журналистики, кто официально признал факты нарушения женевской конвенции нацистскими батальонами в Украине, а именно - пыток российских военнопленных, что относится к категории военных преступлений.
Для все тех же ребят все в том же заднем ряду - даже в ходе военных действий в ‘цивилизованном’ мире действуют нормы международного права и есть положения о правилах обращения с пленными. Если Вы выступаете за интересы сильной и процветающей Украины - не стоит поддерживать военные преступления, этим вы подставляете репутацию своей страны и ее народа.
Не совсем понятно, правда, что будет с этой репутацией, когда спустя некоторое время в СМИ начнут показывать сколько десятков русских солдат были кастрированы, лишились кистей и/или глаз в ходе подобных военных преступлений нацистов.
Для все тех же ребят все в том же заднем ряду - даже в ходе военных действий в ‘цивилизованном’ мире действуют нормы международного права и есть положения о правилах обращения с пленными. Если Вы выступаете за интересы сильной и процветающей Украины - не стоит поддерживать военные преступления, этим вы подставляете репутацию своей страны и ее народа.
Не совсем понятно, правда, что будет с этой репутацией, когда спустя некоторое время в СМИ начнут показывать сколько десятков русских солдат были кастрированы, лишились кистей и/или глаз в ходе подобных военных преступлений нацистов.
👆👆👆 неужели мы могли подумать, что за все ЭТИ вещи человечеству никогда не придётся отвечать?