Грузия-Турция: стратегические и тактические аспекты двусторонних отношений

1. Сегодня о Грузии пишут почти исключительно в контексте протестов против «иноагентского закона». Однако внутренними аспектами грузинская политическая жизнь не ограничивается. Несколько дней назад премьер-министр Ираклий Кобахидзе посетил Турцию. Это его первая поездка за пределы Грузии в статусе главы кабмина республики. Но только ли этим примечателен визит Ираклия Кобахидзе?
2. Грузино-турецкие отношения- это не просто кооперация двух соседних стран, они имеют стратегический характер. Турция для Грузии торговый партнер номер 1, ключевой инвестор и важный фактор национальной безопасности (с каким бы знаком этот сюжет ни оценивался). Грузинское направление по своей значимости не сравнится для Турции с азербайджанским. Но стратегический характер отношений с Тбилиси позволяет Анкаре усиливать свое присутствие в Закавказье и на Черном море.
3. Наряду с двусторонним форматом Грузия и Турция вместе с Азербайджаном реализуют несколько логистических и энергетических проектов. Конечно, Тбилиси в этой «тройке», как, впрочем, и в «двойке» выглядит, скорее «младшим братом». Но правда и то, что все старшими одновременно быть не могут.
4. Итак, с Кобахидзе или без него, с «мечтателями» или с «коллективным Саакашвили» во главе Грузия имеет к кооперации с Турцией значительный интерес. Но та же формула релевантна и в обратном, турецком направлении. Феномен Реджепа Эрдогана здесь важен, но не абсолютен. Стратегическое партнерство между Анкарой и Тбилиси после распада СССР развивалось несколько десятилетий кряду при разных правительствах и президентах.
5. Однако есть нюанс. Раньше грузинское руководство колебалось между двумя турецкими политиками: взаимодействие собственно с Анкарой или кооперация с Турцией, как частью Большого Запада (контекст НАТО был особенно важен). Сегодня же, когда отношения Тбилиси с Вашингтоном и Брюсселем переживают не лучшие времена, самое время провести внешнеполитическую диверсификацию. Российско-евразийский вектор по многим причинам «здесь и сейчас» маловероятен. Другое дело- умеренные евроскептики вроде Венгрии, и западники с «особым путем», как Турция. Конечно же, не забываем про Китай, отношения Грузии с Поднебесной также на подъеме.
6. В данной ситуации турецкий вектор важен для Тбилиси по многим причинам. Поддержка грузинской власти, как надежного и перспективного партнера извне также имеет значение и как фактор внутренней легитимации правительства Грузии. Но Турция может стать и каналом коммуникации с западными союзниками, теми среди них, кто не хотел бы радикального разрыва с Грузией из-за электоральных и законодательных баталий внутри этой страны. В данной сфере у Анкары имеется немалый опыт (прохождение «между струйками»).

Пятилетка Владимира Зеленского в контексте украинских национально-государственных трансформаций
Часть 1. Продолжение следует

1. В день 20 мая 2024 года с формально-юридической точки зрения истек срок президентских полномочий Владимира Зеленского. Пять лет назад он вступал в должность главы украинского государства, обещая своим согражданам и избирателям мир, одоление коррупции, европейские перспективы и процветание. Сегодня все эти перспективы выглядят намного менее реалистичными, чем это казалось 20 мая 2019 года. Новые президентские выборов в обозримом будущем выглядят маловероятной перспективой. Таким образом, украинский президент, нравится это кому-то или нет, сохраняет свою должность, а, следовательно, и влияние на процессы, как внутри своей страны, так и вокруг нее.
2. В России многие комментаторы склонны писать о Зеленском, как фигуре несамостоятельной и несерьезной. «Марионетка Запада», «клоун», «актеришка». И это еще самые мягкие выражения, которые применяются при дискуссии о президенте Украины. Между тем, для адекватного понимания украинского кейса экспертам требуется не юмористический формат, а холодный анализ тех контекстов, в которых такая фигура, как Зеленский оказалась вынесена на политический Олимп.
3. В научной литературе (в особенности в сочинениях американских и европейских авторов) присутствует своеобразная конвенциональная мудрость. Украинские реалии жестко противопоставляются российским и белорусским. При таком подходе демократия и сменяемость власти (прежде всего, президентов) трактуются, как главные политические ноу-хау постсоветской Украины. Сегодняшний «казус Зеленского» подрывает основательность данных аргументов. Но возник ли он на пустом месте? Вот важнейший экспертный вопрос.
4. Да, на Украине в отличие от РФ и РБ не сложилось «властной вертикали», а «партии власти» сильно не похожи на российско-белорусские аналоги. Но это не значит, что с правом, легальностью и легитимностью в стране все было хорошо. Чего стоят только решения КС Украины 2003 или 2010 гг., по сути, превратившими Основной закон страны в некий (не)правовой черновик. Или проведение пресловутого третьего тура в период «оранжевой революции». Или отставку Виктора Януковича без процедуры его импичмента и уж точно без процедуры выборов.
5. Итак, политическое многообразие на Украине было. Оно сохраняется и сегодня, несмотря на непрекращающийся военно-политический кризис. Но долгие годы этот плюрализм существовал в форме «сплава коммунистов и националистов» (по образному выражению журналиста Александра Кривенко). Однако он начал расплавляться еще в 2003-2005 гг. И расплавился окончательно в 2013-2014 гг. Украинская политическая и государственная идентичность трансформировались радикально.
6. Вот та среда, в которой на украинский Олимп вышли и Петр Порошенко, и Владимир Зеленский. Сколько же их противопоставляли пять лет назад! Забывая о фундаментальной близости этих двух политиков. В своих мемуарах выдающийся историк, лидер кадетской партии Павел Милюков вспоминал, как в дни февраля 1917 года на вопрос о том, кто выдвинул его и его соратников, он патетически ответил: «Нас выбрала русская революция!»

Пятилетка Владимира Зеленского в контексте украинских национально- государственных трансформаций
Часть 2. Окончание

1. И Порошенко, и Зеленского выдвинул Майдан. Сам Майдан возник не в вакууме, он стал порождением политических особенностей постсоветской Украины, в которой не был достигнут достаточный уровень государственной и общественной консолидации. Вследствие чего, таковую задачу стали решать путем «санации» в отношении лиц, групп и регионов, не принявших украинский проект в его «евро-майданной версии». В которой элементы демократии причудливо сочетаются и переплетаются с элементами жесткой санации в отношении тех, кто в данную программу не вписывается.
2. Заметим, что оба эти политика начинали свой путь с попыток отойти от конфронтационной модели отношений с юго-востоком страны и с Россией. И оба потерпели поражение, так как натолкнулись внутри Украины на жесткое сопротивление «военно-гражданского общества» («диктатуры гражданских активистов», «вольных нео-казаков»). Этот феномен, который еще потребует отдельного тщательного изучения. Активное, хорошо организованное, обладающее медиа-ресурсами сообщество на практике подтвердило теоретические построения Майкла Манна о «темной стороне демократии». Гражданские активисты в большей степени, чем государство могут быть разжигателями конфликта и противостояния. Неправительственные структуры, открыто оппонирующие власти и апеллирующие к ценностям свободы, при этом работают не на поиск примирения со своими же согражданами, а на сбор «донатов» на бронежилеты, каски, автоматы и добровольческие батальоны. Весьма показателен в данном контексте конфликт «военно-гражданского общества» с инициативой Сергея Сивохо (1969-2023), шоумена, общественного деятеля, изначально близкого Владимиру Зеленскому. В отличие от "вольного нео-казачества" Сивохо стал лидером "Национальной платформы примирения и единства", предлагавшей реинтеграцию Донбасса путем мирных переговоров и инклюзивного внутриукраинского диалога. Не вышло! Такие проекты в пост-майданной Украине оказались невостребованными. Между тем, именно "военно-гражданским активистам" по справедливости принадлежит пальма первенства в таких проектах, как энергоблокада Крыма, торговая и экономическая блокада Донбасса. Во многом власти шли за этими «вольными нео-казаками», а не наоборот. Не только шли за ними, но и всячески потакали их деструктивному своеволию.
3. Поворотным пунктом для Владимира Зеленского, во многом предопределившим его дальнейшую политическую траекторию, стали события декабря 2019 года. Парижский саммит «нормандской четверки», на котором украинского лидера фактически вынудили пойти на уступки, вызвал брожения в среде «военно-гражданского общества». Боязнь удара с этой стороны перевесила все опасения, связанные с возможными действиями России. Уступки декабря-2019 предопределили последующую деструктивную линию Зеленского и его команды на российском треке. Выбирая между «россиезацией» украинской политики (что привело бы к усилению властной вертикали. элиминирование угрозы «вольных нео-казаков» и достижению компромиссов с Донецком, Луганском и Москвой, возможно и посредством некоторого дистанцирования от Запада) и сохранением майданного мейнстрима, Зеленский выбрал второе. Что случилось потом, всем слишком хорошо известно….

Ситуация в республиках Южного Кавказа: противостояние политических сил
Круглый стол пресс-центре "Россия сегодня"

1. Участники мероприятия: Андрей Арешев, Алексей Наумов, Станислав Притчин, Сергей Маркедонов.
2. Пересказывать дискуссию не имеет практического смысла, зафиксируем основные темы:
- массовые протесты в Армении и в Грузии, общее и особенное,
- динамика урегулирования армяно-азербайджанского конфликта (карабахская глава закрыта, но конфликт не разрешен и сегодня)
- Россия и Закавказье: кто от кого уходит и уходит ли?
- интересы внешних игроков в спектре от стран Прибалтики до Китая
-общие геополитические тренды в регионе (эрозия традиционных союзов, реконфигурация привычных моделей двусторонних отношений)
3. Хочется особенно отметить качество дискуссий, никто никого не перебивает, ораторы демонстрируют взаимное уважение, нет переходов на личности, аргументы и факты определяют ход разговора,
4. Ссылка на видео круглого стола: https://russiancouncil.ru/news/eksperty-obsudili-perspektivy-mirnogo-soglasheniya-mezhdu-erevanom-i-baku-i-protesty-v-gruzii/

Призрак бродит по Европе по Кавказу- призрак конфедерации

1. Сегодня Закавказье (Южный Кавказ) проходит через масштабную перезагрузку. Форматы союзнических и партнерских отношений, существовавших в неизменном виде на протяжении десятилетий, меняются. Неудивительно, что на этом фоне возникают разного рода сценарии и предсказания. С завидной регулярностью прогнозируются разные «геополитические размены» и «сделки».
2. В течение последнего месяца одним из самых обсуждаемых сюжетов стал вопрос о гипотетическом сближении Москвы и Тбилиси за спиной у Сухума. Магическое слово «конфедерация» пошло в массы.
3. В Абхазии к этому вопросу особый интерес. Журналисты, блоггеры, общественники спорят, дискутируют, ссорятся. Глава Совбеза Абхазии, один из создателей ее дипломатической службы Сергей Шамба называет слухи о конфедерации Абхазии и Грузии «измышлениями». Но внутри предельно политизированного абхазского социума повторяется незатейливая мысль: «Дыма без огня не бывает». Попробуем разобраться в том, насколько обоснованы эти инфо-задымления.
4. Для любого маленького сообщества, волею судеб оказавшемся в переполненном противоречиями геополитическом фронтире, на стыке интересов крупных игроков, тем более с неустойчивым статусом, всякая региональная и международная реконфигурация будет сопровождаться нарастанием тревожности. Абхазы и абхазская элита (и провластная, и оппозиционная) в целом настроены на следование в фарватере России. Но имея за плечами долгие годы борьбы за российское признание (этот опыт сопровождался, между тем, и санкционным давлением со стороны РФ), и понимая, что интересы огромной державы намного шире, чем маленькой республики, и первые лица, и обыватели опасаются чрезмерного сближения между Москвой и Тбилиси.
5. Владимир Путин и другие высшие представители РФ неоднократно заявляли: статус Крыма раз и навсегда закрыт. Казалось бы, российские руководители и в Сухуме неоднократно бывали, и с Днем победы над Грузией поздравляли. Однако любой абхазский политик или эксперт без особого труда вспомнит путинские слова: «Что касается территориальной целостности Грузии - это, прежде всего, дело грузинского народа, югоосетинского и абхазского, надо с ними работать, мы примем любое решение». Отсюда и возникающие слухи, и предположения, и фобии. Вдруг как пришло время для реализации такой формулы на фоне нарастающих противоречий между Грузией и Западом?
6. Но рискну предположить, что оценка Сергея Шамбы сегодня более релевантна текущей ситуации. Во-первых, разрыв Грузии и Запада не стал свершившимся фактом. Пока это один из возможных вариантов, не более. «Грузинская мечта» никак не меньше коллективного и индивидуального Саакашвили трудилась над евро-атлантической интеграцией своей страны. И дистанцирование от США и ЕС- не одноактный процесс. Но даже если ветер подул в этом направлении? Для формализации «развода» с Западом правящей партии Грузии надо еще выиграть парламентские выборы. Задача не из простых! И надо не просто выиграть голосование, а потом еще и выстоять после подведения официальных итогов. Уличные протесты «мечтателям» гарантированы, не гарантирован их конечный успех. Во-вторых, сомнительно, чтобы Москва, не имея никаких надежных гарантий внешнеполитической «девестернизации» Тбилиси, толкала бы Абхазию своими руками в объятия Грузии. При таком повороте можно потерять и то, что есть, и не приобрести нового. Хочется верить, что никто не станет искусственно подгонять уравнение под некий «правильный ответ».
7. Сразу оговорюсь. У Москвы есть множество резонов для того, чтобы нормализовать отношения с Тбилиси. Грузия и раньше, и сейчас была, есть и будет, одной из ключевых точек Большого Кавказа (неслучайно, резиденция российского наместника в оные времена была именно в Тифлисе). Но этот путь не будет пройден быстрее, чем может быть пройден. И, конечно же, не ценой щедрых авансов при отсутствии твердых гарантий.

День независимости Грузии: уроки прошлого и настоящего

1. 26 мая Грузия отмечает День независимости. Этот праздник - один из центральных элементов грузинской национально-государственной идентичности. Дата, важная для всего политикума и социума, для сторонников «коллективного Иванишвили» и «коллективного Саакашвили», беспартийных оппозиционеров и лоялистов. И, конечно, совершенно неприемлемая для политиков и обывателей в частично признанных республиках. Для них «восстановление грузинской государственности» после перерыва в семь десятилетий стало синонимом сначала статусных, а потом вооруженных конфликтов.
2. Однако значение дня 26 мая выходит далеко за грузинские границы. Собственно, в этот день 106 лет назад произошел провал закавказского интеграционного проекта. Закавказская демократическая федеративная республика (ЗДФР), провозглашенная на фоне распада большой Российской империи 22 апреля 1918 года (какая ирония судьбы, в день рождения «вождя мирового пролетариата»), просуществовала чуть более одного месяца. Кстати, это образование признала Османская империя, которая несмотря на коматозное состояние пыталась взять реванш за былые поражения в регионе своего «особого интереса».
3. В этой ситуации особую роль сыграл Национальный совет Грузии, форсированно провозгласивший независимость отдельной Грузинской республики. 26 мая 1918 года это произошло. И стало триггером для последующего провозглашения независимых Азербайджана и Армении. Таким образом, Грузия во многом (хотя этот фактор и был далеко не единственным) способствовала появлению азербайджанского и армянского национально-государственных проектов.
4. Малому государству всегда трудно, особенно во время его конструирования и конституирования. Существует множество опасных развилок. Для «титульной нации» стать нацией господствующей, по возможности избегая эксцессов в отношении с «нетитульниками». И для истеблишмента на внешней арене. Как найти покровителя, который не раздавил бы собственной тяжестью «политико-географическую новость» (никакого снобизма, на ум просто пришли строки из Владимира Маяковского, великого уроженца села Багдади Кутаисской губернии).
5. В истории Грузии случилось все. И внутренние, и внешние эксцессы. «Теперь грузины стали "державной нацией", и русские, даже прожившие десятки лет в Закавказье - иностранцы!» - записывал свои наблюдения в сентябре 1918 года профессор Сергей Сватиков. Но были еще Абхазия, Южная Осетия, «лорийский инцидент» с Арменией и непростые грузино-азербайджанские отношения в Квемо-Картли (Борчалы). Был и bandwagoning. С Германией, чтобы «сдерживать» турецкие порывы, потом с Антантой, потом и с РСФСР, чтобы «сдерживать» белых «единонеделимцев».
6. Затем случилась советизация и превращение в одну из любимых «младших сестер» в «единой семье народов». Этот феномен не ушел от внимания внешних наблюдателей, был блестяще описан Джоном Стейнбеком в его «Русском дневнике». К слову сказать, обитатели властных кабинетов в ГрССР блестяще доместицировали практики bandwagoning. Метафора академика Андрея Сахарова о "Грузии-малой империи", как минимум, не лишена оснований. И советско-грузинские практики еще ждут своих исследователей! А в будущем, при всей их неоднозначности, и почитателей внутри самой Грузии. Тут есть чему выдавать респекты, не одни только осуждения!
7. В 1989-1991 гг., как и в мае 1918, случился большой распад. Но уже не империи, а «единого Союза». И, если не все, то многое, почти по Блоку, повторилось, «как встарь». И опора на одни «внешние силы», и противостояние другим, и проблемы с внутренней легитимностью.
7. Символично, что именно сегодня в день 26 мая Грузия снова стоит перед выбором. Нужно ли рифмовать независимость с непременной конфронтацией с бывшим «патроном? Как остаться самой собой, не сливаясь с сильными мира сего? Как определить свой интерес, а не быть частью интересов другого? Вот вопросы, которые решают сегодня и будут решать завтра грузинские политики. Вне зависимости от их партийной принадлежности, пола и возраста.

Между де-юре и де-факто: признавать или не признавать?

1. Три европейские страны (две из них входят в НАТО, и две – в Евросоюз) Ирландия, Испания и Норвегия приняли решение о признании Палестины в качестве отдельного независимого государства. Российские МИД и Минюст доложили российскому президенту Владимиру Путину, что афганское движение «Талибан», признанное в РФ еще в 2003 году террористической организацией, необходимо исключить из «черных списков». Не надо быть Кассандрой, чтобы понимать простой факт: за снятием негативного лейбла последует признание власти, ныне действующей в Афганистане.
2. Оговоримся сразу. Эти кейсы имеют существенные отличия. И речь не идет об их механистическом рассмотрении через запятую. Но и у палестинской, и у афганской истории есть и некий общий фундамент. Они актуализируют проблему не(признания) государств и правительств.
3. Известный японский исследователь Евразии Кимитака Мацуузато как-то заметил, что данный вопрос является «фундаментальной основой политологии, поскольку она является наукой о том, что такое государство». Сегодня многие публицисты иронизируют по поводу сближения Москвы с талибами (хотя те еще во время существования Исламского эмирата Афганистан в 1996-2001 гг. признали «Чеченскую республику Ичкерия»). Но схожих случаев в истории немало, вспомним, как эволюционировало отношение США и Израиля к Ясиру Арафату или позиция Вашингтона к «Армии освобождения Косова. Легитимация и легализация движения «Фатх» и UÇK не были одноактным процессом.
4. Об образованиях де-факто долгие годы говорили, как о чем-то более низком в сравнении с «клубом признанных». Эдакий второй дивизион мировой политики. Однако в разные годы в этом качестве побывали Швейцария и Нидерланды, США, Советская Россия/СССР, КНР. Да и Германия попала в ООН далеко не сразу, сначала в 1973 году двумя колоннами (ГДР и ФРГ), а затем уже объединенной державой.
5. Говоря о (не)признании государств, надо иметь в виду два ключевых момента. Во-первых, не акт признания создает их, он лишь фиксирует некоторую реальность «на земле». Во-вторых, признание осуществляется по большей части не на основе симпатии или неприязни, а по прагматическим соображениям. Можно было и дальше не признавать результатов Октября 1917 года, от этого «у генерала Деникина и генерала Харькова» не стало бы больше шансов на успех. Как не одолела бы «Китайская республика» на Тайване КНР, а Испания не обуздала бы «морских и лесных гезов». Те, кто открывал посольства или жал руки новым членам мирового сообщества, мог тогда (и может сейчас) не испытывать к ним ничего, кроме скрываемой (иногда плохо) неприязни. Но политика - искусство возможного, следовало бы это не забывать, здесь далеко не только хотелки решают.
6. О «нашествии» мигрантов из Азии и Африки в страны ЕС написаны уже тома литературы. Но проблема то не в миллионах таксистов или гостиничных портье. Мы наблюдаем и интеллектуальное влияние потомков мигрантов (родившихся, выросших и получивших образование в своих новых «отечествах») на европейскую мысль и политику. Взять хотя бы Тарика Салеха, «египетского шведа», известного кинорежиссера, лауреата Канн и номинанта на «Оскара»(за фильм «Заговор в Каире»), убежденного в том, что на Западе у людей «промыты мозги» в отношении арабов. И это - не единичное явление. Добавим к этому звезд спорта вроде Зинедина Зидана, популярных актеров, блоггеров…Могут ли не считаться с этим европейские политики? Риторический вопрос!
7. Не все так просто и с афганским кейсом. После двух «больших провалов» сначала советской, а потом американской модернизации Афганистана кого мы хотим увидеть в Кабуле? Сторонников идей эпохи Просвещения или Махатмы Ганди? Скорее всего, реальный выбор будет между той или иной версией запрещенного в России ИГИЛ и талибами. И если это так, то вопрос о взаимодействии с теми «писателями», которые в наличии, встает сам собой. Перед любой властью, которая была и будет в Москве. Не говоря уже о Ташкенте, Астане, Душанбе.
8. Вопросов здесь больше, чем ответов. Порой и дилеммы встают не самые приятные. Но такова политика, см. выше!

Нарушенное равновесие: отказалась ли Грузия от курса на Запад?
Статья в Русском Форбсе. Основные тезисы

1. В Грузии 3 июня вступил в силу закон «О прозрачности иностранного влияния», обсуждение которого привело страну к политическому кризису. США и ЕС обвиняют Тбилиси в «пророссийском» повороте. Но это лишь верхний пласт грузинской политической стратиграфии.
2. Нынешние события в Грузии напоминают о временах, когда Кавказ был главной ареной конфронтации России и Запада. Сначала выдвижение законопроекта «О прозрачности иностранного влияния», затем принятие его в трех чтениях в национальном парламенте под аккомпанемент уличных протестов и столкновений оппозиционеров с полицией, президентское вето и его преодоление. И вся эта кампания разворачивается на фоне жесткой критики грузинского правительства со стороны западных партнеров Грузии.
3. В условиях, когда противоречия между Россией и Западом на постсоветском пространстве и за его пределами, нарастают, велик соблазн спрогнозировать «разворот» Грузии на Восток, а Армении на Запад. Тем паче, что фактов, свидетельствующих в пользу данной версии предостаточно. Но такая трактовка событий имеет один большой изъян. Она оставляет за скобками внутриполитическую повестку кавказских стран, а их элиты рассматривает лишь как приложение к интересам «больших игроков». Между тем, страны Кавказа, конечно, не обладающие достаточными ресурсами и влиянием в мире, все же не следует воспринимать как марионеток.
4. Но не геополитикой единой. Сегодня многие наблюдатели подзабыли весьма популярное в Грузии 2011-2013 годах слово «коабитация», то есть мирное сосуществование власти и оппозиции. Между тем, именно тогда в стране сложилась двухцветная внутриполитическая повестка. Всякие выборы не обходятся без поиска «третьей силы», но в итоге главными конкурентами оказываются «нынешние» — правящая партия «Грузинская мечта» и бывшие — сторонники экс-президента Саакашвили, группирующиеся вокруг «Единого национального движения» и его движений-сателлитов.
5. И именно эти силы на парламентских выборах в октябре 2024 года — уже четвертый электоральный цикл кряду — сойдутся в борьбе за власть. Понимаемую ими, как возможность для максимальной монополизации. Перефразируя популярную советскую кинокомедию, всякий раз возникает дилемма: либо знакомство с прокурором, либо вхождение во власть.
6. При этом грузинские власти не спешат отказаться от прозападного вектора. Достаточно посмотреть на высказывания главы кабмина и в недавнем прошлом председателя правящей партии Ираклия Кобахидзе. В них и призывы к объединению с абхазами и осетинами, и заявления о «вхождении в европейскую семью». Поймут ли эти тонкости в Вашингтоне и в Брюсселе? Не уверен. Но даже в случае подталкивания Тбилиси в сторону Москвы не гарантирована новая гармония в российско-грузинских отношений. И все почему? Геополитика не отменяет этнополитики, а "большая игра"- серии "малых игр".
7. См. полный текст статьи: https://www.forbes.ru/mneniya/513892-narusennoe-ravnovesie-otkazalas-li-gruzia-ot-kursa-na-zapad

Актуальная история Кавказа: в поисках идеальной оптики

1. Сто шестьдесят лет назад, 2 июня (21 мая по юлианскому календарю) 1864 года в горном ауле Кбаада (сегодня это популярный курорт большого сочинского туристического кластера Красная Поляна) состоялся парад русских войск, который принимал великий князь Михаил Николаевич Романов.
2. Памятные календари с ходу дают «подсказку», обозначая эту дату как завершение присоединения Кавказа к Российской империи или окончания Кавказской войны. Между тем, однозначная квалификация этого события весьма проблематична. Как, впрочем, неоднозначны и любые дефиниции, касающиеся российской политики на Кавказе. Пожалуй, стоит согласиться с утверждением известного ростовского исследователя Виктора Черноуса (1949-2018), что спорными остаются практически все основные аспекты данной проблемы. Это относится и к определению «Кавказская война», и к ее хронологическим рамкам. В самом деле, если Кавказ был «окончательно присоединен» Санкт-Петербургом в 1864 году, то как быть с Аджарией, ставшей частью Российской империи только по завершении очередной войны с османами в 1878 году? Да и Карс с Артвином в тех реалиях были вполне себе кавказскими величинами.
3. Непраздный вопрос, а где искать начальную точку Кавказской войны? Такой знаток истории региона, как Владимир Лапин полагает, что при определении генезиса этого исторического явления, на первый план выдвигается вопрос: «Что здесь первично, имперское расширение России или военная активность горских народов?» Решение этого паззла дает широкий спектр ответов от (нео)имперских версий до националистических интерпретаций.
4. Можно ли отрывать процесс включения северокавказских земель и народов в состав Российского государства от политики России в Закавказье? Скорее всего, нет. Не зря «Нестор Кавказа» Василий Потто (1836-1911) включал в свой пятитомник «Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях» русско-персидскую и русско-турецкую войны 1826-1829 гг. Тот же подход применял и Николай Дубровин (1837-1904) в своей «Истории войны и владычества русских на Кавказе». Невозможно отделять и процессы интеграции региона и от внешнеполитических интересов соперников России в спектре от Османской и Персидской держав до Британской империи. Конечно, не стоит подменять «большой геополитикой» сложные внутренние коллизии. Но и игнорировать ее неразумно.
5. Не менее сложным (и политически острым вопросом) является проблема определение акторов Кавказской войны (или все-таки войн, ибо противостояние в регионе никогда не было двухцветным или линеарным?). Все народы Кавказа против России? Явное упрощенчество! Откуда бы тогда появились «пылкий Цицианов», Шора Ногмов, Хан-Гирей? Да и почетная капитуляция имама Шамиля плохо вписывается в «манихейские форматы». Нередко российский ресурс использовался теми или иными кавказскими лидерами в своих интересах, как, впрочем, и наоборот.
6. Бенедетто Кроче (1866-1952) писал, что история нередко ставит проблемы своего времени, а не той эпохи, которую, она изучает. Кавказская война не единожды становилась благодатным материалом и для обоснования «справедливой антиколониальной борьбы», и «интернационализма», и оголтелого национализма (как местного, так и великорусского). Преподносилась она и как один из фронтов «большой игры» империй.
7. Значит эта «цветущая сложность» делает принципиально непознаваемой проблему присоединения Кавказа к России? Не будем спешить с выводами. Скорее, речь идет о разных оптиках, затрудняющих появление некоей универсальной объяснительной отмычки. Все было сложно. Выгоды от модернизации и разрушение старых традиций (неизбежно сопряженное с появлением новых), постоянное конструирование образов и нарративов. Ведь не так уж и сложно признать наличие разных уровней (местного, регионального, международного) и разных форматов борьбы (этнической, национальной, религиозной, социальной) за "свой Кавказ"! Задача исследователя, не принимая или отвергая ту или иную модель, как минимум, держать ее в уме. Не упрощая картину прошлого. Иначе велик соблазн упростить и настоящее.

Большая перезагрузка Кавказа
Беседа с журналистом Московского комсомольца Михаилом Ростовским
Основные тезисы

1. Еще несколько лет тому назад Грузия считалась у нас «верным прихвостнем американского империализма», Армения — сердечным другом на века, а Азербайджан — не врагом, но и не другом. А сегодня «американский империализм» грозит санкциями властям в Тбилиси, официальный Ереван отключает российские телеканалы, а пространство сотрудничества с Баку постоянно расширяется. Если мы возьмем Кавказский регион, то такие понятия, как «политический развод», «уход», «потеря партнера», оказываются даже не в долгосрочной, а среднесрочной перспективе весьма условными.
2. Важно не искать сенсации и "хайповать", а пытаться разобраться в системных проблема. Армения еще задолго до войн с Азербайджаном в 2020 и 2023 годах возмущалась фактами военно-технического сотрудничества Москвы и Баку. Как, кстати, и говорила устами того же Сержа Саргсяна о неэффективности ОДКБ. Ереван всегда подозрительно относился к отношениям России и Турции, был недоволен нормализацией этих отношений. Что реально отличает нынешнюю политику Еревана? Два предшествующих лидера Армении, Роберт Кочарян и Серж Саргсян, тоже уделяли внимание Европе и НАТО. Но ни Кочарян, ни Саргсян не говорили о вытеснении некоей российской основополагающей силы из сферы безопасности. Нынешние лидеры — премьер Пашинян, глава МИД Арарат Мирзоян и секретарь Совбеза Армен Григорян — об этом говорят.
3. Вывод о том, что Россия недостаточно защитила Армению, будет жить своей жизнью вне зависимости от того, какие бы мы с вами ни находили абсолютно рациональные и логически выверенные аргументы в пользу противоположной точки зрения. Есть массовая психология, есть проблема травмированности общества. Грузия еще в 90-е годы пережила травму от потери Абхазии и Южной Осетии. И только сейчас происходит какая-то рационализация этой потери. А раньше рациональные аргументы не воспринимались. Но, как показывают примеры и Грузии, и Азербайджана, откаты в сторону от России могут позднее компенсироваться новым сближением с той же Россией. Это будет не так быстро, наверное. Это будет не в один шаг. Но все-таки я бы не стал ставить точку и говорить о том, что Армения уйдет на Запад полностью. Раз и навсегда!
4. Поведение лидеров стран Кавказа часто очень мало связано с ценностным выбором. Внешняя политика малых стран немножко не так устроена, как у больших стран. Для них очень важно то, что в научной литературе называют bandwagoning — прислонение к сильному.
5. А можно ли сказать, что, по крайней мере, на уровне двух лидеров, Пашиняна и Алиева, армяно-азербайджанская нормализация отношений — это уже состоявшийся факт?
— Я бы так не сказал. В заявлениях двух лидеров по-прежнему есть масса проявлений взаимного недоверия. И азербайджанская сторона обвиняет Армению в том, что ее руководство фактически затягивает согласование всех вопросов. И армянская сторона говорит о том, что Баку делает ставку на жесткий и зачастую необоснованный прессинг.
6. Политическая ситуация в Грузии в ходе (и после) парламентской кампании будет зависеть от того, получится ли какой-то третьей силе выступить и как получится. Может оказаться, что в парламент пройдет некоторое число мелких партий. Они могут "прислониться" к "коллективному Саакашвили" против "Грузинской мечты". Иванишвили понимает: сегодня его партия популярна, а завтра — может оказаться, что уже не очень. И тут возникает вопрос как в старом советском фильме: либо к прокурору, либо во власть. Поэтому перспективу прокурора лучше сразу убрать. Отсюда и закон об иностранном влиянии.
7. Ссылка на первую часть интервью (Армения, Азербайджан, нерегиональные игроки): https://www.mk.ru/politics/2024/06/10/bolshaya-perezagruzka-kavkaza-rossiya-mozhet-i-silno-proigrat-i-silno-vyigrat.html
8. Ссылка на вторую часть интервью (Грузия): https://www.mk.ru/politics/2024/06/11/pochemu-vlasti-gruzii-possorilis-s-zapadom-vnutrennyaya-mekhanika-neozhidannogo-konflikta.html

Балканский марш России: символы и уроки

1. Четверть века назад, 11 июня 1999 года сводный батальон российских воздушно-десантных войск, который был частью международного миротворческого контингента в Боснии в Герцеговине, совершил стремительный марш-бросок из Углевика на территорию Косова. Целью данной акции обычно называют взятие под контроль приштинского аэропорта «Слатина». Однако значение этого события превосходило борьбу за отдельно взятый объект военной инфраструктуры.
2. Сегодня и завтра многие отечественные СМИ выскажутся о том шоке, который произвела у «западных партнеров» акция российских десантников. Наверняка некоторые телеканалы в очередной раз покажут художественные и документальные фильмы, посвященные событиям четвертьвековой давности. Эмоции в таком случае понятны. Но сегодня хотелось бы дать оценку событиям 1999 года в более «холодном» аналитическом ключе.
3. Многие западные авторы указывают на то, что российская военная демонстрация не создала для Москвы на Балканах стратегического прорыва. И с этим тезисом трудно спорить. Миротворцы из РФ разместились в Косове в зонах ответственности других иностранных миссий, а в 2003 году их контингент (650 человек) был выведен с такой мотивировкой, как бюджетная экономия. Бывший сербский край был не только в значительной степени «десербизирован», он стал одним из форпостов коллективного Запада на Балканах.
4. Однако значение событий 11-12 июня 1999 года не следует сводить исключительно к балканской динамике, хотя и она также важна. Французский социолог Пьер Бурдьё (1930-2002) ввел в оборот понятие символической власти, понимаемой им, как способность «конструировать реальность», гомогенизировать «восприятие времени, пространства, числа, причины, что делает возможным согласие между умами». Российский марш-бросок из Боснии в Косово был не просто военным походом (к слову сказать, весьма скромным по вовлеченным в него силам, ресурсам, географическим масштабам). Он стал символической манифестацией недовольства тем миропорядком, который утверждался по окончании «холодной войны». Заметим, эта манифестация имела место за 15 лет до Крыма и Донбасса, за 23 года до начала СВО на Украине. Имеющий глаза и уши обязан был услышать этот сигнал и правильно прочесть символы. Увы, не заметили и не прочли…
5. Акция 1999 года помогает нам отказаться от мифологизированного (но весьма популярного) представления об эпохе 1990-х, как сплошном поражении и пассивности России. Напомню, что эта «пассивная» Москва остановила гражданские войны в Грузии ив Таджикистане, этнополитические конфликты в Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии, сделала реальным статус-кво в Нагорном Карабахе (худо-бедно он действовал 26 лет) и смогла собрать в одном кулаке ядерные арсеналы, оказавшиеся в одночасье на территории четырех независимых государств.
6. Первый кризис в отношениях между РФ и НАТО имел место как раз в 1999 году после начала военной операции Альянса в Косово, когда Россия квалифицировала ее как «агрессию». Заметим, по сравнению с последующими кризисами (2008, 2014 и 2022 гг.), не Брюссель, а именно Москва в 1999 году была инициатором приостановления двусторонних отношений.
7. На саммите ОБСЕ в Стамбуле в ноябре 1999 года первый президент РФ Борис Ельцин четко заявил о необходимости уважения российских интересов, недопустимости вмешательства Запада во внутренние дела страны (Северный Кавказ) и выстраивании равноправных отношений на международной арене. Все необходимые в таких случаях разъяснения и приглашения к диалогу были сделаны. Увы, не было сделано главного- учета особой позиции России по вопросам европейской безопасности, включая и такую принципиальную сферу интересов Москвы, как постсоветское пространство.
8. События 11-12 июня 1999 года были предупреждающим сигналом, от которого "западные партнеры" предпочли отмахнуться, как от назойливой мухи. Какая такая Россия? Пускай сначала соблюдет «пропорции» в Чечне и не мешает празднику «воссоединения Европы», понимаемому как непрекращающееся расширение НАТО и ЕС. Конечно, без учета сложнейшей многосоставности европейского пространства.

День России: с прошлым в будущее и с будущим в прошлое

1. Национально-государственные праздники – благодатное поле для исследователей-конструктивистов. В 1983 году в книге под редакцией Эрика Хобсбаума и Теренса Рейнджера и теоретически, и эмпирически были рассмотрены механизмы «изобретения традиций» в различных странах и в разные эпохи.
2. Казалось бы, День России- молодой праздник. Впервые он стал «красным днем календаря» 12 июня 1991 года. 33 года! Однако «символ веры» этого дня уже успел кардинально поменяться. До 1 февраля 2002 года его именовали Днем принятия Декларации о государственном суверенитете Российской Федерации. Фактически праздновался «развод» РФ с СССР, сама же постсоветская Россия трактовалась, как молодое образование. Интересно, что даже после 2002 этот тезис озвучивался на самом высшем уровне (вспомним знаменитое заявление Дмитрия Медведева в его бытность главой государства).
3. Однако за последние два с небольшим десятилетия смысл праздника 12 июня радикально трансформировался. Сегодня он уже не обращен к Декларации-1990 и первым выборам президента России годом позже, как к неким новым поворотным вехам в истории страны. Напротив, День России в его новой версии стал манифестацией преемственности и непрерывности ее прошлого, настоящего и будушего.
4. Но как бы ни менялась и не пересматривалась традиция одного из главных государственных праздников современной России, она не может скрыть главного. По-прежнему, фундаментальным вопросом российской национально-государственной идентичности является (само)определение РФ по отношению к СССР. И он далек от своего полного разрешения. Советское наследие то с гневом отвергается, то в ностальгическом порыве снова верстается на государеву службу.
5. Декларация о государственном суверенитете Российской Федерации была принята 907 голосами - за, 13 – против и 9 воздержавшихся. В декабре 1991 года за ратификацию Беловежских соглашений в российском Верховном совете проголосовало 188 человек, против всего лишь 7. Пора уже прекратить тиражировать миф об эксклюзивной ответственности одних лишь "демократов" за события 1990-1991 гг. Из 22 членов фракции «Коммунисты России» в декабре 1991 года 15 проголосовало за ратификацию Беловежского документа! За российскую «самость» коммунисты голосовали и в 1990 году. Они же создавали параллельно с КПСС Компартию РСФСР. Да и консервативный писатель-почвенник Валентин Распутин патетически призывал к выходу России из СССР.
6. Здесь крайне важно понимать «текст и контекст». Нравится это кому-то или нет, но о событиях конца 1980-начала 1990-х того времени надо судить не с позиций сегодняшнего дня, а в контексте распада единого Союза. В 1990 году тогдашние депутаты (демократы, коммунисты, националисты-почвенники) и российская исполнительная власть просто выразили доминирующее тогда настроение: Россия не хочет (или не может, что в принципе одно и то же) нести советское бремя, она выбирает свой путь.
7. На практике все оказалось не так просто. Одного желания «сбросить груз прошлого» оказалось недостаточным и для формирования конструктивных отношений с соседями, и для уважения к русским меньшинствам и соотечественникам за пределами РФ. И 25 миллионов русских за пределами России, и крайний национализм в обнимку с русофобией (и росиефобией) во вновь созданных государствах, и неготовность т.н. «цивилизованного мира» к равноправной кооперации с «новой Россией» все это вместе и по отдельности способствовало постсоветскому российскому ресентименту, зарифмованному с ностальгией о «Союзе, который мы потеряли».
8. Однако сколько бы символов СССР, портретов его вождей и даже переработанных советских практик не появлялись в нашей сегодняшней жизни, стоит признать простую, но принципиально важную мысль: второй раз в одну реку не войдешь. Погоны, гвардейские полки, восстановленные министерства и патриаршество не делали Иосифа Сталина императором всея Руси, как не делали наполеоновские графы, князья и гофмаршалы императорскую Францию вторым изданием «ancien régime». Слишком разные социальные, экономические и политические реалии.

Интервью для Телеграм- канала Brief
Ситуация в Армении, Грузии и вокруг них

1. На фоне международной конференции на Украине не следует забывать и о Кавказе. В Армении и в Грузии идут в чем- то разнонаправленные (выбор оптимальной внешнеполитической траектории), а в чем- то схожие (корректировка политической идентичности) процессы.
2. Всякие выводы об «окончательном уходе» или «полном разрыве» преждевременны и эмоциональны.
3. Нельзя игнорировать внутриполитические сюжеты, не геополитикой единой. Опасно и непонимание динамики общественных умонастроений. Их не следует превращать в фетиш, но понимать адекватно - первостепенная задача. Многие политики и в Армении, и в Грузии учитывают, прежде всего, этот фактор.
4. Текст интервью см. по ссылке. Екатерине Винокуровой спасибо за грамотные вопросы.
https://telegra.ph/BRIEF-Mnenie-06-15

Мир или меч? Послесловие к конференции в «Бюргенштоке»

1. Международная конференция по выходу из украинского военно-политического кризиса, о которой так долго говорили политики и дипломаты, наконец, состоялась. Когда девятый вал пропагандистских деклараций остался позади, самое время высказаться экспертам. Лучше, конечно, «на холодную голову», без попыток встать в один ряд с профессиональными политиками.
2. Прежде всего, не стоит предаваться шапкозакидательским настроениям и говорить о форуме в отеле «Бюргеншток» (швейцарский кантон Нидвальден), как о событии «неважном» и «несерьезном». Можно приводить множество аргументов по поводу «двойных стандартов» Запада и неготовности Глобального Юга следовать диктату Вашингтона и Брюсселя. Но факт остается фактом. Конференция в Швейцарии, стала важным символическим и легитимирующим фактором для поддержки Украины со стороны коллективного Запада. Более того, сам этот «коллектив» не утратил политической сплоченности. Под финальным коммюнике свои подписи поставили и такие «бунтари-евроскептики», как венгры, словаки.И даже сербы примкнули к ним, какие бы правильные слова о дружбе и братстве ни произносились бы из Белграда. Турция в очередной раз поставила «евро-атлантическую солидарность» выше привычного внешнеполитического фрондерства. На решения «форума мира» будут ссылаться правительства США и стран ЕС, к ним будут апеллировать для наращивания кооперации с Киевом и для «сдерживания» Москвы. Американские и европейские политические элиты озабочены не тем, как дать России сохранить лицо или прислушаться к аргументации «с другой стороны». Целеполагание прежнее - наращивать прессинг в отношении Москвы. Здесь без иллюзий! И пока Глобальный Юг негодует и недоумевает, «коллективный Запад», не забывая о масле, шлет Киеву пушки. И не только!
3. Отдельного внимания заслуживают жанрово-форматные особенности швейцарского форума. Если мы четче зафиксируем их, то поймем, что ни к какому реальному переговорному процессу встреча в «Бюргенштоке» отношения не имеет. Согласен на все 100 с мнением академика Алексея Арбатова: «Самое плохое в политике - это смешение жанров. Публичные мероприятия - это одно, а практическая дипломатия - это очень тонкое и зачастую конфиденциальное занятие. Рискну заметить, что никакие мирные переговоры в истории не достигли бы результата, если бы велись публично на больших собраниях». 15-16 июня 2024 года мы не увидели практической дипломатии, собравшиеся участники форума в Швейцарии занимались манифестированием и декларированием определенного набора требований. При этом мирная конференция, в которой отсутствует одна из конфликтующих сторон, выглядит, как минимум, странно. Переговоры- это всегда общение с неудобным собеседником, а не деятельность в формате «кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку».
4. Немного о репрезентативности. Много или мало было участников на форуме? 92 участника конференции из 193 стран-членов ООН. О чем это говорит? Сделать украинский вопрос глобальной темой номер один, наверное, не получилось. Но обозначить его высокую приоритетность вполне. Цель консолидации «коллективного Запада» была достигнута, недовольство этим мнением показано. Однако ключевая проблема по-прежнему в том, что Глобальный Юг не имеет той высокой степени консолидации и политической мобилизации, которой здесь и сейчас обладают США и К. Нравится нам это или нет.
5. Кто (не) оставил свои автографы под финальным коммюнике? Швейцарский форум в очередной раз подсветил приоритетность для любой страны «национального эгоизма». Что бы ни говорили о важности отношений с Россией сербы и турки, их подписи стоят вместе с автографами чехов, поляков и прибалтов. В то же время такие стратегические партнеры Штатов, как саудиты, ОАЭ, Бахрейн, Таиланд, Мексика или Бразилия воздержались подписывать документ, имеющий четкую антироссийскую направленность. Да и Святой Престол не отнесешь к стратегическим партнерам Москвы. Однако и его «виза» не была поставлена. Грузия идет от Запада, но подписалась, Армения стремится на Запад, но воздержалась ставить свой автограф.

Первый номер «Международной аналитики» за 2024 год увидел свет

1. «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?» Quo vadis? Камо грядеши? Ваше политическое credo? В первом номере за 2024 года разбирались с проблемами идентичности и ее роли в международных процессах.
2. В конце 1980-х – начале 1990-х годов многим казалось, что проблемы идентичности потеряют свою актуальность. Однако этого не произошло. Напротив, проблемы национального государства, этничности, расы, религии вновь актуализировались и породили феномен так называемой «бунтующей идентичности» (по аналогии со знаменитой метафорой Альбера Камю). Проблема восприятия, воссоздания и поддержания статуса и идентичности оказалась сильнее унифицирующего воздействия институтов современности. При этом политизация данных вопросов привела к созданию (точнее, осознанию и концептуализации) особого направления политики – политики идентичности, направленной как в будущее, так и в прошлое (историческая политика, символическая политика и политика памяти).
3. По уже сложившейся традиции номер открывается экспертным интервью. На этот раз мы поговорили с Ириной Прохоренко, признанным специалистом по вопросам внешнеполитической идентичности.
4. Статьи Виктории Журавлевой, Ричарда Саквы и Евгении Пименовой представляют условный «западный блок» номера. В работе Журавлевой выявляются анализируются имагологические истоки современной конфронтации между Россией и США. Саква предлагает эвристическую конструкцию «политический Запад» вместо устоявшейся медийной дефиниции «коллективный Запад». Пименова рассматривает влияние текущих международных трендов на концепцию германской идентичности.
5. В статье Яны Лексютиной анализируется феномен двойной международной идентичности современного Китая. Работа Ирины Кудряшовой и Салеха Сейдли, а также статья Татьяны Тюкаевой формируют «ближневосточный блок» номера. В первом из упомянутых текстов авторы рассматривают сложные идентитарные поиски туркоманов Сирии и Ирака, во втором-внешнеполитическую идентичность Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ). В тексте Сергея Величкина трансформация внешней политики Индии рассматривается в контексте изменений национальной элиты этой страны.
6. Статья Леонида Исаева, Алисы Шишкиной и Егора Файна, а также текст Майи Никольской представляют «африканский блок» первого номера. Впрочем, следует сделать одну важную оговорку. Первый из представленных текстов посвящен дискурсу неоколониализма во внешней политике России в Африке, а второй- анализу современных интерпретаций понятия «конголитэ» (идентичности в Демократической республике Конго).
7. Работа Анастасии Павловой- научный дебют! Она обращена к феномену идентичности де-факто государств. В качестве примера для анализа автор выбирает Абхазию.
8. Завершает номер рецензия Александра Князева. Она посвящена проблемам афганской идентичности в трудах известного отечественного дипломата и востоковеда Михаила Конаровского.
9. Идентичность, по словам Ирины Семененко, является «формой, или своего рода матрицей, которая может вместить многообразие смыслов и ценностных ориентиров и отразить их взаимодействие». Таким образом, для понимания тех или иных действий международных игроков стоит, прежде всего, обратиться к такой фундаментальной проблеме, как целеполагание, которое невозможно без выдвижения определенных ценностных и смысловых координат. Значит, фактор идентичности в международных отношениях еще не раз станет предметом анализа для авторов нашего издания.
10. Ссылка на первый номер нашего журнала: https://www.interanalytics.org/jour

«Кровавое воскресенье»: 23 июня 2024 года

1. День 23 июня 2024 года стал для России «кровавым воскресеньем». Произошло сразу несколько трагедий. Такого внушительного списка хватило бы не на один день или месяц. Украинский ракетный удар по Севастополю (в результате которой погибли и дети), атаки на церкви и синагоги в Дагестане (погиб православный священник и полицейские), перестрелка на российско-абхазской границе. Есть от чего прийти в отчаяние. Однако уныние- не просто грех, это состояние, не позволяющее адекватно оценивать опасные вызовы и искать ответа на них.
2. Самое опасное в нынешней ситуации- упрощенчество и кликушество, притом не так важно, из какого угла оно звучит, сам дискурс контпродуктивен. Все имеющиеся вызовы и риски для России не следует подталкивать под один знаменатель. От того, что наша страна проводит СВО на Украине и находится в конфронтации с Западом, ее противники с Востока не готовы выдать ей индульгенцию. Претензии на роль главного оппонента «коллективного Запада» (или «политического Запада» согласно определению Ричарда Саквы), увы, не освобождают от необходимости противостоять радикальному исламизму, другим террористическим движениям, трансграничному криминалу и различным экстремистским течениям. Недавний инцидент с захватом заложников в ростовском СИЗО (где снова заявило о себе запрещенное в РФ «Исламское государство») отчетливо это показал.
3. Сегодня делать четкие и однозначные выводы по трагедиям в Дагестане и на реке Псоу, наверное, преждевременно. Будем надеяться, что качественное и эффективное расследование поможет расставить точки над I. Однако важно увидеть (надо было уже вчера или позавчера, но и сегодня еще не поздно) не только конкретных заказчиков и исполнителей, но и системные социально-политические проблемы среды. На Северном Кавказе российская власть и общество сделали немало для того, чтобы повернуть вспять негативные тенденции прошлых лет. Но это не означает прихода некоего «золотого века» без проблем и вызовов. Над многими вещами стоит думать, как над самостоятельными проблемами, а не «аппендиксом» к Украине или Сирии. И не подтаскивать любой «домашний терроризм» (имеющий внутренние корни и предпосылки) под внешний след! Иначе придется признать: прошлогодние махачкалинско-хасавюртовские тревожные звоночки так и не были услышаны (но самое главное адекватно интерпретированы).
4. Риски и вызовы для России надо уметь отделять друг от друга, осознавая уникальность каждого. Но в то же время надо научиться за отдельными деревьями видеть и лес, это и называется стратегическим мышлением. Меньше крикливости и показухи, больше вдумчивости и аналитической трезвости. Это стало бы лучшей памятью об ушедших!

Трудные уроки Дагестана

1. В нашем бурном информационном потоке в очередной раз оказался Дагестан. Уже сложилась определенная традиция. Самая крупная и многонаселенная северокавказская республика привлекает к себе внимание в связи с различными эксцессами. После этого Дагестан снова погружается в информационную тень до следующей трагедии, будь то теракт, громкая отставка чиновника республиканского или районного уровня или межэтнический инцидент разной степени сложности. Так и длится годами этот информационный круговорот.
2. Между тем, данная ситуация, как нельзя лучше, показывает качество нашего восприятия дагестанских (а говоря шире) северокавказских дел. Что бы мы ни говорили о «дружбе и братстве», на массовом уровне (и это касается не только абстрактного дяди Пети и его супруги тети Маши, но и масс журналистов, чиновников, педагогов) восприятие Северного Кавказа, как некоей «имперской окраины» все равно остается! Не стреляют там, и слава Богу/иншалла, а если стреляют, то звучат призывы «принять меры» и «бороться с кланами»! Не самая прекрасная атмосфера для консолидации нашего «многонационального народа РФ» в единую российскую политическую нацию.
3. Скажем честно, процесс этот двунаправленный, запрос на патрикуляризм идет и изнутри Кавказа, как от властей, так и от местных обществ. Но центр (не только Кремль, но и разнообразные структуры влияния в спектре от пиарщиков до учителей) на то и центр, чтобы тащить за собой, а не самому опускаться до уровня отдельно взятого района. Однако при подходе к республикам Кавказа, как к «окраинам» можно временно заморозить или затушить проблему, но не дать ее системного решения. Чем раньше мы поймем, что нет никаких «особых горских проблем», а есть общероссийские проблемы в отдельно взятых субъектах РФ, тем быстрее наши дела пойдут на лад.
4.Дагестан все время пытаются превратить в какое-то приложение к чему-то. В 1990-х гг. он был аппендиксом к «сепаратистской» Чечне, хотя по многим параметрам реисламизации он шел намного впереди, а по части сецессии, напротив, никогда не числился в передовиках. Сегодня же иные доброхоты рекомендуют творчески использовать чеченский опыт стабилизации в Дагестане, не понимая многих фундаментальных отличий между двумя соседними республиками. В 2014-2015 гг. Дагестан стал «приложением» к Сирии, хотя без внутренних предпосылок никакая внешняя радикализация не сработает. В последние пару лет дагестанская тематика рассматривается сквозь украинские «очки». Тоже не самая идеальная оптика, мягко говоря!
5. Но у Дагестана есть своя важность и собственная ценность. Это- многоукладный регион. Здесь можно встретить сосуществование того, что трудно соединимо в принципе. Герои СВО и борцы против исламизма и радикальные исламисты, ощущающие себя вне России и ее законов, сторонники светского порядка и поклонники исламизации повседневности, коньячные лавки и заводы с безалкогольными ресторанами и с не менее строгим алко-контролем со стороны местного гражданского общества. Здесь сосуществуют разные юрисдикции, и государственная иной раз не доминирует. В этом плане показательно признание главы Сергокалинского района, представителя партактива «Единой России» Магомеда Омарова по поводу поведения его сыновей, потратьте время, почитайте! И не в последнюю очередь такой порядок установился не по каким-то там мифическим «традициям», а потому, что методика управления «окраиной» вместо управления регионом РФ по-прежнему «в тренде».
6. Про Дагестан говорят, прежде всего, в контексте его «стабилизации». Либо силовой, либо финансово-экономической. Однако без проникновения внутрь проблем республики, без работы со смыслами, мозгами, идентичностью снова будут «заморозка» и периодические «разморозки». Дело не сдвинется с места, проклятие «окраинности» будет сопровождать Дагестан и дальше! Если у нас в приоритете светская государственность и гражданская нация, то их и надо реализовывать не в границах Садового кольца, а на территории всей России. Естественно, с полным пониманием особенностей всех ее регионов. Управление многосоставностью - дело во всех смыслах затратное.

«Множественные умы дагестанских гор»
Интервью Татьяне Антоновой для "Московского комсомольца"
Основные тезисы

1.Дагестан – самая крупная по территории и населению республика на Кавказе. Это его сразу же выделяет из общего ряда. Само название Дагестан – это производное от тюркского слова «страна гор». Мы не называем республику Аваристаном или Даргинистаном. Мы говорим о Дагестане. При этом республика – яркий пример постсоветской реисламизации. Примерно за 20 лет после распада СССР количество мечетей в Дагестане увеличилось в 60 раз! Более того, ислам стал играть большую роль не только как религия, но и как система повседневных ценностей.
2. В советский период в республике исламские традиции никуда не делись. В значительной степени они были уделом сельской местности, а не городов. В каком-то смысле к исламским традициям прибегали и партийные руководители. Сформировалось даже представление о «церемониальном» исламе, погребальном исламе, когда ситуативно что-то вспоминали. Когда пошел процесс перестроечной либерализации, вместе сошлись несколько процессов.
3. Во-первых, началось этническое возрождение. Встал вопрос о том, что делать с последствиями сталинских депортаций и территориальных переделов. Возникла концепция реабилитации репрессированных народов, причем с территориальным фактором. Во-вторых, ислам многие рассматривали, как фактор консолидации и лечения политизированного этнонационализма.
4. Давайте не забывать, что в 1990-е Дагестан из-за ситуации с Чечней остался де-факто отрезанным от «большой России». Сегодня можно говорить о том, что в Дагестане правят кланы. Меня это занимательное клановедение немножко выводит из себя. Эти кланы возникли сами по себе? Это что, такое место проклятое? Или они сложились из-за каких-то общероссийских процессов, которые в то время происходили? Это и утрата общей идентичности при переходе от СССР к России. И парад суверенитетов, который тогда возник. И Чечня, которая фактически отделила Дагестан от России. И необходимость принимать решения часто без совета с Москвой, потому что там и советоваться-то было особо не с кем.
5. Ключевая ошибка нашего восприятия Дагестана в том, что мы пытаемся его рассматривать как этнографический заповедник и применяем для его анализа образы Умалат-бека. Ошибочно думать, что со времен Бестужева-Марлинского или Лермонтова там ничего не поменялось. Поменялось, и очень многое.
6.Ислам неоднороден. И это не дагестанское «ноу-хау». В постсоветском же Дагестане возникали разные течения. С одной стороны, Духовное управление мусульман, республиканский муфтият. В чем была его слабость и сила? Сила – в спайке с властью. Но в этом одновременно и слабость. С одной стороны, возможность получать ресурсы. С другой стороны, слишком тесная спайка с властью формировала вопросы доверия или недоверия. Муфтият стали называть «министерством по делам ислама». Стали возникать разного рода юрисдикции неформальные.
7. Как только в Дагестане что-то случается, мы сразу говорим: о, Дагестан – это экстремизм. Но посмотрите, сколько в процентном отношении людей из Дагестана служат в российской армии на СВО. И дело не только в СВО! 25 лет назад, в 1999 году - мы в этом году будем «отмечать» четвертьвековой юбилей вторжения Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан, - кто пришел на помощь? Простые дагестанские ребята...
8. До тех пор, пока государство не осознает в полной мере, что управление Дагестаном и другими субъектами не должно строиться на основе дистанта, а общество будет рассматривать Дагестан как некое внутреннее зарубежье, дело не пойдет. Нужны очень тонкие настройки.
9. Полный текст интервью см.: https://www.mk.ru/politics/2024/06/25/mnozhestvennye-umy-dagestanskikh-gor-ekspert-nazval-prichiny-teraktov-v-makhachkale-i-derbente.html

Интервью Аршалуйсу Мгдесяну для CivilNet (Армения, Ереван)

1. Пересказывать интервью, особенно тогда, когда формат не письменный, а устный- дело неблагодарное. Легче посмотреть, потом сделать выводы. Однако несколько моментов хотелось бы отметить.
2. Интервью было частью научно-экспертной программы пребывания в Ереване (участие в конференции, встречи с коллегами, беседы, сбор и анализ актуальной информации). Первое, что бросается в глаза, это высокий эмоциональный накал. Раньше все было спокойнее, можно было укрыться за некоей экспертной отстраненностью. Сейчас приходится включать и человеческие (личностные) оценки, иначе проблема искренности неизбежно возникает.
3. Убежден, что с армянскими коллегами надо говорить. Даже когда фон не самый благоприятный. И дело не в том, что все армяне вдруг полюбили Никола Пашиняна, свое правительство, НАТО и США. Многие довольно критичны ко всему вышеперечисленному. Но от Москвы они хотели бы не уроков и нотаций, а объяснительных моделей. Даже крайне неудобных и неприятных, хотели бы равной партнерской заинтересованной беседы. С этим дефицит. Мы их пытаемся учить, они нас. Если диалога не будет, инфопространство займут другие, не заинтересованные в налаживании отношений Москвы и Еревана. Для понимания данной истины не надо быть великим мудрецом, она на поверхности.
4. И тем не менее, автор этих строк озвучил ряд принципиальных замечаний в адрес армянского политического класса. Здесь и приоритет тактики (даже конъюнктуры) над стратегией, попытки вытеснить долговременный анализ и обоснование интересов площадным стилем и хайпом. Долго не решался озвучить одну мысль, сегодня развил ее подробнее. На фоне наших неудач в зоне СВО в конце 2022 года и в преддверии «контрнаступа» Украины в прошлом году официальный Ереван слишком переоценил слабость России и силу Запада. Старались тут все. Не могу сказать, что и Москва всегда была на высоте момента, особенно в контексте информационной политики. Как бы то ни было, а эта недо(пере)оценка сыграла крайне негативную роль в двусторонних отношениях.
5. Что делать? Не открою ничего нового. Повторял тысячекратно. Максимально снизить публичные проявления взаимного недовольства, работать больше по-тихому, с более четкими прагматическими акцентами. Россия не собирается уходить с Кавказа, слишком многое ее там держит! И реконфигурация ее присутствия не означает ухода, хотя градус конкурентности повышается, это трудно отрицать. Понимание эмоций армянского общества при этом не должно приводить к забвению важных стратегических истин: свято место пусто не бывает, и никто ради красивых глаз не придет «заменять» Россию в регионе.
6. Полная запись интервью (заголовок не мой, редакционный) здесь: https://youtu.be/sY3caJOItjI?si=vkJFjpet-eyMxLtA

Интервью для «Новости-Армения»
Российско- армянские отношения в контексте региональной безопасности Закавказья

1. В последние четыре года, с момента окончания 44-дневной войны в Нагорном Карабахе, начался этап трансформации армяно-российских отношений. Комментарии российских экспертов по формирующейся ситуации самые разные: от «все хорошо, ничего не меняется» до «есть перемены, но Армения будет в орбите России», а порой и такие « да, Россия уходит, но вернется». Попытались в этом разобраться с агентством «Новости-Армения».
2. Когда правительство Армении говорит о диверсификации, это прекрасная идея. Однако получается, что приобретение французского оружия Арменией не только Россия не воспринимает, но и Иран, не говорю уже о Турции, и Азербайджане, которые могут это использовать как повод для силовых действий. Если у вас есть союзник, пусть и показавший некую неэффективность, зачем ломать отношения полностью? Может остановиться в какой-то момент? Нужно признать проблемы и начать их решать. Заявления о том, что Россия подарила Карабах, поддерживает Азербайджан, что Россия слабая, и мы уйдем на Запад, вряд ли помогут. 
3. Полный текст интервью здесь, лучше прочесть целиком, чем в пересказе.
https://newsarmenia.am/news/interview/markedonov-za-vliyanie-v-armenii-nado-borotsya-ne-prosto-kak-za-nekuyu-abstraktnuyu-geopolitiku-a-za/