Настроение – перечитывать легендарный профайл Асмы аль-Асад для американского Vogue. Автор – экс-главред французского Vogue Джоан Джульет Бак, название очень оригинальное – «Роза в пустыне». Вышел в мартовском номере 2011-го, правда, на сайте провисел буквально пару месяцев (а что случилось?): в конце февраля Анна послала старшего редактора Криса Кнутсена на растерзание объяснить корреспонденту The Atlantic, почему это была хорошая идея («Статья ни в коем случае не задумывалась как опрос общественного мнения о режиме Асада, это исключительно профайл первой леди»; «Мы надеялись немного приоткрыть этот очень закрытый мир»), а уже в мае стало понятно, что защищаться бесполезно, и текст отовсюду удалили. Зато его внезапно можно и нужно прочитать на несуществующем Gawker, потому что это безусловный шедевр.

Вот пара отлично и рекордно быстро состарившихся цитат: «Миссия 35-летней первой леди – изменить сознание шести миллионов сирийцев в возрасте до 18 лет, стимулировать их принимать участие в том, что она называет «активным гражданством»; «В домашних делах Асады руководствуются дико демократическими принципами»; «Четкий человек, который увлекается фотографией и с любовью рассказывает о своем первом компьютере, он (Асад) говорит, что решил стать глазным хирургом, потому что эта область «очень точная, в ней почти никогда не бывает экстренных случаев и очень мало крови». Ну и конечно, в начале нам подробно описывают, как выглядит Асма – «свежайшая и самая притягательная из первых леди». А в конце Башар аль-Асад звонит в колокольчик на рождественском концерте и говорит: «Вот такое разнообразие мы хотим видеть на Среднем Востоке. Вот так можно достичь мира!»

Но еще более шедевральная история случилась потом: в декабре того же 2011-го Vogue не продлил с Бак контракт, и она написала в Newsweek феерическую меа кульпу, которую неглянцевые журналисты быстро разобрали на цитаты. И их даже сложно обвинить в злорадстве. Просто потому что начинается текст с дерзкого отказа: «Ни в коем случае, – сказала я (на предложение редактора поехать). – Я не хочу встречаться с Асадами, а они не хотят встречаться с еврейкой». Продолжается недолгими, но великими размышлениями: «В том году я написала четыре каверстори: три про актрис и одну про супермодель, которая только что родила. Это задание было интереснее, да и кто бы отказался увидеть руины Пальмиры?»; «Эстет, который поехал в Сирию ради руин, долго и восторженно расказывал мне про Дамаск, потом мельком упомянул каких-то повешенных мужчин перед Four Seasons и продолжил восторгаться Пальмирой»; «У Сирии была токсичная аура. Но что самое страшное могло случиться? Да, я написала статью в Vogue, в которой не смогла раскрыть правду о своей героине. Но я уже давно поняла, что единственный человек, о котором я могу рассказать правду, – это я сама» (ааааааааааааааа. – Прим. #админбим) А дальше начинается серия невероятных признаний в собственной беспомощности: наша бесстрашная авторка безропотно берет телефон, который ей выдает принимающая сторона («Ваш американский здесь работать не будет»), оставляет свой лэптоп на столе в гостиничном номере и просто нечаянно вставляет флешку со своим текстом в личный комп Ассада (#ачетакова). Ну и потом жалуется, что Vogue ее подставил – и даже название за нее придумали такое пошлое!

Но одну цитату из этой великой статьи клоунили с особенной любовью: «Сирия. Само название звучало зловеще, как шприц (syringe) или шипение (hiss)». В твиттере даже появился хэштег #countriesbyvoguewriters: «Чад. Само название звучало как мой экс-бойфренд из Lehman Brothers»; «Турция. Само название звучало как индейка»; «Новая Зеландия. Потому что старая – это прошлый сезон».

В 2017-м Бак жаловалась, что после выхода статьи «моя жизнь, какой я ее знала, закончилась». Что не помешало ей в том же году выпустить автобиографию с невероятно оригинальным и совсем не пошлым названием «Цена иллюзии».