к годовщине ГКЧП
ВОСКРЕСНЫЙ ВЕЧЕР В АВГУСТЕ
Саша Максимов стоял перед дверью собственной квартиры и думал: самому открыть или позвонить? Он долго так стоял, минут десять. Стоял и слушал, как лифт ездит вверх-вниз мимо его этажа. Он жил на седьмом.
Вот лифт остановился у него за спиной. Саша тут же нажал кнопку звонка: неудобно при чужих людях стоять перед собственной дверью. Из лифта вышел сосед с собакой. Поздоровались. Собака залаяла. "Локси, Локси, - сказал Саша. - Локсинька".
Настя открыла дверь, глядя в сторону.
- Опять ключ забыл? - сказала она.
- Нет, - сказал Саша. - Просто.
Настя вздохнула и пошла в кухню.
- А кого я сейчас встретил, - вдруг громко и весело сказал он.
- Кого? - она остановилась, обернулась.
- Кочержицкого. Да, да! Представь себе!
- Где? - спросила она.
- В Манеже, представь себе. Зашел на выставку, и прямо у входа...
***
Саша Максимов был художник по интерьерам, а Кочержицкий был председатель худсовета в Комбинате, и от него зависело, дадут ли Саше серьезный большой заказ, там был конкурс, и уже ясно было, что заказ опять уйдет к кому-то другому, три месяца эскизов опять коту под хвост, и опять эскизы, и усталое горестное молчание Насти, и вермишель с жареным луком, но!
Но! Но вот сегодня произошло чудо, он случайно встретил Кочержицкого, тот оказался милейшим мужиком, но не это главное, а главное - эскизы приняты, заказ дадут, железно, на этой неделе все будет подписано, и ура, наконец-то.
Настя смеялась, и поздравляла, и обнимала его, и они достали последнюю из старых запасов бутылку, и сберегаемую на новый год сырокопченую колбасу, и пили, и смеялись, и строили планы, и им было хорошо, и они потом заснули, мокрые и горячие.
***
Вернее, Настя заснула, а Саша лежал, смотрел в потолок и думал, что это, конечно глупо - так по-детски врать. Но он не мог больше терпеть тоску и злость, мрак и молчание, немой укор и полный тупик. Пусть неправда, пусть на три часа, зато весело и ласково. А завтра что-нибудь да будет. Война или революция, например. Или в самом деле Кочержицкий даст заказ. Бог все видит. А если Бога нет, так вот есть окно. Седьмой этаж.
От этой мысли ему стало совсем спокойно, и он заснул.
***
Когда он стал дышать мерно и чуть всхрапывая, Настя открыла глаза. Она сразу поняла, что Саша врет. Ну и что? Ну и подумаешь! А завтра можно будет вообще убежать отсюда. Хоть бы и через окно. Наплевать. Все надоело.
***
Утром зазвонил телефон.
Саша потянулся с кровати к столу. Чуть не свалился. Выругался. Схватил трубку.
Это был приятель Сева Шатурин. Он прокричал: "Слушай радио, Горбачева свергли, у власти хунта, в городе танки!" - и короткие гудки.
- Что такое? - проснулась Настя.
- Горбачева свергли, - сказал Саша. - У власти хунта. В городе танки.
Они с Настей счастливо засмеялись.
ВОСКРЕСНЫЙ ВЕЧЕР В АВГУСТЕ
Саша Максимов стоял перед дверью собственной квартиры и думал: самому открыть или позвонить? Он долго так стоял, минут десять. Стоял и слушал, как лифт ездит вверх-вниз мимо его этажа. Он жил на седьмом.
Вот лифт остановился у него за спиной. Саша тут же нажал кнопку звонка: неудобно при чужих людях стоять перед собственной дверью. Из лифта вышел сосед с собакой. Поздоровались. Собака залаяла. "Локси, Локси, - сказал Саша. - Локсинька".
Настя открыла дверь, глядя в сторону.
- Опять ключ забыл? - сказала она.
- Нет, - сказал Саша. - Просто.
Настя вздохнула и пошла в кухню.
- А кого я сейчас встретил, - вдруг громко и весело сказал он.
- Кого? - она остановилась, обернулась.
- Кочержицкого. Да, да! Представь себе!
- Где? - спросила она.
- В Манеже, представь себе. Зашел на выставку, и прямо у входа...
***
Саша Максимов был художник по интерьерам, а Кочержицкий был председатель худсовета в Комбинате, и от него зависело, дадут ли Саше серьезный большой заказ, там был конкурс, и уже ясно было, что заказ опять уйдет к кому-то другому, три месяца эскизов опять коту под хвост, и опять эскизы, и усталое горестное молчание Насти, и вермишель с жареным луком, но!
Но! Но вот сегодня произошло чудо, он случайно встретил Кочержицкого, тот оказался милейшим мужиком, но не это главное, а главное - эскизы приняты, заказ дадут, железно, на этой неделе все будет подписано, и ура, наконец-то.
Настя смеялась, и поздравляла, и обнимала его, и они достали последнюю из старых запасов бутылку, и сберегаемую на новый год сырокопченую колбасу, и пили, и смеялись, и строили планы, и им было хорошо, и они потом заснули, мокрые и горячие.
***
Вернее, Настя заснула, а Саша лежал, смотрел в потолок и думал, что это, конечно глупо - так по-детски врать. Но он не мог больше терпеть тоску и злость, мрак и молчание, немой укор и полный тупик. Пусть неправда, пусть на три часа, зато весело и ласково. А завтра что-нибудь да будет. Война или революция, например. Или в самом деле Кочержицкий даст заказ. Бог все видит. А если Бога нет, так вот есть окно. Седьмой этаж.
От этой мысли ему стало совсем спокойно, и он заснул.
***
Когда он стал дышать мерно и чуть всхрапывая, Настя открыла глаза. Она сразу поняла, что Саша врет. Ну и что? Ну и подумаешь! А завтра можно будет вообще убежать отсюда. Хоть бы и через окно. Наплевать. Все надоело.
***
Утром зазвонил телефон.
Саша потянулся с кровати к столу. Чуть не свалился. Выругался. Схватил трубку.
Это был приятель Сева Шатурин. Он прокричал: "Слушай радио, Горбачева свергли, у власти хунта, в городе танки!" - и короткие гудки.
- Что такое? - проснулась Настя.
- Горбачева свергли, - сказал Саша. - У власти хунта. В городе танки.
Они с Настей счастливо засмеялись.
парадоксы советского атеизма
БОГИ И ГЕРОИ
Несколько дней назад один священнослужитель сказал мне:
- А ведь в СССР, в годы самого свирепого и агрессивного безбожия, почти в каждой интеллигентной семье была толстая религиозная книга, и ее читали детям.
- Какая? - изумился я.
- "Легенды и мифы Древней Греции".
БОГИ И ГЕРОИ
Несколько дней назад один священнослужитель сказал мне:
- А ведь в СССР, в годы самого свирепого и агрессивного безбожия, почти в каждой интеллигентной семье была толстая религиозная книга, и ее читали детям.
- Какая? - изумился я.
- "Легенды и мифы Древней Греции".
КТО ТАКОЙ (ИЛИ ЧТО ТАКОЕ) "ГЛАВАТ"?
Недавно увидел в сети такое:
"Он ведет на главата".
Долго думал. Потом догадался.
"Он ведет (себя) нагловато".
Там же было и "на в скитку" и "за махнулся".
Думаю, что скоро это станет нормой.
Язык веть раз виваеццо, и не надо с нобизма.
Недавно увидел в сети такое:
"Он ведет на главата".
Долго думал. Потом догадался.
"Он ведет (себя) нагловато".
Там же было и "на в скитку" и "за махнулся".
Думаю, что скоро это станет нормой.
Язык веть раз виваеццо, и не надо с нобизма.
ЗАМЕТКИ ЧИТАТЕЛЯ
Стакан наполовину пуст,
Лакан наполовину Пруст.
Стакан наполовину полон,
Иван наполовину Воланд.
Стакан наполовину пуст,
Лакан наполовину Пруст.
Стакан наполовину полон,
Иван наполовину Воланд.
ЕЩЕ ОДНА ЗАМЕТКА ЧИТАТЕЛЯ
Вдруг показалось, что разделить писателя надвое, то есть отделить писателя-автора от писателя-личности - можно через поколение или даже через два поколения.
Теперь мы можем смаковать сочинения Юнгера, Дриё Ла Рошеля и, конечно, Селина - сюжет, парадоксы, детали, язык и стиль - и нам не мешает их поведение в 1939-1945 годах. Но, боюсь, что в то время и в последующие десять примерно лет - отношение к их творчеству было иным. Или тот же Гамсун. Для норвежцев-современников он был гнусный коллаборант, и всё. Его пронацистская позиция была, как бы это половчее сказать, "дисквалифицирующим признаком". Ну а потом уже стало можно говорить о трагических заблуждениях, ошибках и т.п.
И опять про Норвегию. Допустим, Брейвик пишет стихи. Допустим, хорошие.
Но он станет "талантливым поэтом" лет через сорок. А пока он жестокий убийца, и более никто.
Вдруг показалось, что разделить писателя надвое, то есть отделить писателя-автора от писателя-личности - можно через поколение или даже через два поколения.
Теперь мы можем смаковать сочинения Юнгера, Дриё Ла Рошеля и, конечно, Селина - сюжет, парадоксы, детали, язык и стиль - и нам не мешает их поведение в 1939-1945 годах. Но, боюсь, что в то время и в последующие десять примерно лет - отношение к их творчеству было иным. Или тот же Гамсун. Для норвежцев-современников он был гнусный коллаборант, и всё. Его пронацистская позиция была, как бы это половчее сказать, "дисквалифицирующим признаком". Ну а потом уже стало можно говорить о трагических заблуждениях, ошибках и т.п.
И опять про Норвегию. Допустим, Брейвик пишет стихи. Допустим, хорошие.
Но он станет "талантливым поэтом" лет через сорок. А пока он жестокий убийца, и более никто.
воспоминание
"ДВАДЦАТОЕ АВГУСТА, ВТОРНИК"
Примерно в 1982-м году я написал сценарий под таким названием.
Сюжет был - женщина, не предупредив мужа, по какому-то срочному делу приезжает домой с дачи, где она с дочерью-подростком и свекровью проводит отпуск. Входит в квартиру. Мужа нет дома - он, судя по всему, вышел в магазин. На столе разложены бумаги. Она видит, что муж составляет "отчеты" о поведении сослуживцев. То есть он - стукач, агент или как это называется. Она тут же покидает квартиру, ничем себя не выдав.
Муж так и не понял, почему она ушла от него.
Ничего не понимает и дочь этой женщины, которая любит папу, и ее мама, которая очень привязана к зятю...
В сценарии было много интересных персонажей - например, влюбленный в героиню ее начальник; сосед, престарелый актер немого кино: фрагменты немых комедий вставлены в ткань сюжета.
Когда я показал синопсис знаменитой Валерии Павловне Погожевой, редактрисе Студии им. Горького, она сказала: "немедленно убери про стукача, иначе вообще разговаривать не о чем". Пришлось вывернуться и сделать так, что женщина поймала мужа на измене, причем так, что он этого не заметил. Тихо открыла дверь своим ключом - а муж в это время принимал душ, а в спальне непробудно дрыхла натрахавшаяся пьяная девица.
Этот сценарий хотел поставить как пьесу Ион Унгуряну (тогда - главреж Театра Советской Армии), и чтоб героиню сыграла Людмила Чурсина. Она прочитала, ей понравилось, вроде бы хотела сыграть. Мы с ней встречались, обсуждали текст.
В общем - хотели-хотели, да и расхотели.
Сценарий был неплохой. Там были прилично написанные страницы. Можно было сделать из него хотя бы повесть.
Но примерно в 1992 году я отнес его на помойку вместе с полутора десятками других своих сценариев и пьес.
***
Почему я об этом вспомнил?
Да так. Сегодня же двадцатое августа, вторник.
"ДВАДЦАТОЕ АВГУСТА, ВТОРНИК"
Примерно в 1982-м году я написал сценарий под таким названием.
Сюжет был - женщина, не предупредив мужа, по какому-то срочному делу приезжает домой с дачи, где она с дочерью-подростком и свекровью проводит отпуск. Входит в квартиру. Мужа нет дома - он, судя по всему, вышел в магазин. На столе разложены бумаги. Она видит, что муж составляет "отчеты" о поведении сослуживцев. То есть он - стукач, агент или как это называется. Она тут же покидает квартиру, ничем себя не выдав.
Муж так и не понял, почему она ушла от него.
Ничего не понимает и дочь этой женщины, которая любит папу, и ее мама, которая очень привязана к зятю...
В сценарии было много интересных персонажей - например, влюбленный в героиню ее начальник; сосед, престарелый актер немого кино: фрагменты немых комедий вставлены в ткань сюжета.
Когда я показал синопсис знаменитой Валерии Павловне Погожевой, редактрисе Студии им. Горького, она сказала: "немедленно убери про стукача, иначе вообще разговаривать не о чем". Пришлось вывернуться и сделать так, что женщина поймала мужа на измене, причем так, что он этого не заметил. Тихо открыла дверь своим ключом - а муж в это время принимал душ, а в спальне непробудно дрыхла натрахавшаяся пьяная девица.
Этот сценарий хотел поставить как пьесу Ион Унгуряну (тогда - главреж Театра Советской Армии), и чтоб героиню сыграла Людмила Чурсина. Она прочитала, ей понравилось, вроде бы хотела сыграть. Мы с ней встречались, обсуждали текст.
В общем - хотели-хотели, да и расхотели.
Сценарий был неплохой. Там были прилично написанные страницы. Можно было сделать из него хотя бы повесть.
Но примерно в 1992 году я отнес его на помойку вместе с полутора десятками других своих сценариев и пьес.
***
Почему я об этом вспомнил?
Да так. Сегодня же двадцатое августа, вторник.
этнография и антропология
ОКУРОЧЕК
Вчера на улице впервые за много лет увидел человека, который поднял с земли окурок.
Немолодой мужчина шел мимо трамвайной остановки, вдруг нагнулся, пошевелил пальцами кучку брошенных окурков, выудил самый длинный, обдул его от пыли, сунул в карман и пошел дальше.
И однако.
Подбирание окурка с земли в Москве 2024 года, проделанное мужчиной в приличной куртке, крепких джинсах и нормальных кроссовках, не пьяным, не воняющим перегаром или немытым телом, не исхудавшим и вообще не несущим признаков нищеты и отчаяния --
относится скорее к индивидуальной психопатологии, чем к социальным катастрофам.
Я видел таких в Вашингтоне, когда я там жил в 1994-1995 гг.
В США был полный порядок насчет ВВП на душу населения, и даже безработица сокращалась - но некоторые граждане упорно подбирали бычки с асфальта и приставали к прохожим, клянча "всего квотер, сэр!" (то есть 25 центов).
Речь тут идет не столько о социологии, сколько о психопатологии.
ОКУРОЧЕК
Вчера на улице впервые за много лет увидел человека, который поднял с земли окурок.
Немолодой мужчина шел мимо трамвайной остановки, вдруг нагнулся, пошевелил пальцами кучку брошенных окурков, выудил самый длинный, обдул его от пыли, сунул в карман и пошел дальше.
И однако.
Подбирание окурка с земли в Москве 2024 года, проделанное мужчиной в приличной куртке, крепких джинсах и нормальных кроссовках, не пьяным, не воняющим перегаром или немытым телом, не исхудавшим и вообще не несущим признаков нищеты и отчаяния --
относится скорее к индивидуальной психопатологии, чем к социальным катастрофам.
Я видел таких в Вашингтоне, когда я там жил в 1994-1995 гг.
В США был полный порядок насчет ВВП на душу населения, и даже безработица сокращалась - но некоторые граждане упорно подбирали бычки с асфальта и приставали к прохожим, клянча "всего квотер, сэр!" (то есть 25 центов).
Речь тут идет не столько о социологии, сколько о психопатологии.
филологические досуги
ИЗ ЖИЗНИ СЛОВ
Был такой весьма важный сотрудник министерства внутренних дел при Николае II, управлял департаментом. Действительный статский, "превосходительство". Иван Максимович Перетц его звали. Вроде бы из немцев, лютеранин, что характерно. Хотя ходили слухи, что он переименовался из Исаака Моисеевича; но это не так и важно. Христианин, и делу конец.
Так вот, оный И.М. Перетц частенько публиковал в "Московских ведомостях" у Грингмута, да и в "Новом времени" у Суворина, разные статейки по польскому, бессарабскому, латышскому и прочим национальным вопросам. Ну и как всякий обрусевший инородец, пересаливал по части великорусского шовинизма, на что позже указывал литератор Ульянов.
Василий Розанов, сам не бог знает какой поклонник права наций на самоопределение, этого И.М.Перетца терпеть не мог, и не раз говорил и писал:
- И.М.Перетц - это уже имя нарицательное! И.М.Перетц - это уже стало прозванием всякого душителя окраин!
Отсюда, дети, и появилось слово "имперец".
ИЗ ЖИЗНИ СЛОВ
Был такой весьма важный сотрудник министерства внутренних дел при Николае II, управлял департаментом. Действительный статский, "превосходительство". Иван Максимович Перетц его звали. Вроде бы из немцев, лютеранин, что характерно. Хотя ходили слухи, что он переименовался из Исаака Моисеевича; но это не так и важно. Христианин, и делу конец.
Так вот, оный И.М. Перетц частенько публиковал в "Московских ведомостях" у Грингмута, да и в "Новом времени" у Суворина, разные статейки по польскому, бессарабскому, латышскому и прочим национальным вопросам. Ну и как всякий обрусевший инородец, пересаливал по части великорусского шовинизма, на что позже указывал литератор Ульянов.
Василий Розанов, сам не бог знает какой поклонник права наций на самоопределение, этого И.М.Перетца терпеть не мог, и не раз говорил и писал:
- И.М.Перетц - это уже имя нарицательное! И.М.Перетц - это уже стало прозванием всякого душителя окраин!
Отсюда, дети, и появилось слово "имперец".
из дневника 2015 года
МЕНЯ СПРОСИЛИ:
"Как начинающему писателю завоевать популярность в современных условиях?"
Отвечаю:
Писать интересно!
То есть о новом и по-новому.
Современная литература - это узенькая тропинка в лесу запретных или нетронутых тем, проблем, пластов действительности. На этой тропинке и вправду не разгуляешься, приходится идти гуськом за великими, крупными или просто популярными писателями; да еще сзади наступают на пятки.
Сойдите с тропы!
Не бойтесь зайти в лес, в чащобу, в самые заросли.
И будет вам счастье.
Если при этом, конечно, вы умеете складывать слова во фразы, фразы - в абзацы, и т.д. Но это уже само собой понятно.
МЕНЯ СПРОСИЛИ:
"Как начинающему писателю завоевать популярность в современных условиях?"
Отвечаю:
Писать интересно!
То есть о новом и по-новому.
Современная литература - это узенькая тропинка в лесу запретных или нетронутых тем, проблем, пластов действительности. На этой тропинке и вправду не разгуляешься, приходится идти гуськом за великими, крупными или просто популярными писателями; да еще сзади наступают на пятки.
Сойдите с тропы!
Не бойтесь зайти в лес, в чащобу, в самые заросли.
И будет вам счастье.
Если при этом, конечно, вы умеете складывать слова во фразы, фразы - в абзацы, и т.д. Но это уже само собой понятно.
based on a true story
ЭКЗАМЕН
Один известный режиссер из Европы приехал в США. Специально, чтобы встретиться со знаменитым продюсером.
Продюсер принял его в своем рабочем кабинете.
- У вас какое-то дело ко мне? – спросил он после первых вежливых фраз.
Режиссер сказал, что да, у него есть великолепный замысел, уже оформленный в виде сценария. Но сначала он готов рассказать, в чем суть проекта.
- Эх, проекты, проекты… – вздохнул продюсер. – Сценарии, сценарии. Вот, например: сегодня пятница. Рабочий день кончается. Через два часа я поеду в свой загородный домик на берегу океана. Думаете, отдыхать после тяжелой недели? Черта с два! Мне надо будет читать сценарии! Вот, сами поглядите!
В отдалении стоял стол, и на нем громоздилась кипа, а точнее, куча сценариев, то есть целый ворох сброшюрованных пачек машинописи.
- И вот эту кучу мне надо будет читать! Но должен вам признаться, я буду внимательно читать только один сценарий из этой кипы. Разумеется, после того как я быстро пролистаю все остальные…
- Понятно… – вздохнул режиссер.
- Ну, если вам всё понятно – сказал продюсер – то вот вам пробное задание. Экзамен своего рода. Вы ведь хотите, чтоб я вас выслушал и прочитал ваш сценарий? Тогда для начала просмотрите всю эту кучу, – и он снова показал на столик, где лежали сценарии. – Пролистайте и попытайтесь понять, какой сценарий я возьму с собой на уик-энд. Сейчас три часа дня. Я уезжаю в пять. У вас есть два часа.
Режиссер принялся листать и торопливо читать сценарии, а продюсер меж тем занимался своими делами – кому-то звонил, что-то записывал, давал указания секретарю.
Наконец, часы в углу кабинета пробили пять раз.
- Ну-с? – продюсер поднялся из-за стола.
- Пожалуй, вот этот! – и режиссер протянул ему сценарий, который показался ему наиболее интересным в смысле ролей, сюжетно увлекательным и перспективным в плане проката.
- Нет! – сказал продюсер, даже не перелистав его.
- Но… Но какой же?
Продюсер подошел к столику, на котором были разложены сценарии, и ткнул пальцем:
- Вот этот!
- А почему?
- Потому что он самый короткий. Папка самая тонкая, видите?
Он положил сценарий в портфель и направился к двери.
- А, простите… – сказал режиссер. – Я ведь хотел вам рассказать о своем проекте…
- Это вы меня простите, но увы - нет. Не надо. Вы не выдержали экзамена.
ЭКЗАМЕН
Один известный режиссер из Европы приехал в США. Специально, чтобы встретиться со знаменитым продюсером.
Продюсер принял его в своем рабочем кабинете.
- У вас какое-то дело ко мне? – спросил он после первых вежливых фраз.
Режиссер сказал, что да, у него есть великолепный замысел, уже оформленный в виде сценария. Но сначала он готов рассказать, в чем суть проекта.
- Эх, проекты, проекты… – вздохнул продюсер. – Сценарии, сценарии. Вот, например: сегодня пятница. Рабочий день кончается. Через два часа я поеду в свой загородный домик на берегу океана. Думаете, отдыхать после тяжелой недели? Черта с два! Мне надо будет читать сценарии! Вот, сами поглядите!
В отдалении стоял стол, и на нем громоздилась кипа, а точнее, куча сценариев, то есть целый ворох сброшюрованных пачек машинописи.
- И вот эту кучу мне надо будет читать! Но должен вам признаться, я буду внимательно читать только один сценарий из этой кипы. Разумеется, после того как я быстро пролистаю все остальные…
- Понятно… – вздохнул режиссер.
- Ну, если вам всё понятно – сказал продюсер – то вот вам пробное задание. Экзамен своего рода. Вы ведь хотите, чтоб я вас выслушал и прочитал ваш сценарий? Тогда для начала просмотрите всю эту кучу, – и он снова показал на столик, где лежали сценарии. – Пролистайте и попытайтесь понять, какой сценарий я возьму с собой на уик-энд. Сейчас три часа дня. Я уезжаю в пять. У вас есть два часа.
Режиссер принялся листать и торопливо читать сценарии, а продюсер меж тем занимался своими делами – кому-то звонил, что-то записывал, давал указания секретарю.
Наконец, часы в углу кабинета пробили пять раз.
- Ну-с? – продюсер поднялся из-за стола.
- Пожалуй, вот этот! – и режиссер протянул ему сценарий, который показался ему наиболее интересным в смысле ролей, сюжетно увлекательным и перспективным в плане проката.
- Нет! – сказал продюсер, даже не перелистав его.
- Но… Но какой же?
Продюсер подошел к столику, на котором были разложены сценарии, и ткнул пальцем:
- Вот этот!
- А почему?
- Потому что он самый короткий. Папка самая тонкая, видите?
Он положил сценарий в портфель и направился к двери.
- А, простите… – сказал режиссер. – Я ведь хотел вам рассказать о своем проекте…
- Это вы меня простите, но увы - нет. Не надо. Вы не выдержали экзамена.
литературные страдания
ОБЩИЕ МЕСТА. РОКОВОЕ СХОДСТВО
Снова читаю аннотацию умного и глубокого иностранного романа. Почему снова? Потому что уже раз десять читал аннотации таких же глубоких и умных романов.
"Следовательница Джун приезжает в ММ расследовать зверское убийство двенадцатилетней девочки. Живя в этом маленьком мрачном городке, Джун встречает учительницу Джейн, и та рассказывает ей, как в двенадцатилетнем возрасте..."
О, Боже!
"Выпускница МИСИ Катя приезжает в НН строить большой новый секретный завод. Живя в просторном гостеприимном общежитии, Катя встречает фельдшерицу Нину Павловну, и та рассказывает ей, как во время фашистской оккупации..."
Спасибо.
Читали.
Знаем.
ОБЩИЕ МЕСТА. РОКОВОЕ СХОДСТВО
Снова читаю аннотацию умного и глубокого иностранного романа. Почему снова? Потому что уже раз десять читал аннотации таких же глубоких и умных романов.
"Следовательница Джун приезжает в ММ расследовать зверское убийство двенадцатилетней девочки. Живя в этом маленьком мрачном городке, Джун встречает учительницу Джейн, и та рассказывает ей, как в двенадцатилетнем возрасте..."
О, Боже!
"Выпускница МИСИ Катя приезжает в НН строить большой новый секретный завод. Живя в просторном гостеприимном общежитии, Катя встречает фельдшерицу Нину Павловну, и та рассказывает ей, как во время фашистской оккупации..."
Спасибо.
Читали.
Знаем.
ответы литературы. из дневника 2020 года
СБОЙ
Прочел чудесный (и лирически искренний, и в смысле фактов интересный) очерк-некролог-эссе Андрея Седых (того самого, секретаря Бунина) - о Константине Бальмонте.
Спасибо Александру Урбановичу, который опубликовал этот текст 1958 года. Запоздалый некролог, да. Поскольку Бальмонт скончался в 1942 году, в приюте матери Марии, пробыв в безумии десяток лет до смерти.
Прекрасное, повторяю, эссе, потому что оно написано таким, что ли, отчасти бальмонтовским стилем и ритмом - позволяющим ощутить этого поэта.
Отвлекусь на минуту.
Это вообще интересная задача.
Представляете себе эссе о Достоевском, написанное, например, так:
"Принужден поделиться некоторыми биографическими подробностями о талантливом и многочтимом Федоре Михайловиче; но пусть эти подробности послужат лишь введением..."
Или о Пушкине:
"Однажды читали верстку новой книги Виноградова; за разговором долгая зимняя ночь прошла незаметно. "Что же ты сделал, Шкловский?" - спросил Тынянов у одного из гостей..."
Но вернемся.
Чудесное, повторяю в третий раз, эссе о Бальмонте. Внизу есть ссылка, почитайте, не пожалеете.
Но вдруг! Но вдруг! Нет, не как гром среди ясного неба, а как подломившаяся ножка стула, на котором сидит виолончелист в сольном концерте...
Вдруг хрясь!
"Помню вечер на парижской квартире Марины Цветаевой. Мы сидели вдвоем, в сумерки, и говорили о поэзии. Была сырая осень, в квартире еще не топили, Цветаева зябко куталась в оренбургский платок".
Зябко куталась!
Зябко куталась в платок!
Зябко куталась в оренбургский платок!
Как говорил их общий современник Горький: "Испортил песню, дурак!"
***
Текст Андрея Седых:
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid0EDdcVj1GkrMRYLty61AQiRPhxnRUYLkDqLKPfz3CRx5FaKtr5MiczdaZj5vkLsqTl&id=114098317024840
СБОЙ
Прочел чудесный (и лирически искренний, и в смысле фактов интересный) очерк-некролог-эссе Андрея Седых (того самого, секретаря Бунина) - о Константине Бальмонте.
Спасибо Александру Урбановичу, который опубликовал этот текст 1958 года. Запоздалый некролог, да. Поскольку Бальмонт скончался в 1942 году, в приюте матери Марии, пробыв в безумии десяток лет до смерти.
Прекрасное, повторяю, эссе, потому что оно написано таким, что ли, отчасти бальмонтовским стилем и ритмом - позволяющим ощутить этого поэта.
Отвлекусь на минуту.
Это вообще интересная задача.
Представляете себе эссе о Достоевском, написанное, например, так:
"Принужден поделиться некоторыми биографическими подробностями о талантливом и многочтимом Федоре Михайловиче; но пусть эти подробности послужат лишь введением..."
Или о Пушкине:
"Однажды читали верстку новой книги Виноградова; за разговором долгая зимняя ночь прошла незаметно. "Что же ты сделал, Шкловский?" - спросил Тынянов у одного из гостей..."
Но вернемся.
Чудесное, повторяю в третий раз, эссе о Бальмонте. Внизу есть ссылка, почитайте, не пожалеете.
Но вдруг! Но вдруг! Нет, не как гром среди ясного неба, а как подломившаяся ножка стула, на котором сидит виолончелист в сольном концерте...
Вдруг хрясь!
"Помню вечер на парижской квартире Марины Цветаевой. Мы сидели вдвоем, в сумерки, и говорили о поэзии. Была сырая осень, в квартире еще не топили, Цветаева зябко куталась в оренбургский платок".
Зябко куталась!
Зябко куталась в платок!
Зябко куталась в оренбургский платок!
Как говорил их общий современник Горький: "Испортил песню, дурак!"
***
Текст Андрея Седых:
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid0EDdcVj1GkrMRYLty61AQiRPhxnRUYLkDqLKPfz3CRx5FaKtr5MiczdaZj5vkLsqTl&id=114098317024840
Facebook
Log in or sign up to view
See posts, photos and more on Facebook.
24 АВГУСТА 1921 ГОДА РАССТРЕЛЯЛИ ГУМИЛЁВА
Гумилёв, Николай Степанович [3(15).IV.1886, Кронштадт, — 24.VIII.1921, Петроград] — рус. поэт. Род. в семье морского врача. Учился на историко-филологич. ф-те Петерб. ун-та (с 1910). Печататься начал в 1902. Первые кн. Г. «Путь конквистадоров» (1905) и «Романтические цветы» (1908) отмечены влиянием символизма. Организовал «Цех поэтов», объединивший представителей акмеизма, и возглавил эту лит. школу, явившуюся одним из характерных течений рус. модернистской лит-ры. С 1907 Г. много путешествовал, был в Италии, Африке. С 1914 по 1917 находился в действ. армии, затем в штабе рус. экспедиц. корпуса в Париже. В Россию возвратился в нач. 1918. Был чл. редколлегии изд-ва «Всемирная литература». В 1921 в числе участников контрреволюц. заговора был расстрелян.
В поэзии Г. значит. место занимает апология волевого начала, «сильной личности» ницшеанского толка. Г. проповедует верность «нашей планете, сильной, веселой и злой», призывает «оздоровить» совр. цивилизацию, ориентируясь на человека «без предрассудков» — жестокого и храброго воина. Выраженная в нек-рых его стихах мечта о «подвиге» и «геройстве» носила реакц. характер. Поэзия Г. отмечена стремлением уйти от современности в историю, от рус. жизни — в иные, экзотич. края (в его стихах «было что-то холодное и иностранное», отмечал А. Блок). В последний период в стихах Г. (сб. «Огненный столп», 1921) усиливаются пессимистич. настроения, разъедающая рефлексия. Для поэтики Г. характерны тяготение к традициям, идущим от франц. парнасцев и раннего В. Брюсова, «возврат к земле», установка на предметный, чувственно осязаемый образ, отказ от чрезмерной символики. Идеолог акмеизма, Г. трактовал поэзию как ремесло, особое значение придавал знанию стихотв. техники. Нек-рые черты творчества Г. — яркая декоративность изображения, поэтич. ясность языка, романтич. театральность жеста, волевой напор интонации — оказали известное влияние на раннее творчество сов. поэтов — Н. Тихонова, Э. Багрицкого и др., хотя и выступавших с противоположных обществ. позиций, под знаменем революц. романтики и боевого мужества. Г. выступал также как беллетрист (сб. рассказов «Тень от пальмы», 1922, и др.), критик (сб. «Письма о русской поэзии», 1923) и переводчик (вавилонский эпос «Гильгамеш», франц. нар. песни, соч. Т. Готье, Ф. Вийона, О. Уальда, С. Колриджа).
Автор статьи - А.Д. Синявский.
Краткая Литературная энциклопедия. Т. 2., М. 1964.
Гумилёв, Николай Степанович [3(15).IV.1886, Кронштадт, — 24.VIII.1921, Петроград] — рус. поэт. Род. в семье морского врача. Учился на историко-филологич. ф-те Петерб. ун-та (с 1910). Печататься начал в 1902. Первые кн. Г. «Путь конквистадоров» (1905) и «Романтические цветы» (1908) отмечены влиянием символизма. Организовал «Цех поэтов», объединивший представителей акмеизма, и возглавил эту лит. школу, явившуюся одним из характерных течений рус. модернистской лит-ры. С 1907 Г. много путешествовал, был в Италии, Африке. С 1914 по 1917 находился в действ. армии, затем в штабе рус. экспедиц. корпуса в Париже. В Россию возвратился в нач. 1918. Был чл. редколлегии изд-ва «Всемирная литература». В 1921 в числе участников контрреволюц. заговора был расстрелян.
В поэзии Г. значит. место занимает апология волевого начала, «сильной личности» ницшеанского толка. Г. проповедует верность «нашей планете, сильной, веселой и злой», призывает «оздоровить» совр. цивилизацию, ориентируясь на человека «без предрассудков» — жестокого и храброго воина. Выраженная в нек-рых его стихах мечта о «подвиге» и «геройстве» носила реакц. характер. Поэзия Г. отмечена стремлением уйти от современности в историю, от рус. жизни — в иные, экзотич. края (в его стихах «было что-то холодное и иностранное», отмечал А. Блок). В последний период в стихах Г. (сб. «Огненный столп», 1921) усиливаются пессимистич. настроения, разъедающая рефлексия. Для поэтики Г. характерны тяготение к традициям, идущим от франц. парнасцев и раннего В. Брюсова, «возврат к земле», установка на предметный, чувственно осязаемый образ, отказ от чрезмерной символики. Идеолог акмеизма, Г. трактовал поэзию как ремесло, особое значение придавал знанию стихотв. техники. Нек-рые черты творчества Г. — яркая декоративность изображения, поэтич. ясность языка, романтич. театральность жеста, волевой напор интонации — оказали известное влияние на раннее творчество сов. поэтов — Н. Тихонова, Э. Багрицкого и др., хотя и выступавших с противоположных обществ. позиций, под знаменем революц. романтики и боевого мужества. Г. выступал также как беллетрист (сб. рассказов «Тень от пальмы», 1922, и др.), критик (сб. «Письма о русской поэзии», 1923) и переводчик (вавилонский эпос «Гильгамеш», франц. нар. песни, соч. Т. Готье, Ф. Вийона, О. Уальда, С. Колриджа).
Автор статьи - А.Д. Синявский.
Краткая Литературная энциклопедия. Т. 2., М. 1964.