Арти Шоу – достигший технического совершенства кларнетист, успешный бэндлидер, писатель, интеллектуал, политический активист, стрелок, рыбак и, естественно, выдающийся обольститель. Список его талантов можно было бы продолжить, но у каждой медали, как известно, есть две стороны. За этой маской человека эпохи возрождения скрывался раздражительный перфекционист, если не сказать – своевольный нарцисс-неврастеник, зачастую сам не знавший, чего хочет. Лучше всего Арти характеризуют 8 браков, оставивших его бывших жён в разной степени психологической подавленности, и 8 оркестров, созданных и распущенных им будто бы по сиюминутной прихоти.

При этом в любом провале Арти винил кого угодно, но только не себя самого. Когда в середине 30-х публика не приняла его первые (объективно неудачные) эксперименты с включением струнной секции в биг бэнд, то виноваты оказались, конечно же, сами недалёкие слушатели, развращённые музыкой Гудмана и ему подобных (Гудману Шоу явно завидовал, а потому и обидных комментариев ему адресовал особенно много). Когда же в конце 30-х после Begin the Beguine к Шоу неожиданно пришёл успех, то он, похоже, толком не разобрался в его причинах, а потому и не сумел развить. При этом сопутствующие этому успеху обстоятельства – от внимания прессы до назойливости фанатов – он встретил с каким-то запредельным уровнем снобизма и даже высказывался о собственных поклонниках в оскорбительном ключе. Короче, Шоу оказался явно не готов к сопутствующему его звёздному статусу уровню напряжения, и в какой-то момент просто сломался. В конце 1939 он ушёл со сцены прямо посреди выступления, затем объявил своим музыкантам о расформировании оркестра и, несмотря на имевшиеся у него контрактные обязательства, укатил восстанавливаться в Мексику.

Через несколько месяцев он как ни в чём не бывало объявился в Калифорнии, собрал из голливудских музыкантов новый оркестр, и вновь разнообразив его струнной секцией, сразу же попал в цель своей версией услышанной им в Мексике популярной мелодии Frenesi. К свингу эта мгновенно ставшая хитом композиция имела разве что опосредованное отношение, да и настоящих джазменов в его новом составе было немного. Выделив, как это было принято, джазовую ячейку в отдельный ”бэнд внутри бэнда” – Gramercy Five – Шоу выпустил ещё несколько коммерчески успешных записей, примечательных главным образом наличием редкого по тем временам клавесина (на котором играл тот самый Джон Гуарньери, чьё имя годом ранее не потрудился запомнить Гудман) и лиричным тоном его собственного кларнета. В остальном музыка Gramercy Five кажется мне скучноватой и пресной, и всеобщего восхищения ей я, увы, разделить не могу. Впрочем, голый король или нет, решать вам, а в помощь вам один из лучших их номеров Special Delivery Stomp в качестве примера.

#Y1940 #artieshaw #johnnyguarnieri

В продолжение темы белых оркестров коротко ещё о трёх замечательных коллективах, не имевших и десятой части той популярности, которой были награждены бэнды Гудмана, Шоу или Миллера, но порой выдававших не менее интересные выступления.

1️⃣ Судьба оркестра Уилла Брэдли, нынче почти забытого, ещё раз доказывает, что ни талантливые музыканты, ни качественный репертуар не могут привести биг-бэнд к успеху, если у лидера нет чёткого представления о нише, которую он хочет со своим оркестром занять. Брэдли метался между мэйнстрим звучанием с богатыми аранжировками, как на великолепной Celery Stalks at Midnight, и вошедшим в моду буги-вуги, как на своём главном хите Beat Me Daddy Eight to the Bar. За буги-вуги ратовал в основном барабанщик и второй лидер оркестра Рэй МакКинли, с которым Брэдли в итоге так и не сошёлся во взглядах – оркестр распался в 1942.

2️⃣ Вуди Герман, которого я уже во второй раз упоминаю лишь вскользь, выпустил огненную свинг интерпретацию романтического произведения конца предыдущего века La Cinquantaine, подарив ей вдобавок и новое название – Golden Wedding. Взяв за основу мелодию композитора Жана Габриэля-Мари, Герман добавил том-том в стиле Джина Крупы времён Sing Sing Sing и создал простую, но эффективную структуру, увенчанную его собственным драматичным соло на кларнете. Расшевелит и мертвеца!

3️⃣ No Name Jive – последний большой успех главного белого бэнда начала 30-х Casa Loma Orchestra. Эти ребята играли свинг, когда ни один белый американец ещё не знал, что это такое. Именно они ответственны за проникновение оркестрового джаза в мейнстрим (ну не считать же Пола Уайтмана или Ишама Джонса джазом!). No Name Jive – отличный пример жизнеспособности кооператива Casa Loma, прошедшего целую декаду с минимальными изменениями в составе и последовательно формировавшего свой собственный стиль.

#Y1940 #willbradley #raymckinley #woodyherman #casaloma #glengray

Давно я тут не устраивал ”песню года”, в том смысле, что давно не прибегал к моему излюбленному приёму сравнения вышедших одновременно интерпретаций одной композиции от разных исполнителей. Сегодня у нас Five O’Clock Whistle – шутливая песня о незадачливом рабочем, объясняющим жене своё позднее возращение домой тем, что не услышал сигнал к окончанию рабочего дня и проработал две смены.

🔹 Для начала версия Эллы Фицджеральд, которая после смерти Чика Уэбба возглавила его оркестр. Элле не впервой было работать с комичным материалом, но в этот раз она обошлась без по-детски задорных интонаций, типичных для её работ конца 30-х. Её вокал здесь звучит мягче, увереннее, да и просто более зрело.

🔹Инструментальная версия от Эрскина Хокинса, чей бэнд также выступал в знаменитом зале Савой. Хокинс всегда находился немного в стороне от событий, определивших историю джаза, и сейчас его музыку вспоминают редко, а зря. В ней может и нет чего-то принципиально нового и оригинального, но почти любая его запись начала 40-х звучит как минимум добротно.

🔹 Популярную версию Гленна Миллера затмила выпущенная в том же году Tuxedo Junction, написанная, кстати, тем же Эрскином Хокинсом. Между тем, миллеровская интерпретация Five O’Clock Whistle вышла очень даже интересной, и если бы не скучноватый вокал, вполне могла бы также возглавить чарты.

🔹А вот вариант, предложенный Эллингтоном, вышел скорее неудачным, как и большинство записей бэнда Блантона-Уэбстера, на которых присутствует вокал Айви Андерсон. Дюк вообще редко по-настоящему вкладывал душу в записи ”коммерческих” хитов, вот и тут оркестр звучит буднично и незаинтересованно.

#Y1940 #ellafitzgerald #erskinehawkins #glennmiller #duke #ivieanderson

За названием Chocolate Dandies в разное время скрывались совершенно разные музыканты в диапазоне от Дона Редмана до Кинга Оливера, но такого звёздного состава, как на сессии 1940 под этой вывеской никогда прежде не собиралось: Бенни Картер – формальный лидер бэнда и главный альт своего времени, выдающиеся солисты – Коулмен Хокинс и Рой Элдридж, ритм-секция мечты с Джоном Кёрби и барабанщиком Армстронга Сидом Кэтлеттом. Состав сколь интригующий, столь же и рискованный. И Картера, и Хокинса, и Элдриджа, как и любых экспериментаторов, часто заносило куда-то не туда. Более того, 90% записей, выпущенных в это время их собственными оркестрами, слушать решительно невозможно. Но в данном случае звёзды сошлись, и все 4 стороны, записанные ”Дэндис” в мае 1940, оказались по-своему интересны.

Smack – посвящение Флетчеру Хендерсону, школу которого прошли и блистающий на записи Картер, и Кёрби, и Элдридж, и само собой, Хокинс. Dedication – бенефис Хока, развивающий идеи его Body & Soul, и заслуживающий схожих комплиментов. I Can’t Believe That You’re in Love With Me – люто-свингующая импровизация с чудесными соло. Обязательно сравните оригинал с отвергнутой версией, чтобы оценить степень творческой свободы, царившей в студии в день записи.

Но особенно отметить мне хотелось бы I Surrender Dear – запись, открывающуюся коротким фортепианным вступлением от Картера (есть вообще инструмент, на котором он не играл?). Два интроспективных соло Хокинса служат здесь лишь створками раковины, оберегающими спрятанную между ними реальную жемчужину – выступление Элдриджа . По записям 30-х Элдридж мне представлялся мастером фейерверков – красочных, технически трудных, но немного бесчувственных. Здесь же от его соло захватывает дух не столько из-за ширины диапазона и чёткости артикуляции, сколько из-за щемящей красоты. При этом по структуре оно скорее напоминает выступления того же Хокинса, нежели соло других трубачей. Элдриджа друзья называли Литл Джаз, и это и вправду джаз в миниатюре – импровизация гения, соединившая в себе виртуозность большого мастера и проницательность настоящего художника.

#Y1940 #colemanhawkins #bennycarter #royeldridge #johnkirby #sidcatlett

За что мы любим Билли Холидей? На этот вопрос каждый ответит по-своему, но большинство ответов, полагаю, не обойдётся без упоминания её особого умения делать песни лучше. Звучит банально, но если другие вокалистки по-настоящему расцветают на сильном материале, то Билли легко может взять средненькую композицию, разглядеть в ней самое лучшее, оставив его неизменным, а остальное... остальное – заменить собой: где-то скомпрессовать и упростить, где-то добавить ”декоративных” украшений, а где-то – и эти моменты мы ценим больше всего – отдаться на волю инстинкта.

Но иногда попадаются песни с таким характером, что даже Леди Дэй вынуждена относится к ним с большим пиететом. Гершвиновская The Man I Love – как раз из таких. Кому-то кажется, что Билли не смогла здесь по-настоящему показать себя, но по-моему выбранный ей немного прямолинейный стиль исполнения – единственно правильный. Многие пеняют на аранжировку, предполагающую две трубы и три саксофона, или утверждают, мол Билли нужны исключительно малые составы, и что Бака Клэйтона за голосом Билли многовато. Но по-моему это ерунда, и всё здесь на своём месте. Саксофоны плавно, будто в танце, ведут голос, ритм-секция с любовником Билли Фредди Грином на гитаре, как всегда, великолепна, ну а эмоциональное соло Лестера Янга не нуждается в дополнительных комплиментах. Совершенство!

#Y1940 #billieholiday #lesteryoung #buckclayton #freddiegreen #walterpage #jojones

”Но однажды вечером нас обоих вновь охватило безумие. Мы отправились в маленький сан-францисский ночной клуб на Слима Гэйларда. Слим Гэйлард — высокий тощий негр с большими печальными глазами. Во Фриско целые толпы молодых полуинтеллектуалов благоговейно внимали тому, как он играет на рояле, гитаре и бонгах.

Разогревшись, он снимает верхнюю рубаху, потом нижнюю и разгуливается по-настоящему. Он делает и говорит все, что в голову взбредет. Запоет, например, «Бетономешалку», а потом вдруг замедлит ритм и грустно склонится над своими бонгами, едва заметно постукивая по их шкуре кончиками пальцев, и все наклоняются вперед и слушают затаив дыхание; кажется, что длится это не больше минуты, а он все играет и играет, целый час, производя кончиками ногтей едва уловимый шумок, все тише и тише, пока шумок этот не перестанет долетать до слуха публики и в распахнутую дверь не ворвутся уличные звуки. Тогда он неторопливо встает, берет микрофон и произносит очень медленно: «Великолепно-руни... прекрасно-руни... привет-оруни.. бурбон-оруни... все-оруни... как там у ребят в первом ряду успехи с их девушками-ру-ни?.. оруни... руни... орунируни... » Так продолжается минут пятнадцать, голос его становится тише, и вот уже ничего не слышно. Его огромные печальные глаза оглядывают публику.

Дин стоит в толпе и твердит: «Господи! Да!» — и сводит в молитве ладони, и потеет.

— Сал, Слим знает, что такое время, он понимает время.

Слим садится за рояль и берет две ноты, две «до», потом еще две, потом одну, потом две, и вдруг замечтавшийся дюжий контрабасист приходит в себя, осознает, что Слим играет «До-джем блюз», ударяет своим огромным указательным пальцем по струнам, и вступает мощный, оглушительный ритм, и все начинают раскачиваться, Слим выглядит не менее печальным, чем обычно, они полчаса играют джаз, а потом Слим не на шутку сходит с ума, хватает бонги и выдает потрясающие быстрые кубинские ритмы, и выкрикивает что-то нечленораздельное по-испански, по-арабски, на перуанском диалекте и на египетском, на всех известных ему языках — а языков он знает великое множество.

Наконец отделение окончено; каждое отделение длится два часа. Слим Гэйлард отходит к столбу и стоит там, грустно глядя поверх голов, а люди подступают к нему поближе, желая поговорить. В руке у него появляется стакан бурбона. «Бурбон-оруни... спасибо-вау-ти... » Никому не ведомо, где витает сейчас Слим Гэйлард.

Дину как-то приснилось, что он рожает ребенка — лежит на травке у калифорнийской больницы, а живот у него непристойно раздут. Под деревом, в компании цветных, сидел Слим Гэйлард. Дин в отчаянии обратил на него свой материнский взор. Слим сказал: «Опять ты-ору-ни!» Вот и сейчас Дин приблизился к нему, приблизился к своему Богу; он был убежден, что Слим — Бог”

Джек Керуак ”В Дороге”

Прежде чем разделаться с 1940, слушаем кошерную песню Гэйларда о его кулинарных пристрастиях.

#Y1940 #slimgaillard

​​1️⃣9️⃣4️⃣1️⃣ В начале 40-х ведущие лейблы разродились целой серией джазовых альбомов – в основном антологий и ретроспектив. Описывать всё множество релизов особого смысла нет, большинство из них не содержало оригинального материала и не представляло реального интереса. Остановимся лишь на самых любопытных.

Various Artists – Kansas City Jazz (Decca, 1941, US)

Слушать: Spotify | Бот для скачивания из Spotify

Вышедший годом ранее альбом чикагского джаза Авакяна задумывался как первый в серии релизов, призванных продемонстрировать эволюцию стилей джаза. И пусть сам Авакян прекратил сотрудничество с Decca, идею его на лейбле не забросили, и за чикагским альбомом последовали новоорлеанский и канзасский. Как нетрудно догадаться, при таком формальном подходе к выбору материала, компиляции получались неровными, но специфику традиций трёх джазовых столиц они демонстрировали замечательно. Канзасский альбом вышел особенно удачным. Что такое стиль КэйСи? Это аранжировки, рождённые в джемах и живущие в коллективной памяти музыкантов (head arrangements). Это солирующие на фоне медных риффов тенор-саксофоны. Это блюз как общий язык, позволявший съезжавшимся со всей Америки музыкантам понимать друг друга. И конечно же, это стоящий во главе всего ритм с четырьмя чёткими ударами в такт. Всего этого на альбоме предостаточно.

Открывающий компиляцию буги-вуги пианист Пит Джонсон посвящает свою сторону 627 Stomp канзасскому профсоюзу музыкантов Local 627 (его здание красуется на обложке). Такое посвящение кому-то может показаться странным, но ничего удивительного в нём нет. Именно эффективная профсоюзная деятельность превратила КэйСи в центр притяжения для музыкантов со всей страны и помогла им пережить Депрессию с минимальными потерями. Идущий следом блюз Piney Brown шаутера Биг Джо Тёрнера стал главным хитом альбома, даром что написан за 5 минут прямо в студии. Сами музыканты говорили, что эта запись, как никакая другая, в точности передаёт дух полуночных канзасских джемов начала 30-х. Трубач Хот Липс Пэйдж на своих сторонах попытался воссоздать звучание легендарного бэнда Бенни Мотена, а главный архитектор этого самого звучания Эдди Дёрхэм наоборот взял главный мотеновский хит и сыграл его максимально непохоже на оригинал.

Конечно, никакой альбом канзасского джаза не мог обойтись без Каунта Бэйси. И пусть его контракт с Decca к тому времени уже истёк, на лейбле не постеснялись обратиться к архивам, поместив на альбом две отменные записи, наиболее точно отражающие разные стороны оркестра Бэйси. В искрящемся боевике Doggin’ Around в битве теноров-саксофонов скончавшийся до выхода альбома Хершел Эванс начисто убирает Лестера Янга, а в Good Morning Blues с меланхоличным вокалом Джимми Рашинга бэнд демонстрирует свои блюзовые умения. И всё же самые интересные стороны это те, на которых играет Мэри Лу Уилльямс. Готовая наконец выйти из тени Энди Кирка пианистка сначала великолепно осовременивает старые аранжировки Мотена для биг-бэнда Кирка, а потом и сама получает редкий шанс выступить лидером с малым составом на сочащейся радостью Baby Dear.

#Y1941 #petejohnson #bigjoeturner #hotlipspage #eddiedurham #countbasie #hershelevans #lesteryoung #jimmyrushing #marylouwilliams #andykirk

​​Various Artists – New Orleans Jazz (Decca, 1941, US)

Слушать: Spotify | Бот для скачивания из Spotify

Из всех этих ”городских” антологий самой интригующей в теории представлялась новоорлеанская. Новоорлеанский стиль, породивший джаз, к началу 40-х превратился в анахронизм, и идея
оживить его с помощью заслуженных ветеранов казалась своевременной и многообещающей.

К сожалению, результат оказался не столь впечатляющим. Открывающие альбом совместные записи Армстронга и Беше на деле оказываются лишь бледной тенью их работ середины 20-х. Самая сущность новоорлеанского стиля с его импровизационным контрапунктом зиждется на взаимопонимании и взаимоуважении музыкантов, а на этих сессиях ничем подобным и не пахнет. Армстронг и Беше вместо этого на протяжении четырёх сторон меряются, у кого, так сказать, инструмент больше.

А вот записи под руководством Реда Аллена и Затти Синглтона, сделанные в один день одним и тем же составом музыкантов, не лишены определённого обаяния. Музыканты не всегда догматично следуют новоорлеанским канонам, но периодически попадают в самую точку, как, например, в финале Shim-Me Sha Wabble или в неистовой версии King Porter Stomp.

Самыми любопытными оказываются 4 последние стороны, записанные под лидерством кларнетистов Джонни Доддса и Джимми Нуна. Доддс, который в 30-х в студии оказывался очень редко, решил максимально точно воспроизвести оригинальный луизианский стиль, и при всех очевидных огрехах этих записей, в них как раз ощущается тот самый дух единения, которого так не хватало Армстронгу и Беше. Для Доддса эти сессии оказались последними – он скончался от сердечного приступа два месяца спустя. Завершает же альбом Нун. Его осовремененный New Orleans Hop Scop Blues, отсутствие аутентичности которого с лихвой компенсируется задором солистов (отметим нашего старого знакомого Лонни Джонсона), оборачивается финальным ансамблевым фейерверком и несколько скрашивает впечатление от альбома.

#Y1941 #armstrong #sidneybechet #zuttysingleton #redallen #johnnydodds #jimmienoone #lonniejohnson

Раз уж речь зашла о Сидни Беше, то надо бы рассказать про предпринятый им в 1941 любопытный эксперимент. Беше в то время записывался немало, но почти на каждой сессии менял музыкантов. Видимо, немногие соответствовали его представлениям о прекрасном.

И вот одним весенним деньком ему наконец повезло сделать запись с идеальным составом. За ритм тут отвечают известные в узких кругах пианист Сидни Беше, басист Беше и барабанщик Беше. Ну а состав солистов так и вовсе поражает воображение, – к начинающему тенор-саксофонисту Сидни Беше присоединяются истинные мастера своих инструментов – Беше на кларнете и Беше на сопрано-саксофоне. Какая слаженность, какое взаимопонимание!

Шутки шутками, а это, между прочим, веха в истории звукозаписи – чуть ли не первое в истории использование техники овердаббинга. Символично, что именно темпераментному Беше, ужиться с которым удавалось не каждому, первому пришла в голову идея записать все партии самому. И да, ожидать шедевра тут, понятно, не стоит. Если вы хотите насладиться игрой Сидни, то отправляю вас слушать экзотичную Египетскую фантазию в новоорлеанском стиле с прекрасными Редом Алленом и Джей Си Хиггинботамом, или записи трио Беше с Уилли ”Львом” Смитом на фортепиано и Эвереттом Барксдэйлом на электрогитаре.

#Y1941 #sidneybechet #redallen #jchigginbotham #williethelionsmith #everettbarksdale

Если помните, описывая чудесное преображение оркестра Дюка Эллингтона, произошедшее в начале 40-х, я особо выделял фактор Блантона/Уэбстера, сравнив новых музыкантов оркестра с футболистами Ван Дейком и Мане, вокруг которых строилась игра непобедимого до недавнего времени Ливерпуля. Продолжая ту же метафору, сегодня мы остановимся на трансфере менее заметном. В 2016 в Ливерпуле сменился спортивный директор – должность занял совсем молодой Майкл Эдвартс, имя которого знакомо отнюдь не каждому болельщику. Однако же именно он, работая в связке с тренером Клоппом создал из вчерашних неудачников самую грозную команду Европы. Клопп не скупится на комплименты в адрес Эдвартса, отмечая их взаимопонимание: «сколь полярными ни были бы наши мнения в начале разговора, они всегда сойдутся к его концу».

Кем-то похожим стал для Эллингтона присоединившийся к его оркестру молодой Билли Стрэйхорн. «Он моя правая рука, моя левая рука и дополнительная пара глаз на затылке», – так Дюк описывал его значение для оркестра. На самом деле роль Стрэйхорна, в своих талантах и устремлениях во многом дублировавшего Эллингтона, трудно уместить в чёткие рамки. Он выступал и как композитор, и как аранжировщик, и как автор текстов. Где заканчивается Стрэйхорн и начинается Эллингтон, теперь уже, кажется, не определить.

История его появления в оркестре чем-то напоминает историю Блантона. Молодой, никому не известный, живущий вдали от джазовых центров притяжения музыкант за одну ночь своей игрой поражает Эллингтона и мгновенно получает от того приглашение присоединиться к оркестру. Согласно эллингтоновской мифологии, в случае со Стрэйхорном это приглашение содержало ещё и подробную инструкцию, как добраться до Гарлема. Начиналось оно следующим образом: «Садись на поезд ”А”». Так родился один из самых узнаваемых номеров всей эры свинга – Take the ”A” Train. Качающий ритм от Грира и Блантона, невероятное соло от сменившего Кути Уилльямса трубача Рэя Нэнса, заставляющая вспомнить Флетчера Хендерсона аранжировка и моментально узнаваемое звучание оркестра Эллингтона. Идеально!

#Y1941 #duke #billystrayhorn #jimmyblanton #sonnygreer #raynance

Помимо внешних факторов, вроде появления новых музыкантов, на расцвет оркестра Дюка Эллингтона повлияли и изменения, происходящие внутри самого Дюка. К началу 40-х он наконец оправился от смерти матери, поборол обиду на отказывающихся принимать его большие работы критиков, ушёл от Ирвина Миллса и после невероятно успешных гастролей в Европе наконец обрёл уверенность в правильности выбранного творческого пути.

Одним из символов этой уверенности стало создание ревю Jump for Joy. Ревю сильно отличалось от привычных постановок и содержало очевидный политический посыл, направленный против расизма и сохраняющихся на Юге порядков. Смелый шаг даже привлёк внимание ФБР, уже три года как наблюдавших за Эллингтоном и подозревавших его не то в симпатии к коммунизму, не то ещё в каких-то понятных одним лишь американцам грехах (все файлы сейчас находятся в открытом доступе). Ревю продержалось всего-то чуть более 9 недель, но подарило нам небывалой красоты номер – I Got It Bad and That Ain’t Good с вокалом Айви Андерсон, для которой это, наверное, лучшее выступление во всей карьере.

В 1940 Дюк начал сотрудничать ещё с одним вокалистом – обладателем специфического баритона Хёрбом Джеффрисом. Интересно, что во времена, когда многие цветные актёры и певцы по коммерческим причинам пытались сойти за белых, Джеффрис, в котором африканской крови, похоже, вообще не было, претворялся луизианским креолом, чтобы получить место в чёрных джазовых оркестрах. Его звёздным часом стал великолепно аранжированный Стрэйхорном номер Flamingo.

На обеих записях помимо вокалистов блистает и Джонни Ходжес, который, даже не получая много времени, добавляет нежности и хрупкости в мягкое и густое звучание оркестра.

#Y1941 #duke #ivieanderson #herbjeffries #billystrayhorn #johnnyhodges

Если музыкальные автоматы, столь естественные для предвоенной Америки, мы представляем себе относительно хорошо – кто-то видел их вживую в распространившихся в последнее время стилизованных барах и спикизи, кто-то – в кино, то феномен саунди нам уже менее понятен. Что же такое саунди? Саунди это короткий трёхминутный звуковой фильм, за 10 центов демонстрировавшийся в специальных видео-автоматах – их называли Панорамами. Выглядели эти Панорамы внушительно – размером и формой они чем-то напоминали современные банкоматы, а их лакированная деревянная обшивка с экраном на передней панели придавала им одновременно солидный и интригующий вид. Такие автоматы вскоре появились по всей Америке – их устанавливали в барах, в тавернах, на вокзалах и даже на фабриках. Всего одна монета отделяла простых американских работяг из глубинки от того, чтобы собственными глазами увидеть музыкантов, скрашивающих вечера их тяжёлых будней своими радиотрансляциями. Настоящее чудо!

Оркестр Дюка Эллингтона одним из первых получил собственные саунди. Дюк любил видео и на экране появлялся уже не раз, но трудно не увидеть в этом ещё и признание определённого статуса. Абы кого для саунди не записывали. Итак, смотрим!

1️⃣ Hot Chocolate (Cottontail) – самый пламенный номер бэнда с соло Уэбстера и безумнейшими танцами. Видео, в котором хочется оказаться самому!

2️⃣ Flamingo – чуть менее карамельная, чем на студийной записи, версия баллады с альто-саксофоном Ходжеса и вокалом застывшего на одном месте Джеффриса. Бонусом идёт балет.

3️⃣ I Got It Bad – на которой Дюк сначала даёт Фэтса Уоллера (тот всегда играет в окружении красоток), а потом обнаруживает удивительное душевное родство с автором этого канала, с безмятежным видом и бокалом в руке лёжа на тахте. Айви Андерсон остаётся только вздыхать.

4️⃣ Ну и чтобы, как говорится, два раза не вставать, вышедшая чуть позже Jam Session – тут свои 15 секунд славы получают и Нэнс, и Стюарт, и Уэбстер, и Трики Сэм, и Бигард, и даже редко попадающий в кадр Грир.

#Y1941 #jazzmovie #soundie #duke #benwebster #johnnyhodges #herbjeffries #ivieanderson #raynance #rexstewart #trickysamnanton #barneybigard #sonnygreer

Так получилось, что Эллингтон-композитор и Эллингтон-бэндлидер всегда затмевали Эллингтона-пианиста. В отличие от Хайнса или Бэйси, Дюк солировал не так часто, а сами его соло редко выходили столь же запоминающимися, как у других музыкантов его оркестра.

В 1941 у слушателей появился повод повнимательнее прислушаться к исполнительскому стилю Дюка. Этим поводом стали записанные для антологии Hot Piano две сольные вещи – Dear Old Southland и Solitude. Вообще антологии, выстроенные вокруг одного инструмента, это коронавирус 1941 года – очень заразно (не уберёгся ни один крупный лейбл) и смертельно скучно (составители часто сваливали в кучу старый материал и выпускали его под каким-нибудь нелепым названием вроде Tenor Saxophobia). Впрочем, к Hot Piano это относится в наименьшей степени. Интересно, что для альбома Дюк выбрал две меланхоличные баллады, неспешный темп которых идеально подходил его стилю. Никакой бравады техническими выкрутасами тут нет – Дюку незачем хорохориться. Его интересуют чувственность, настроение. В конце концов и слушаем мы его музыку главным образом за тем, чтобы ощутить мир таким, каким ощущает его Эллингтон. И в этой передаче собственного мироощущения, преисполненного какого-то духовного благородства, Дюку нет равных.

#Y1941 #duke

Отдельный интерес представляет дуэт Дюка Эллингтона с Джимми Блантоном – возможно, первый записанный дуэт фортепиано и контрабаса. Слушаем Mr. J.B. Blues. Как понятно из названия, это в большей степени бенефис Блантона, уже изменившего басовое пиццикато в джазе и стремившегося продемонстрировать, что и со смычком в руке он звучит не хуже (спойлер: хуже). Несмотря на формат дуэта, роль Дюка тут явно вспомогательная, а его фортепиано звучит подчёркнуто минималистично. И всё же за внешней простотой блюзовой формы, проглядывается мастерское умение в одно мгновение перенаправить течение пьесы в неожиданное русло.

#Y1941 #duke #jimmyblanton

Время Диззи Гиллеспи в оркестре Кэба Кэллоуэя подходило к концу. К бэнду присоединился новый трубач Джона Джонс, стиль которого лучше, чем вся эта “китайская”, как выражался Кэб, музыка Диззи, вписывался в эстрадное звучание коллектива. Трубу Гиллеспи на записях было слышно всё реже. Впрочем, формальным поводом для его ухода стал инцидент, произошедший в конце 1941.

Дело было вот как. К неудовольствию Кэба Диз на сцене часто дурачился и обезьянничал. Во время одного из выступлений после соло своего друга Милта Хинтона Диззи с гримасой отвращения на лице зажал нос, выражая тем самым своё отношение к только что сыгранному. Это не ускользнуло от внимания Кэба. Когда же в следующий момент в него, освещённого светом прожекторов, прилетел шарик пережёванной бумаги, то всякому его терпению пришёл конец. Как только занавес опустился, Кэб в ярости налетел на Диззи. Самое интересное, что шарик был запущен вовсе не Гиллеспи, а как ни в чём не бывало собравшим свои вещи и отправившимся восвояси Джонсом. Дизу было обидно, но выдать товарища он не мог. Между тем, Кэб не унимался, и дело закончилось потасовкой, во время которой Диззи выхватил нож и слегка порезал Кэба. Надо ли говорить, что его работа в оркестре на этом закончилась (наёмные рабочие, мотайте на ус – если дорожите своей работой, постарайтесь не пырять босса ножом в присутствии коллег).

Mrs. Finnegan стала последней записью с оркестром Кэба не только для Гиллеспи, но и для Чу Берри, о котором подробнее в следующем посте.

#Y1941 #cabcalloway #dizzygillespie #chuberry #milthinton #jonahjones

В октябре 1941 в автомобильной катастрофе погиб Чу Берри, чрезвычайно важный для эпохи свинга солист, который мог бы, наверное, стать не менее заметным музыкантом и в 40-х. Не зря же Берри часто захаживал в Minton’s Playhouse – клуб, ставший колыбелью бибопа. Тедди Хилл, менеджер клуба, устраивал по понедельникам огромный джем для лучших музыкантов Нью-Йорка, и нередкий их гость Берри даже посвятил этим тусовкам одну из своих последних записей – Monday at Minton’s. В тот же день они с Хот Липс Пейджом записали еще и отменную балладу Gee Baby, Ain’t I Good to You?.

Вообще о Берри я писал маловато, а ведь в быстром темпе ему среди всех тенор-саксофонистов того времени просто не было равных! В попытке исправиться, делюсь небольшим плейлистом из 10 лучших его записей. Надеюсь, он скрасит вам эти полные тревог дни.

#Y1941 #chuberry #hotlipspage

Гибель Чу Берри была не единственной потерей джаза – в 1942 с разницей в 4 месяца скончались Чарли Крисчен и Джимми Блантон. Удивительно, насколько схожими оказались их судьбы: оба родились вдали от джазовых столиц, оба в 1939 ещё совсем молодыми попали в ведущие оркестры своего времени, оба за короткий срок заново изобрели ”язык” своего инструмента – электрогитары и контрабаса соответственно. И обоих почти одновременно скосил туберкулёз.

В 1941 Крисчен, несмотря на ухудшающееся здоровье, был невероятно активен и продемонстрировал сразу несколько сторон своего гения. Начнём, пожалуй, с его блюзовой ипостаси. Слушаем выпущенную на Blue Note вещь Profoundly Blue кларнетиста Эдмонда Холла с басом Израиля Кросби, неожиданной челестой Мида ”Лакса” Льюиса и не менее неожиданной акустической гитарой Крисчена, который напоминает, что кровь-то в нём течёт техасская, и на блюзе он не одну собачку съел. Это блюз с душой наизнанку – как раз то, что большинству из нас сейчас нужно.

#Y1941 #charliechristian #meadeluxlewis #israelcrosby #edmondhall

Почти каждую ночь, отыграв свой сет с Гудманом, Чарли Крисчен мчался в Minton’s Playhouse, где молодые Телониус Монк, Кенни Кларк, Джо Гай, Ник Фентон и часто присоединявшийся к ним Диззи Гиллеспи пытались опытным путём подобрать формулу эликсира, способного дать джазу новую жизнь. Крисчен был настолько увлечён свежестью этой музыки, что даже купил и оставил в Минтонс дополнительный усилитель, который после его смерти надолго стал главной реликвией клуба. И публика, и сами музыканты всегда с нетерпением ждали появления Крисчена – он был не только самым успешным исполнителем среди всех минтоновских юных алхимиков, но и самым зрелым.

Впрочем, эта новая музыка, впоследствии названная бопом или бибопом, а тогда не имевшая отдельного названия (сами минтонцы использовали термин modern jazz), была мало кому известна за пределами круга нью-йоркских музыкантов и пары десятков преданных фанатов. Лейблы не обращали на неё никакого внимания. И судить об игре Крисчена и его вкладе в становление бопа мы можем лишь по счастливой случайности – благодаря энтузиазму одного студента, который записал несколько джемов из Минтонс. Самая значимая из этих записей теперь известна нам как Swing to Bop, и её крутость невозможно переоценить. То, что Крисчен показывает за первые три с половиной минуты записи вызывает у меня лишь один вопрос: какого чёрта, Бенни? Какого чёрта ты давал Крисчену по 30 секунд на соло, когда в голове у него было столько невероятных идей?

Другие записи, сделанные в Минтонс в 1941, можно без труда найти в стриминговых сервисах (Odesli). Очень советую!

#Y1941 #charliechristian

И всё же имя Чарли Крисчена ассоциируется в первую очередь с малыми ансамблями Бенни Гудмана – в период с 1939 по 1941 он был чуть ли не единственным постоянным их участником (помимо, разумеется, самого Бенни). Из-за этой чехарды с меняющимся составом музыкантов каждая студийная сессия отличалась своим уникальным звучанием.

Из всех выпущенных в это время записей секстета Гудмана советую послушать те, что сделаны вместе с половиной лучшей ритм-секции мира – Каунтом Бэйси и Джо Джонсом. Скупые касания клавиш Каунта и элегантный хай-хэт Папы Джо по очереди отправляют виртуозных солистов в одиночное плавание, заканчивающееся предсказуемой встречей в концовке. Это музыка без новшеств и сюрпризов, но преисполненная класса. Слушаем возвращённый к жизни хит 20-х I Found a New Baby с культовым соло Крисчена и драйвовый Breakfast Feud, где с той же искрой играют Гудман и Оулд. А вот Кути Уилльямс едва ли похож на себя самого времён оркестра Эллингтона. Неудивительно, что в бэнде Гудмана он в итоге надолго не задержался.

#Y1941 #charliechristian #bennygoodman #countbasie #jojones #cootiewilliams #georgeauld #artiebernstein

Бенни Гудман в 1941 оказался в затруднительном положении – от него сбежала вокалистка. Великолепная Хелен Форрест не выдержала его непростого характера и ушла из оркестра – по собственным словам, ”во избежание нервного срыва”. Вокалистка Гудману была нужна позарез, ведь без звучного голоса рассчитывать на коммерческий успех было намного труднее. Тут-то в одном из чикагских клубов ему и подвернулась молодая Пегги Ли. Гудман, игравший с каждой великой певицей своего времени и предъявлявший к своим вокалисткам невероятно высокие требования, мгновенно влюбился в её вкрадчивый и знойный голос. Он сразу же записал несколько работ с вокалом Ли, и продолжал верить в неё, даже когда она сама в себя уже не верила. Именно Бенни удержал
расстроенную Пегги от ухода из оркестра после холодной реакции, которой наградила её критика после первых выступлений. Слушаем поп-стандарт Let’s Do it (Let’s Fall in Love) с ещё старым, не тронутым политкорректностью, текстом.

Но самое интересное, как это зачастую и случается, притаилось на обратной стороне сингла. Посвящение Эрлу Хайнсу, так и названное The Earl, было написано Мелом Пауэллом – будущим обладателем Пулитцеровской премии, а пока просто юным пианистом, только что присоседившимся к оркестру. Обратите внимание на отсутствие ударных, оммаж Хайнсу в середине и страйдовые вкрапления. Очень необычная для оркестра Гудмана запись.

#Y1941 #bennygoodman #peggylee #melpowell

Ещё одна любопытная симметрия: в 1941 Арти Шоу и Гарри Джеймс одновременно выпустили двухчастные работы псевдоклассической формы – Concerto for Clarinet и Trumpet Rhapsody соответственно. Обе записи были призваны напомнить слушателям о виртуозности их создателей, отсюда и вынесенные в заглавие инструменты. Обе работы использовали нетипичный для свинговых биг-бэндов состав со струнной секцией, отсюда кивок в сторону классических форм, за которым на деле мало что скрывается.

Сразу оговорюсь, что как личность Арти Шоу мне глубоко неприятен (в принципе это заметно и по предыдущим постам). Вся эта надменность, напускная интеллектуальность, образ непонятого плейбоя... чего только стоит его ехидный ответ на предложение Гудмана обсудить инструмент, на котором они оба играли: ”Бенни, тебе не понять. Это ты играешь на кларнете, а я играю музыку”. И ладно бы за этими словами действительно скрывалась уверенность опережавшего время гения, но нет – думаю, Шоу просто завидовал гудмановскому успеху. А уж сколько откровенной пошлятины он сам записал! Едва ли он имел право с таким снисхождением отзываться о Гудмане. Но как бы не хотелось мне возненавидеть самую претенциозную работу Шоу, у меня ничего не получается. ”Кончерто” хорош почти всем – Арти выдаёт феерические каденции, при этом оставляет место для других солистов, уместно использует струнные и, что особенно иронично, открывает вторую часть абсолютно гудмановским по звучанию дуэтом с барабанщиком Ником Фатулом.

Теперь обратимся к ”Рапсодии” Джеймса. Гарри – типичный пример бэнлидера, которому остальные члены оркестра нужны разве что для того, чтобы заполнять паузы между его собственными выступлениями. Первая часть работы всецело принадлежит его нагоняющей драматизма трубе – романтичной почти до неприличия. Да и во втором, кажущемся необязательным, отделении он лишь ненадолго позволяет другим музыкантам выйти на первый план, чтобы всё-равно героически вернуться в концовке. Не будем углубляться в рассуждения о том, имеет ли всё это хоть какое-то отношение к джазу – просто насладимся отличными композициями.

#Y1941 #artieshaw #nickfatool #harryjames